По ночам в посольстве жгли документы: вначале секретные, затем копии справочных материалов и сводок для Москвы, которые могли быть использованы для фабрикации фальшивок. Вечером 13 июня посольство было окружено полицией и изолировано от внешнего мира. Через день Глотову разрешили выезды в город для завершения дел. Ещё через день в посольстве появился чехословацкий посланник Кек, который помог в поддержании связи с Москвой. Но вскоре Кек оказался в такой же ситуации: венесуэльцы прервали дипотношения и с Чехословакией.
После задержания Якушева в Майкетии его имя прогремело на всю Латинскую Америку. Буржуазная пресса назвала его главным шефом КГБ на континенте. Утверждалось, что помимо ведения разведывательной работы Якушев «координировал деятельность местных компартий». В Венесуэле «в качестве главной задачи» ему приписывалась организация диверсий и саботажа на нефтяных предприятиях. Особую заботу о венесуэльской нефти всегда проявляли американцы. Поэтому легко догадаться, откуда взялась версия о «Якушеве-саботажнике»[103]. Чуть позже она «перекочевала» в многочисленные статьи и книги о росте «советской угрозы» в Латинской Америке.
«Общество белых русских» в числе первых приветствовало свершившийся разрыв. Был подвергнут обыску и разгрому Советско-венесуэльский институт культуры: разбросаны, осквернены книги, вдребезги разбиты гипсовые бюсты русских и советских писателей. Художник Габриэль Брачо, новый президент института, и некоторые активисты были арестованы. Прежний президент Марин подал в отставку за месяц до правительственных репрессий. Его преследования не затронули.
Советские, а вместе с ними и чехословацкие дипломаты[104] покинули страну на борту французского парохода «De Grasse». Пресса уделила этому событию не меньше внимания, чем первым дням пребывания «совьетикос» в Венесуэле. В газете «Эсфера» было отмечено, что общая численность русского и чехословацкого персонала, включая членов их семей, не превышала 50 человек. Имущество двух посольств – личные вещи, дипломатический архив и прочее – уместилось на четырёх грузовиках, причём глазастые газетчики ухитрились рассмотреть в багаже изделия венесуэльских кустарей: коврики работы индейцев гуахиро и соломенные шляпы.
«De Grasse» отчалил в 17.45 25 июня 1952 года и направился к Тринидаду, чтобы затем взять курс на Европу[105]. Однако с отъездом советских дипломатов враждебная кампания не только не прекратилась, но набрала обороты. На обывателя посыпались новые «разоблачения»: мол, по официальным спискам, в посольстве СССР работали 16 человек, а на самом деле – более 100. В подвалах кинты «Элиса» обнаружены камеры пыток, шпионские радиостанции и аппаратура для подслушивания; к тому же, красные дипломаты якобы не заплатили по счетам за аренду дома, обманули столяров, которые сколотили ящики для посольского груза. «И ещё называют себя защитниками интересов трудящихся!» – с возмущением восклицала «Эсфера».
Дипломатические отношения между двумя странами были восстановлены 16 апреля 1970 года. Противостояние «Восток – Запад» определяло политическую ситуацию в мире, и воздействие его сказывалось на характере советско-венесуэльских договорённостей по возобновлению деятельности посольств. В частности, была введена так называемая «квота» на дипломатический и технический персонал представительства Советского Союза в Венесуэле – она не превышала 15 человек (без учёта членов семей). Особо оговаривалось, что дипломатическую почту будут сопровождать два курьера, а пребывание их в стране ограничивалось четырьмя сутками. Одновременное пребывание в Венесуэле двух групп дипкурьеров запрещалось.
Можно предположить, что венесуэльцы настояли на подобных ограничениях из-за зловещих легенд первых лет холодной войны. Одна из них была озвучена президентом Чили Виделой в 1947 году накануне разрыва отношений с Советским Союзом. Он утверждал, что «Советы» используют курьеров для заброски в страну шпионов, диверсантов и саботажников: «Под личиной курьеров в Чили проникло не менее трёх тысяч советских агентов».
Венесуэльский МИД вряд ли верил в столь масштабное использование дипкурьеров для подрывной работы. Но если судить по документам в преддверии восстановления дипломатических отношений с Советским Союзом, в Венесуэле решили подстраховаться. «Железный занавес», заметно тронутый ржавчиной, всё ещё разделял страны.
Уругвай – комфортная для разведчика страна
Добравшись до Монтевидео в январе 1944 года, сотрудники советской дипмиссии поселились в первоклассном «Парк Отеле». Питание было включено в стоимость номеров, что существенно упростило первые дни в городе. Располагался отель неподалёку от парка Родо, в соседстве с пляжем Рамирес. Соотечественники-эмигранты предупредили: «Здесь не купайтесь, особенно во время прилива, в полукилометре отсюда – сточная труба». В отеле имелось казино, служащие которого активно зазывали soviéticos, но потом это занятие бросили, поняв его бесперспективность. «Красным дипломатам» азарт был категорически чужд.
После холодной, живущей по военному распорядку Москвы Монтевидео казался неторопливым уютным городом, в котором было тепло, сытно и безопасно. «Не расслабляйтесь, товарищи, – повторял на совещаниях коллектива посол Сергей Алексеевич Орлов. – Мы приехали не на курорт, а на работу». Второй секретарь Валентин Рябов[106], занимавшийся консульскими делами, одобрительно кивал головой: «Курортные настроения надо пресекать в корне!» Только посол «был в курсе», что Рябов (псевдоним «Рене») назначен резидентом разведки в Уругвае.
С картой в руках Рябов объездил всю столицу. Вскоре он провёл для сотрудников посольства и членов их семей что-то вроде обзорной лекции. Конспект его выступления сохранился, вот фрагмент из него:
«Для начала скажу не о городе, а о бдительности. В столице обитает много русских, украинцев, белорусов, литовцев и представителей других национальностей нашей страны. То, что большинство живёт в пролетарских районах, не означает, что они разделяют советские взгляды. И второе: у нас в стране существует коллективистский подход к человеческим отношениям. Уругвай – капиталистическая страна, и уругвайцы являются по натуре индивидуалистами, привыкшими во всём искать свою выгоду. Имейте это в виду при общении с ними.
Как вы успели увидеть за эти дни, Монтевидео – красивый, чистый город. По статистике, треть зданий – современной постройки. Много домов, рассчитанных на одну семью, а всего в городе семьсот тысяч жителей. Их, вроде бы, не много, но город растянут своеобразной змеёй на 25 км при ширине в 10–15 км. За день не обойдёшь, теперь я это знаю. Исторически Старый город – самая древняя часть столицы с узкими улочками, невысокими домами, возведёнными испанскими завоевателями. Есть и современные здания, типа отеля «Ногаро». Район прилегает к порту, так что там всегда оживлённо и суетливо. В Старом городе сосредоточены крупные банки, морские компании, таможня, другие портовые учреждения. Впрочем, попадаются и злачные заведения, обслуживающие иностранных моряков: кабаки, дансинги и бордели. У полиции в этом районе всё схвачено, поэтому любителям приключений на свою голову туда лучше не соваться. Центром столичные жители называют район, прилегающий к Площади Независимости и к началу Авениды 18 июля. Там находятся основные государственные учреждения, редакции газет, магазины и торговые компании. Эти кварталы усиленно перестраиваются, американизируются, хотя здания в староиспанском стиле стараются не сносить. Поэтому в районе можно встретить самую причудливую смесь архитектурных изысков. Наглядный пример – «Паласио Сальво», высотный дворец, который возвышается над домами колониальной эпохи. Такая чересполосица существует почти на всём протяжении Авениды 18 июля. Районы на севере и северо-западе Монтевидео являются рабочими, всего намешано – и промышленные предприятия и пролетарские жилища. Это районы Унион, Серрито, Итузанго, Виктория и Серро. Их можно считать пригородами. В Серро живут рабочие, которые, в основном, трудятся на мясохладобойнях, они здесь называются «фригорификами». Ароматы там ужасающие, но могу всех успокоить: здание для посольства мы подыскиваем в районе Поситос, который считается приличным по всем уругвайским меркам»…
Только в мае, после переезда из отеля в здание посольства, Рябов смог направить в Центр телеграмму, которую закодировал сам из-за отсутствия шифровальщика:
«Прибыли благополучно, изучаю обстановку в стране и людей. Обязанности в миссии – работа по ВОКСу и консульству. Это даёт широкие возможности для заведения связей. Хороший эффект в этом плане я получил от прочтения доклада в университете Монтевидео на тему о советской литературе. На нём присутствовал весь цвет уругвайской интеллигенции, чиновники МИД, сотрудники иностранных посольств.
По нагрузке приходится иметь дело с Уругваем, Аргентиной, Бразилией, Чили и Боливией. В Уругвае живёт большое количество выходцев из Европы. Обстановка для нашей работы на другие страны после завершения войны будет благоприятной. Американская и английская разведки действуют здесь почти открыто и тратят на свои цели колоссальные деньги. Одному работать трудно, заедают технические вопросы. Прошу утвердить жену машинисткой резидентуры, а также прислать машинку с русским шрифтом не пароходом, а самолётом. Сообщите родственникам, что у нас всё благополучно».
Начальник разведки Фитин написал: «Разрешить использовать жену». Граур добавил: «Машинку купить в нашем торге и переслать самолётом».
Для посольства подобрали, действительно, достойный особняк: с мебелью, «предметами роскоши», то есть скульптурами и картинами, «представляющими художественную ценность»[107]. Посол с завхозом дотошно всё осмотрели и обсудили будущую планировку. На первом этаже – зал для приёмов, столовая и кухня, кабинеты второго секретаря и переводчика, помещения для бесед с посетителями, пост дежурного коменданта. На втором этаже – кабинет и квартира посла, кабинет первого секретаря, канцелярия. В подвальных помещениях – общий зал клуба, библиотека-читальня, комнаты для приезжих, телефонная установка и котельная, кла