я ключи от сейфа, открыли его, сфотографировали полароидом расположение папок внутри, а потом приступили к пересъёмке документов. На всю работу ушло три часа.
О результате операции Хант написал так: «Ещё до рассвета команда преодолела на самолёте расстояние от Мехико до Далласа. Там участники операции сменили документы прикрытия на настоящие и пересели в другой самолёт, направлявшийся в Вашингтон. В пакете, который перевозился отдельно, находился результат ночного фотографирования. Плёнка с шифровальной книги была направлена в NSA (Агентство национальной безопасности), все другие плёнки были переданы в соответствующие подразделения ЦРУ. Резидентура в Мехико получила списки мексиканцев, которых посольство Гватемалы привлекло к своим делам. Не менее важными были заметки посла о планах по закупке оружия и боеприпасов в Мексике, описание внешности связника советского посольства с послом, и его личные оценки руководящего состава американского посольства»[49].
Резидентура ЦРУ в Мексике вела целевую издательскую работу, привлекая в качестве авторов бывших попутчиков и сторонников СССР. В книге Ханта есть эпизоды, посвящённые подопечным «писателям». О некоторых он умолчал, считая, что они ещё состоят в сети, в частности, о Хосе Антонио Рико Мартинесе, воспоминания которого «Во владениях Кремля» появились на полках книжных магазинов в Мехико в 1950 году[50].
Хант поведал ещё об одном подопечном – Валентине Гонсалесе («Кампесино»), который прославился в Испании как партизанский командир. О его боевых рейдах по тылам франкистов написал Эрнст Хемингуэй в романе «По ком звонит колокол». После испанской войны Гонсалес попал в Советский Союз, был принят на учёбу в Военную академию им. Фрунзе, но из-за нарушений дисциплины, хулиганства и прочих проступков был отправлен «на перевоспитание» то ли в Сибирь, то ли в Казахстан. После всех злоключений Гонсалес, живой и здоровый, очутился в Париже. Там на него наткнулся троцкист Горкин. «Кампесино» показался ему подходящим персонажем для книги, разоблачающей сталинизм. Горкин предложил резидентуре ЦРУ в Париже подготовить «автобиографию» испанского героя гражданской войны. Предложение было принято. В целях конспирации Горкина и Гонсалеса переправили в Мексику, где они попали под опёку Ханта.
«Кампесино» поселили на конспиративной квартире в Куэрнаваке. К нему ежедневно приходил Горкин: задавал вопросы, записывал ответы, переспрашивал, уточнял. По вечерам Горкин со свойственной ему нацеленностью на «конечный пропагандистский результат» обобщал материал, составлял очередной фрагмент «автобиографии». Не без удовлетворения Хант констатировал, что автобиография Гонсалеса под названием «Жизнь и смерть в СССР» была переведена на многие языки и распространялась во всех странах Латинской Америки.
Посол Капустин избегал публичных выступлений в духе Уманского. Наступательная внешняя политика – это звучит хорошо, но для Мексики, считал Капустин, «тихая дипломатия» является наиболее подходящим вариантом общения с правительством, без требовательных нот и заявлений, предпочтительнее в устной форме. Впрочем, фигурировать в публичных акциях иногда приходилось. Так, июнь 1951 года был объявлен «Месяцем дружбы между народами Мексики и СССР», и Капустину пришлось быть в центре событий. Основное мероприятие прошло в театре «Арбеу». В президиуме находились Хосе Мансисидор, председатель Общества друзей СССР, Луис Чавес Ороско, руководитель Мексиканско-русского института культурных связей, дипломаты союзных стран.
Основную речь произнёс Ломбардо Толедано, завершив её словами: «Слава Сталину!» В правительственной газете «Ла Насьон»[51] было отмечено, что в театре «Арбеу» все ораторы единодушно утверждали: «Народ Мексики ни при каких обстоятельствах не будет воевать против СССР». Но без нескольких капель дёгтя не обошлось. Репортаж имел двусмысленный подзаголовок «Советское проникновение». В опубликованной в газете программе «Месяца дружбы» фотовыставка «Победа Советской демократии» не без иронии была названа «сюрреалистической». Имелись и другие ехидные реплики: «После завершения выступления Висенте Ломбардо Толедано посол СССР и подчинённые функционеры, которые его сопровождали, сеньор Филлип Катц, временный поверенный Польши в нашей стране, и Олдрич Кайср, посол Чехословакии, покинули театр и сели в роскошные автомобили Бьюик, те самые лимузины, которые используют плутократы и производят ненавистные американские капиталисты».
В театре разбросали листовки в защиту Валентина Кампы, коммуниста, бывшего лидера железнодорожников: «Подлинный друг СССР сидит в тюрьме». В листовке было всего несколько строк: Кампа попал за решётку в 1949 году, потому что он защищает СССР и дело мира, разоблачает воинственные планы Трумэна и империализма янки. Свободу Валентину Кампе!
Вечером, в посольстве, Капустин поблагодарил сотрудников, сопровождавших его в театр, и заметил, что листовка правильная по содержанию, но товарищи выбрали не то место и не то мероприятие, чтобы её распространять. «Не исключаю, что это хитро задуманная провокация. Чья, гадать не буду. У нас много врагов».
Развитие культурных связей с Мексикой посол Капустин считал самой «бесконфликтной» областью двусторонних отношений. Уманский оставил ему в наследство проект обмена работ советских и мексиканских художников. Гибель посла в авиакатастрофе не позволила завершить проект, но девятнадцать художников Мексики успели передать свои произведения Мексиканско-русскому институту для отправки в Москву, где их собирались показать советскому зрителю. Недавно прошедшая в советской столице выставка мексиканского плаката пользовалась громадным успехом, и такой же реакции можно было ожидать от художественной экспозиции. Работы были отправлены в Москву и поступили в ведение ВОКС – Всероссийского общества культурных связей. Посол в письме от 10 октября 1945 года поблагодарил отдельными письмами всех мексиканских дарителей.
Переписка по поводу организации выставки мексиканцев длилась полтора года. Много времени потребовалось для сбора биографических справок на дарителей. Но в Москве, ознакомившись с присланными произведениями, твёрдо решили работы публично не показывать из-за их формалистического декадентского содержания. Только две-три графических работы отвечали критериям реализма, демократического содержания и антиимпериалистической направленности. По этой причине все присланные работы осели в хранилищах ВОКС.
Среди дарителей стоит выделить двоих – Луиса Ареналя и Фриду Кало.
Луис Ареналь – художник и график, входил в круг Давида Сикейроса и был одним из участников первого покушения на Троцкого в мае 1940 года. Сложные времена он переждал в Чили вместе с Сикейросом и членами его «команды». Когда Луис вернулся в Мехико, власти его не преследовали.
Фрида Кало передала в дар СССР самую большую свою картину «Раненый стол». Об этой картине вспомнили в 1952 году. Мексиканцы решили показать её на выставке в Париже – «Искусство Мексики с доколумбовых времён до наших дней». Об этих планах посол Капустин сообщил в Москву. Оттуда через МИД ответили, что «указанная картина не имеет художественной ценности, никогда не выставлялась и хранится в ВОКСе». Руководство ВОКСа предложило передать работу Кало мексиканскому посольству в его полное распоряжение. Несмотря на фактическое согласие советской стороны вручить картину посольству, там сочли, что её транспортировка будет слишком дорого стоить, и потому работа осталась в хранилище ВОКСа.
В феврале 1953 года МИД СССР переслал руководству ВОКСа информацию из советского посольства в Мексике:
«Фрида Кало, жена известного мексиканского прогрессивного художника Диего Риверы, в разговоре с послом в Мексике А. Капустиным сообщила, что Д. Ривера завершает работу над портретом Иосифа Сталина. Фрида Кало хотела бы лично привезти этот портрет в Москву, и просит помочь ей в организации поездки этим летом. Товарищ Капустин отметил, что Фрида Кало является художницей футуристического стиля. Известно, что в 1948 году она послала в адрес ВОКСа свой дар [картину «Раненый стол»]. По данным Капустина, желание художницы Фриды Кало посетить Советский Союз, по-видимому, вызвано необходимостью её осмотра советскими специалистами, поскольку она страдает от серьёзных травм ноги, вызванных автомобильной аварией. Пожалуйста, сообщите о вашем решении по поводу возможности приезда Фриды Кало в Москву».
Из ВОКСа ответили 23 мая: «В приезде художницы не заинтересованы».
Уже после смерти Фриды Диего Ривера решил показать её картину «Раненый стол» на выставке в Варшаве и ряде других европейских городов. «В память о жене», – так он объяснил просьбу, обратившись в конце 1954 года к новому советскому послу в Мехико. Возражений у ВОКСа не было, картину отправили в Польшу, где она пользовалась успехом у зрителей. Однако после показа в Варшаве следы картины затерялись. До сих пор её судьба остаётся загадкой. Не исключено, что Ривера, узнав о пренебрежительном отношении московских кураторов к одной из последних и, несомненно, знаковой работе Фриды, решил надолго вывести её из выставочного «оборота». Картина «Раненый стол» была возвращена им в Мексику. Вполне может быть, что её «случайно» обнаружат в каком-нибудь из банковских хранилищ Мехико, как раз к столетнему юбилею со времени создания…
С кубинской сигарой, коктейлем в руке…
О предстоящей загранкомандировке Федор Гаранин узнал от друга-кадровика, встретив его в коридоре Лубянки в середине июня 1943 года: «Строго между нами. Тебя планируют резидентом на Кубу. Других кандидатов нет. Так что готовь чемодан и жену к поездке».
Это известие Гаранин встретил со смешанными чувствами. Война с Гитлером в самом разгаре, ожесточённые бои идут по всей линии фронта, главная сфера деятельности разведки – оккупированная территория СССР и Европа, а его отправляют за тридевять земель на тропический курорт.