Кубинские условия поначалу показались Гаранину благоприятными для разведывательной работы. Кубинцы легко шли на контакт, рассказывали о себе, давали характеристики «лицам, представляющим оперативный интерес», и комментировали текущие политические события, не оглядываясь с опаской по сторонам.
Активность резидента контрастировала с размеренным режимом «чистых» сотрудников миссии и требовала от него ухищрений для зашифровки «ведомственной принадлежности». Резидент написал об этом в конце 1943 года в личном письме Кумарьяну, куратору резидентуры: «Кубинцы, как правило, работают до двух часов дня, затем погружаются в социальную жизнь: встречаются с друзьями, отдыхают в кафе и ресторанах, решают личные вопросы. Я часто получал от кубинцев приглашения встретиться в послеобеденное время и почти всегда отказывался. Распорядок миссии резко отличается от местной традиции: мы работаем с утра до ночи с часовым перерывом на обед. Я много терял от этого, так как не мог поддерживать с людьми постоянные отношения. Мною просто переставали интересоваться. Конечно, я мог бы нарушить этот распорядок, но тогда стал бы слишком заметен, потому что и без того кубинцы считают меня единственным человеком в миссии, который общается, поддерживает личные отношения и стремится контактировать с ними. А кубинцы весьма ценят персональные связи».
Гаранин сблизился со многими видными писателями, художниками и поэтами. Это был цвет кубинской творческой и интеллектуальной элиты. Они в большинстве своём симпатизировали Советскому Союзу, помогали ему в борьбе с фашизмом – материально, выступлениями в печати и на радио, участием в массовых акциях, прежде всего за открытие в Европе второго фронта. Советского дипломата охотно принимали в литературных салонах, в том числе у Сары, сестры почитаемого на острове писателя, драматурга и дипломата Альфонсо Эрнандеса Ката, погибшего в 1940 году. Это открыло Гаранину двери многих респектабельных и влиятельных семей в Гаване. Представитель страны, дающей героический отпор гитлеровским агрессорам, пользовался популярностью у кубинок. Он был крепко сколочен, уверен в себе. Волнистые волосы, голубые глаза, его славянское обаяние было неотразимо. В письме «куратору» Кумарьяну Гаранин без ложной скромности признался: «Местные дамы меня преследуют, но поползновения такого рода я мягко, но решительно отклоняю».
О своей «акклиматизации» в стране резидент писал почти по-журналистски, с живописными подробностями:
«Испанский язык меня ещё плохо слушается, но я стараюсь изучать его в активном режиме и встречи с кубинцами провожу регулярно. Гавана своеобразный город. Просто пройтись по улице здесь невозможно: они узкие, во многих местах приходится пробираться буквально боком. Повсюду теснота, жара, потоки автомашин, назойливые нищие и женщины легкого поведения. То и дело подходят подозрительные типы, говорят: «У меня есть красивая дочь, не хотите ли провести с нею время?»
Куба – уродливая колониальная страна, в которой бросаются в глаза разложение, взяточничество, жульничество, всеобщее мошенничество и крайняя бедность населения. Говорят, на острове воруют все, начиная с президента. Повсюду тебя обступают попрошайки, надоедают спекулянты и продавцы лотерейных билетов. Много пьянства. Всё списывают на проклятую войну, которая пагубно отражается на жизни простых кубинцев. Необходимо помнить, что в стране всё контролируется американцами. Только официальных представителей США в посольстве 40 человек. А сколько понаехало других, не дипломатов?
Деловые свидания вся приличная публика проводит в кафе, пивных заведениях, барах, где есть кондиционеры. Обращаться к Хозяину за «представительскими» я не хочу, т. к. нужно докладывать, куда идёшь, какие вопросы будешь решать, получены ли тобой нужные результаты. Плюс к этому ведение дневника официальных встреч с обязательным указанием имени собеседника, что для нашей работы недопустимо. За прошедшее время на угощение полезных кубинцев в городе (см. отчёты) я израсходовал из кассы резидентуры 50 долларов. Но главная статья моих расходов – телеграфная связь: 150 долларов за два последних месяца. Моё общение с кубинцами позволило мне приобрести «местный колорит» и не слишком выделяться из общего ряда, как это было поначалу. «В белом костюме, с коктейлем в руке я затерялся в весёлой толпе», – написал один местный поэт. Это, на мой взгляд, и есть самая подходящая «акклиматизация» по-кубински. Свой «парадный» чёрный костюм из Москвы я повесил в шкаф и пользуюсь им крайне редко: слишком выделяется своим угловатым фасоном».
Вспоминая о первых днях на Кубе, Гаранин признавался, что его раздражала беззаботная жизнь Гаваны, казавшаяся ему празднично-карнавальной по сравнению с тем, что он оставил дома, за тысячи километров от этого тропического рая. В памяти постоянно всплывали ежедневные сводки Информбюро о положении на фронтах, бесконечные санитарные составы с ранеными, серо-землистые лица людей в тылу, преобладание тёмных и защитных тонов в одежде, ожесточённость душ и ненависть к врагу. Гаранину иногда казалось, что кубинцы с недостаточным сочувствием и пониманием относятся к борьбе СССР с фашистской Германией, что солидарность их – не более чем «исполнение союзнического долга» на дипломатических приёмах или общественных мероприятиях. Нет, к кубинцам надо было привыкнуть, разглядеть за их негаснущими улыбками и внешней легкомысленностью людей чести и долга, готовых жертвовать собой за идеалы, которым они поклялись служить, как это было в годы гражданской войны в Испании.
Напряжённые будни в тропическом раю
Отношения Кубы с Советским Союзом в 1943 году складывались самым лучшим образом. Президент Батиста назначил своего вашингтонского посланника Фернандо Кончесо «по совместительству» посланником Кубы в СССР. В апреле 1943 года он вылетел в Россию по характерному для того времени извилистому маршруту, включавшему Африку, и в середине мая прибыл в Куйбышев, куда в дни немецкого наступления на Москву был переведён основной состав НКИД и весь дипломатический корпус.
В Советском Союзе Фернандо Кончесо находился до первых дней июня. Апогеем его визита стала встреча со Сталиным 28 мая в Кремле в 22.00. Несмотря на огромную занятость (готовилось Курское наступление), Сталин принял кубинского посланца, который привёз личное письмо президента Батисты. А. Сизоненко, специалист по Латинской Америке, в одной из публикаций рассказал о том, как проходила эта встреча:
«Переводил беседу известный кремлёвский переводчик В.Н. Павлов (посланник говорил по-английски). Первым делом Кончесо передал Сталину письмо. Оно было в двух экземплярах – на испанском и английском языках. Павлов тут же перевёл Сталину его текст. В письме содержалось выражение симпатий правительству и народу Советского Союза от имени президента и правительства Кубы, а также кубинского народа. Далее говорилось, что нападение Германии «вынудило Советский Союз мобилизовать внутренние силы, чтобы спасти вместе с завоеваниями вашей великой революции независимость Советского Союза и свободу мира. Народ Кубы, любящий свободу, за которую он боролся в течение десятилетий, сумел оценить ваши титанические усилия. Установлением дипломатических отношений между нашими двумя странами он хочет воздать должное и честь вашему патриотизму, армии и народу Советского Союза»… После того как Сталин был ознакомлен с содержанием письма, он спросил, нужно ли его публиковать. Кончесо ответил утвердительно. Сталин также сообщил посланнику, что ответ Батисте будет дан в скором времени»[55].
Вся беседа Сталина с Кончесо заняла двадцать минут. Парадоксальной стороной её было то, что советский лидер не задал самого очевидного вопроса: о вкладе Кубы в борьбу с гитлеровской Германией. Все вопросы, обращённые к кубинскому посланнику, носили «страноведческий характер» или «уточняли» характер существующих отношений между Кубой и Соединёнными Штатами. Запись беседы подтверждает это:
«Сталин спрашивает, является ли Куба независимой страной, не зависит ли она от США. Кончесо отвечает, что Куба является независимой страной с 1902 г. Но до 1933 г. в её Конституции была оговорка, что в случае беспорядков Соединённые Штаты имеют право вмешиваться во внутренние дела Кубы. В 1933 г. эта оговорка была исключена из Конституции.
Сталин спрашивает, имеются ли на Кубе американские войска. Кончесо отвечает, что раньше на Кубе американских войск не было. Теперь, во время войны, на Кубе, как и в Бразилии, имеются американские войска на одном из аэродромов, где они проходят обучение.
Сталин спрашивает, как велико население Кубы. Кончесо отвечает, что население Кубы – 4,5 млн человек.
Сталин спрашивает, всё ли население является испанским по национальности. Кончесо отвечает, что 95 % населения Кубы составляют испанцы.
Сталин спрашивает, имеет ли Куба свою армию. Кончесо отвечает, что в её армии примерно 40 тыс. человек.
Сталин спрашивает, что экспортирует Куба. Кончесо отвечает: тростниковый сахар, который она производит в количестве 4–5 млн. мешков в год, а также стратегические материалы, такие, как вольфрам и марганец»[56].
На послание Батисты был подготовлен ответ от имени Молотова. «По поручению» Сталина он передал президенту Кубы благодарность за высказанные им дружеские чувства в адрес Советского Союза. В конце июня Кончесо вернулся в Гавану, чтобы дать отчёт Батисте о результатах своей миссии.
В интервью журналу «Боэмия» Кончесо, опытный, много повидавший на своём веку дипломат, с восхищением отозвался о Советской России, боевом духе её руководителей и народа, которые «полностью убеждены в том, что победа будет за ними. В этот исторический час они смогли сконцентрировать всю свою энергию. И никакая неудача не может сломить эту веру русского народа в его окончательный триумф. Там жертвуют для этого всем, чем только можно… Советский народ мобилизовал экономику для военных нужд, и этого мог добиться только прочный советский строй… Русская армия хорошо выглядит, отлично снабжена… Русские утверждают, и это действительно так и есть, что они сильнее, чем в начале войны. Россия – это великий и сильный народ»