В июле посольство направило в Москву следующее сообщение:
«Слухи о том, что правительство Венесуэлы намерено порвать отношения с Советским Союзом, широко распространяются в местных общественно-политических и дипломатических кругах. Компартия открыто обвиняет министра иностранных дел Гомеса Руиса в подготовке этой акции. В ряде городов КПВ провела митинги в защиту дружбы с СССР. Вскоре после них министр посетил совладельца газеты «Насьональ» Мигеля Отеро Сильву, близость которого к партии здесь известна, и в беседе с ним опроверг слухи о разрыве, как не соответствующие действительности».
На приёме в честь президента Эквадора член правящей хунты министр обороны Перес Хименес спросил у Крылова, известно ли ему об этих слухах. Получив утвердительный ответ, министр посоветовал не обращать на них внимания, заявив, что Венесуэла – «как малая держава» – проводит политику лавирования и поэтому не заинтересована в разрыве отношений с СССР. Однако на том же приёме один из старых знакомых Крылова в МИД Венесуэлы предупредил его, что США продолжают настаивать на разрыве. Венесуэльское правительство вынуждено подыскивать подходящий предлог и формулу для выполнения «заказа» из Вашингтона.
В январе 1952 года в Каракасе было создано и зарегистрировано «Общество белых русских». Возглавил его бывший царский генерал К.А. Кельнер, который пытался объединить послереволюционных и послевоенных эмигрантов. Их общая численность в Венесуэле достигла в то время 8–9 тысяч человек. «Русский бюллетень», который печатался на гектографе, ориентировал соотечественников «на участие в едином антикоммунистическом фронте»:
«Сегодня, когда на основе антикоммунизма происходит мировое объединение, мы остаёмся в стороне от этой общей цели, занимаемся взаимными раздорами, сведением личных счётов. Нужно понять, что такая разобщённость идёт в ущерб нам самим. Она облегчает нападки наших врагов, а немногочисленные друзья считают нас ненадёжными, ибо мы не имеем ни общей политической базы, ни авторитетного представителя. Наконец, мы и сами потеряли веру в свои силы, забыли гордость и достоинство представителей Великой России. Мы должны объединиться в крепкую семью – реальную силу, чтобы противопоставить её нашему общему врагу – большевизму, в том числе и на венесуэльской земле»[100].
В кинте «Элиса» считали, что за попыткой выдвижения Кельнера в качестве лидера русской эмиграции стоят американцы и начальник тайной полиции Педро Эстрада. Развёртывать свой «антикоммунистический фронт» в Венесуэле Кельнер мог только против посольства СССР…
Говорить, что посольство находилось в полной изоляции, было бы преувеличением. С некоторыми визитёрами беседовал Глотов. Виктор дель Бурго, итальянец, переводчик из паспортного управления МВД, как-то пришёл в посольство и на хорошем русском поинтересовался, есть ли в посольстве узкоплёночные художественные фильмы. Советские, разумеется. Такие фильмы, конечно, нашлись, и Виктор стал регулярно заглядывать в посольство «за новинками». Собеседником он был интересным, и Глотов несколько раз приглашал его в кафе, как сказал сам Виктор, «поговорить по душам». Выяснилось, что в 1920-х годах он был на консульской работе в Латвии, где и выучил русский язык. Контакт с Виктором помог Глотову разобраться в хитросплетениях внутриполитической жизни в Венесуэле. В оперативных письмах резидента он проходил под условным именем «Барон».
Когда нагрянул разрыв отношений, Виктор дель Бурго улучил момент, чтобы повидать Глотова и заявить ему, что не одобряет этого шага венесуэльского правительства и, вопреки всему, остаётся другом Советского Союза. Когда Глотов вернулся в Москву, ему сказали, что Виктор разведке известен. С ним работали в Риге, используя материальную основу.
«Странно, что он не просил у тебя денег, – сказал начальник отдела. – Наверное, разбогател в своём МВД».
«Я ему заплатил узкоплёночными кинофильмами, – рассмеялся Глотов. – Оставил ему весь посольский фонд. Не выбрасывать же»…
Однажды Глотов познакомился с полковником Артуро де Сантана, внуком известного мексиканского генерала. Внуку было под шестьдесят, если не больше, он хорошо говорил по-русски, по всему чувствовалось, что он рад общению с советским дипломатом. В посольство Сантана пришёл по конкретному делу: предложил купить у его фирмы партию алмазного порошка. Когда выяснилось, что торговый атташе находится в отпуске, Сантана не слишком огорчился, сказал, что вполне может подождать его возвращения. Тут же пригласил Глотова в гости, в своё поместье в окрестностях Каракаса.
Глотов предложение принял и потом несколько раз бывал у него, прихватывая, конечно, «для компании», кого-нибудь из резидентуры. О себе и своей жизни Артуро рассказывал с удовольствием. Его отец был поставщиком лошадей и мяса для русской армии. Артуро окончил в России кадетский корпус, принял российское подданство. В 1915–1917 годах был боевым лётчиком на фронте. Артуро показал альбомы с десятками своих фотографий за штурвалом самолётов. Он покинул Россию после Октябрьской революции. Отец умер в 1921 году во Франции, и Артуро уехал в Мексику. Потом женился на венесуэлке и отправился вместе с нею в Венесуэлу, где был представлен президенту Гомесу. Тот привлёк его к организации ВВС Венесуэлы и даже к налаживанию работы контрразведки.
После смерти Гомеса Сантана предпочёл представительскую работу в американских авиа– и судостроительных компаниях в странах Латинской Америки. Сумел хорошо заработать. Участвовал в переговорах между Венесуэлой и американцами по нефтяным вопросам. Успешное было время! Казалось, что так будет всегда. Но беда нагрянула по его собственной вине. Сантана «прогорел», вложив все свои средства в кофейные плантации. Просчитался! Колумбийцы и бразильцы чужаков безжалостно вытесняли с кофейного рынка. Сантана оказался не у дел, и чувствовал себя обиженным: «Нынешнее правительство меня игнорирует, мол, Сантана был слишком близок к диктатору Гомесу. А мы демократы и либералы! Хименес ещё покажет всем, какой он демократ, и года не пройдёт!»
Интерес Сантаны к общению с советскими дипломатами уменьшился, когда выяснилось, что алмазный порошок Советскому Союзу не нужен. А в отношении Переса Хименеса Сантана оказался прав: после убийства Чальбо Хименес был фактически «закулисным» главой правительства, и в декабре 1952 года объявлен временным президентом Венесуэлы. В 1953 году его президентство было узаконено Учредительным собранием.
Посольство в Каракасе «продержалось» до июня 1952 года. Для эпохи холодной войны это было в какой-то мере достижением, потому что в Чили, Бразилии, Колумбии и на Кубе миссии СССР к тому времени уже закрылись.
Конфликтная ситуация с венесуэльскими властями возникла внезапно и быстро завершилась.
Бывший советский дипломат вспоминал много лет спустя об этой истории, как типичном проявлении холодной войны:
«В начале июня 1952 года в посольство должен был прибыть на работу из Мексики новый технический сотрудник (завхоз или дежурный комендант) с женой. Он направлялся на Кубу, но в связи с прекращением отношений с этой страной было решено оставить его в Мексике, а затем направить в Венесуэлу. В день, когда мы их ждали, я ездил встречать их в аэропорт, но они не прилетели. Оказалось, что ввиду отсутствия у них транзитной визы, американцы (сотрудники летели через США) вернули их обратно в Мексику. Спустя два-три дня, уже с визами, они летели второй раз. Встречать их решил поверенный в делах Крылов с Алябьевым.
Когда самолёт прибыл, наших отделили от остальных пассажиров и, не разрешив встречающим к ним приблизиться, посадили в машину и отвезли в полицейский участок. Крылов направился за ними, открыл дверь в кабинет начальника и потребовал объяснений, но тот вытолкнул его за дверь и ударил в грудь. На заявленный венесуэльцам протест они выдвинули свою версию происшедшего и объявили Крылова и Алябьева «персонами нон грата». Местная пресса с подачи властей стала тенденциозно раздувать этот инцидент. Утверждалось, что прибывший работник, которого они вернули в Мексику, является руководителем советской агентуры в Латинской Америке»[101].
Венесуэльские СМИ назвали имя советского дипломата, задержанного агентами тайной полиции: Николай Якушев, он прибыл в Венесуэлу вместе с женой. Крылова и Алябьева к ним не допустили. Не были толком объяснены причины задержания. Столь вопиющее нарушение Венской конвенции советские дипломаты восприняли однозначно – это явная, заранее подготовленная провокация!
Много лет спустя Педро Эстрада вспоминал об инциденте в аэропорту: «Как-то в воскресенье мне звонят домой из пункта контроля тайной полиции международного аэропорта Майкетия и говорят: только что прибыл самолёт из Гаваны, а в нём один русский сеньор. Его встречают русский посол и ещё один дипломат. Но дело в том, что этот сеньор не может въехать в страну, потому что включён в список лиц, которым въезд запрещён. Я ответил: если он значится в списке, то зачем звонить? Потому, мол, что посол весьма взволнован и недоволен. Ну и что, успокойте его, ведь приехавший дипломат здесь не аккредитован. Прошёл час, и мне снова звонят: посол выражает всё большее недовольство. Я им приказал отвести прибывшего сеньора в одно из помещений, оставить там под охраной до прилёта первого самолёта, чтобы на нём отправить его обратно. После этого мне снова позвонили и сообщили, что русский посол и его помощник пытаются ногами разбить дверь, за которой держат этого сеньора. И тогда я сказал, что если русский посол использует силовые методы, тогда выдворяйте посла таким же способом. Это и было сделано. Посол отправился оттуда в Международный Красный Крест, чтобы сделать заявление, что его избили, и не знаю, что там ещё. И как следствие – разрыв отношений с Россией»[102].
В официальном заявлении советского правительства от 13 июня эти живописные подробности поведения поверенного в делах Крылова и Алябьева не фигурировали. Но было сказано, что Якушев и его супруга имели въездные визы в страну, выданные посольством Венесуэлы в Мехико. Без видимых причин их арестовали 7 июня в аэропорту и на следующий день незаконно выслали. В отношении советских дипломатов полиция совершила грубые действия, нарушающие элементарные нормы международного права. В ноте было также отмечено, что Луис М. Карраскеро, поверенный в делах Венесуэлы в Москве, пытался злонамеренно исказить суть событий, обвинив во всём советских дипломатов. В заключение подчёркивалось, что венесуэльские власти, судя по всему, пошли на эту провокационную акцию «по указке американских хозяев».