Карлос Рафаэль Родригес – видный деятель партии, министр без портфеля в правительстве у Батисты. Руководит партийным издательством «Пахинас».
Эмилио де Сото – архитектор, президент Общества изящных искусств. Почётный консул Эстонии. Посещал Москву в 1935 году. Постоянный посетитель Яхт-клуба, где мы регулярно встречаемся. Используется для получения «втёмную» характеристик на возможных стажёров.
Марсело Поголотти – писатель. Долгое время жил во Франции, откуда вернулся на остров, примерно, в 1942 году. Он – слепой, и ему во всём помогает жена – литовская еврейка, хорошо знающая русский язык. В первый раз они появились в миссии, чтобы взять что-нибудь почитать. Я подарил ему несколько книг на испанском языке, в том числе «Тихий Дон» Шолохова. Марсело очень интересовался творчеством Н. Островского (если есть возможность, прошу прислать экземпляр книги «Как закалялась сталь»). Судя по рассказам супругов Поголотти, они хорошо знают Эренбурга (встречались в Париже).
Хуан Давид – местный Борис Ефимов. Карикатурист газеты «Информасьон». Встречаемся часто, но, главным образом, на официальных мероприятиях.
Франсиско Парес – журналист, испанский эмигрант. Печатает статьи в газете «Информасьон» по польскому вопросу (антисоветские), за что получает от польского посланника 25 долларов в месяц. Знакомство наше – случайное.
Петр Вачнадзе – грузинский князь. Приехал из Франции. Зарабатывает на жизнь преподаванием русского языка. По его словам, Ната Вачнадзе, известная киноактриса, – его родственница.
Алехо Карпентьер – писатель, журналист и музыкальный критик. Сотрудник реакционной газеты «Информасьон» и радиостанции СМ-3 министерства просвещения. Его богатая тёща аристократических кровей (маркиза) придерживается либеральных взглядов. Часто бываю у них в доме. Сам Алехо – беспартийный, «из сочувствующих». Весьма образованный и культурный человек. Жил во Франции. Обладает обширными связями среди писателей и журналистов. Жена – из русских.
Альфредо Валье – журналист, издаёт газету «Либертад». Выступает против засилья американцев на острове и строительства их баз. Сейчас испытывает финансовые затруднения, потому что американские бизнесмены перестали помещать в газете свою рекламу. Любит ходить на приёмы. Симпатизирует Советскому Союзу. Говорит: «Я – к вашим услугам. Мой дом – ваш!» Не исключено, что он надеется на нашу финансовую помощь[60].
Палко Лукач – 32-х лет, художник, венгерский эмигрант. Я познакомился с ним в ноябре 1943 года на небольшой выставке его картин – «5 лет на Кубе», на которую пришло довольно много гостей. Палко рассказал, что его мать – Ильма Бернгард – была секретарём начальника полиции во время венгерской пролетарской революции. Начальник застрелился после того, как контрреволюция взяла верх. Мать была вынуждена бежать в Советский Союз. Во время войны была эвакуирована в Андижан, где преподавала рисование в Доме пионеров[61]. Лукач – интересный человек, ему часто заказывают портреты представители высшего кубинского «света».
Отто Теодор д’Осмонд – немецкий (с французскими корнями) эмигрант, тип обедневшего аристократа, лет 65-ти. В основном жил в Европе. Познакомился я с ним на выставке картин Лукача. Узнав, что я русский, он затронул тему гитлеровской агрессии против СССР и сказал, что до сих пор не может понять, как могло случиться, что граф фон Шуленбург стал инструментом в развязывании этой войны. Заметив мое удивление, он объяснил, что фон Шуленбург является его старым другом, с которым он часто встречался в бытность его послом Германии в Румынии. По словам д’Осмонда, Шуленбург – авантюрный и странный тип, благодаря чему он, видимо, и очутился в России. Поясняя свою мысль, д’Осмонд рассказал, что однажды в Бухаресте немец пригласил его в одну из своих комнат и, показав страшную фигуру-муляж человека, заявил: «Таков я в действительности».
Мы обменялись визитными карточками. Я ещё не определился, какой линии поведения с ним следует придерживаться».
Агент «Ася» боялась судьбы Маты Хари
Условия связи с «Асей» были отработаны «Лукой» в Нью-Йорке. Один из вариантов: человек позвонит ей на домашний телефон с 8 до 9 часов утра и, представившись как Перес, скажет: «Видел Луису, она передала вам привет». На следующий день «Ася» должна прийти в 16.00. в кинотеатр «Америка» со своей собачкой. Пароль для связи: «Простите, вашу собачку зовут Рики?» «Нет, её кличка Юки». «Это фокстерьер?» «Нет, это пинчер из Парижа».
Связь с «Асей» Гаранин установил 2 декабря 1943 года. Для соблюдения легенды ему пришлось высидеть весь киносеанс с непоседливым пинчером Юки на коленях. Потом они отправились в ближайшее кафе. «Ася» была рада возможности высказаться, поделиться наболевшим:
«Вы меня упрекнули за то, что я проявила свои симпатии работой по оказанию помощи Советскому Союзу. Когда Родина воюет, и ты долгое время не имеешь связи, и почти потеряла на неё надежду, трудно сидеть сложа руки. У меня сердце обливалось кровью при мысли, что немцы разоряют нашу землю, мучают и убивают родных мне людей. Поэтому я помогала Красной армии, как могла, проводила кампании по сбору средств на приобретение медикаментов и продовольствия. Теперь на Кубе больше знают о страданиях русского народа и его борьбе с фашистскими варварами. Простите меня, если это повредило нашей работе. Но поверьте: всё это легко поправимо. Я отошла от всех коммунистических организаций. Осталась только в тех, которые занимаются оказанием помощи союзникам. По работе в отделе военной пропаганды я гораздо чаще соприкасаюсь с американцами и англичанами, чем с советскими представителями. Я очень переживала, когда не получила приглашения на официальный приём 7 ноября. Все знакомые спрашивали о причинах. Пришлось говорить, что была больна, хотя этому мало кто поверил. Для многих это стало подтверждением того, что советские товарищи мне не доверяют. Стали распространяться фантастические слухи о том, что я была направлена «шпионить» в Гавану по личному указанию Франко. Сами понимаете, что с такой пугающей этикеткой меня трудно представить в роли «красного агента»…»
Биография «Аси» мало чем отличалась от жизненных судеб тысяч и тысяч русских эмигрантов. Мариана Александровна Юстицкая родилась в 1900 году в Петербурге. Её отец был членом правления Невского судостроительного завода, умер после Октябрьской революции. Накануне революции Мариана вышла замуж за офицера флота Бориса Кислинского, командира подводной лодки на Балтийском флоте. Брак оказался непрочным. В 1918 году они развелись. О дальнейшей судьбе Кислинского Мариана ничего достоверного не узнала, хотя до неё доходили слухи, что он умер от сыпного тифа.
Мать и сестра Марианы уехали в Париж. Она предпочла остаться, потому что мечтала об оперной сцене. Её артистическая карьера в Советской России успешно начиналась, ставить на ней точку смысла не было. В 1923 году мать тяжело заболела, боялась, что умрёт, не простившись с Марианой. Пришлось хлопотать о заграничном паспорте.
Страхи матери оказались напрасными, она выздоровела. Потом Мариана не раз сетовала на то, что её «сорвали» из Советской России, где она могла стать знаменитой. Однако и на европейской сцене Мариана сумела заявить о себе. Она подписала контракт с Театром Елисейских Полей. Девичья фамилия матери – Гонич – стала её сценическим именем. Исполнение Марианой партии Анны в опере «Дон Жуан» было встречено публикой с восторгом. «Восходящая оперная звезда, лучшее сопрано Европы» – писали о ней критики. Подтверждением её «звёздности» стало приглашение на роль Маргариты в опере «Фауст». Ещё бы, партнёром был сам Фёдор Шаляпин, который, по словам Марианы, отверг не менее «двух десятков певиц», пока не прослушал её. Уже во второй половине 1920-х годов имя Марианы Гонич включали в музыкальные энциклопедии.
В 1933 году Мариана вышла замуж за кубинского музыканта и композитора Педро Гида. Он зарабатывал на жизнь игрой на саксофоне в монмартрских кабаре, не отличался практичностью, и потому главным кормильцем и лидером в семье была Мариана.
Резидент в Париже Лев Василевский обратил на неё внимание, когда Вторая мировая война уже сотрясала Европу. Советская разведка пыталась восстановить агентурные сети в Испании на «особый период». Наводку на певицу дал агент Василевского «Виктор», бывший морской офицер. Жена агента – Ирина Пласкова – была знакома с Марианой и отзывалась о ней как о «тайной стороннице Советов». Это была идеальная характеристика для её привлечения к разведывательной работе. После победы в гражданской войне карательные органы Франко железной метлой вычищали всех подозрительных «на принадлежность» к коммунистам, анархистам и масонам. «Политического» прошлого в биографии Гонич не было.
Резидентура НКВД в Париже получила «добро» Центра на командировку Гонич в Испанию в сентябре 1939 года. Василевский писал в Центр: «Если франкистская контрразведка заинтересуется Гонич, то ничего компрометирующего не раскопает». Действительно, в эмигрантской среде Мариану воспринимали как человека «аполитичного и прагматичного», озабоченного певческой карьерой и гонорарами.
Певица любила Испанию, где не раз выступала с гастролями. Это знание страны облегчало решение её разведывательных задач. Василевский поручил ей внимательно смотреть и слушать, изучать обстановку в Испании, проверить несколько адресов, чтобы выяснить судьбу испанцев, помогавших ИНО НКВД во время гражданской войны. Как артистке ей было рекомендовано устраивать концерты в пользу фаланги и армии, чтобы зарекомендовать себя сторонницей фашистского режима. Гонич имела все шансы на успех, ведь в Мадриде у неё был очень влиятельный друг – Мигель Примо де Ривера[62], младший брат Хосе Антонио Примо де Ривера[63], основателя партии Испанская фаланга. С Мигелем Мариана познакомилась в августе 1928 года в Париже и вскоре вновь встретилась с ним в Нью-Йорке. В то время Мигель больше увлекался живописью и игрой в поло, чем политикой. Он просил Мариану позировать, и она согласилась. Так начался их недолгий, но пылкий роман. Они расстались, потому что испанец не мог оставаться в стороне от политических событий на родине, а её ждал ангажемент во Франции. Но дружеские отношения между ними не прервались. Вот и на этот раз – в телефонном разговоре, содержание которого Мариана пересказала резиденту, – Мигель обещал ей помочь с устройством дел в Испании.