довые.
В «сопроводительном письме» к контракту на аренду приводились весомые аргументы в пользу сделки: «Посольство находится в районе Поситос, в котором проживают состоятельные люди. Особняк выходит на три улицы: главный фасад – на бульвар Испания, № 2741. Миссия окружена небольшим садом, по тротуарам сад огорожен чугунной решёткой, вокруг расположены только жилые особняки. Среди соседей – начальник полиции Монтевидео, – в ведомственном доме. Неподалёку находятся итальянское посольство и консульство Колумбии. В прибрежной зоне района Поситос расположены пансионаты, отели, гостиницы, обычно пустующие в зимние месяцы (май – август) и переполненные в летние, поскольку здесь находится один из самых популярных пляжей. Летом в Поситосе оживлённо, зимой всё затихает, улицы пустеют».
В надворной постройке посольства устроили гараж, разместили редакцию информационного бюллетеня. Из-за нехватки «жизненного пространства» в посольстве в 1945 году арендовали дополнительные особняки для торгового атташе на бульваре Артигаса № 1120 и консульства – на улице Карлоса Берга № 2596. Корреспондент ТАСС обосновался в доме на улице Сармьенто № 2641, тоже по соседству с посольством.
В самом здании жил только посол с семьёй. Все остальные – на частных квартирах, арендуемых в индивидуальном порядке.
Вновь прибывшие сотрудники на первых порах, в период подыскания постоянного жилья, пользовались пансионатами «Марти» на авениде Бразиль, который содержала Эмилия Кац, эмигрантка из России, и «Трианон» – на улице Хуана Б. Бланко, владельцем которого был некий Мордухович. Он оформил себе советское гражданство, намереваясь уехать в СССР, но позже передумал и отправился в Палестину. По договоренности, в «Марти» и «Трианоне» готовили завтраки и обеды для сотрудников посольства, чем также пользовались дипкурьеры и командированные лица.
Для «технического» персонала проводились занятия «по элементарному знанию испанского языка». На случай посещения ресторанов предлагалась такая памятка:
«Чтобы разобраться с содержанием меню, надо знать, что все блюда в нём разделяются на следующие категории: fiambres – холодная мясная закуска; entradas – холодная закуска, уже готовое второе блюдо, которое может быть подано немедленно; omelettes y huevos – различные блюда из яиц; pastas – мучные блюда, макароны, равиолес и пр. Minutas – второе блюдо, для приготовления нужно 15–20 минут; parilla – жареное мясо, приготовленное на открытом огне или жаре (как шашлык). Parilla – местное национальное кушанье. Чтобы наладить по-настоящему дружеский контакт с уругвайцами, нужно научиться правильно есть это блюдо. Quesos – сыры. Postres – десерт».
Рынки располагались в 40–45 минутах езды от посольства на трамвае или автобусе. Поэтому сотрудники предпочитали покупать продукты в небольших лавках, которых в Поситос множество. В доставке купленного помогали muchachos на велосипедах, им давали чаевые. Практиковалась также покупка продуктов в кредит.
Некоторые сотрудники сетовали, что в районе посольства нет ни одного магазина «ширпотреба», но переизбыток цветочных киосков, пользы от которых – никакой! За «ширпотребом» отправлялись в центр, где располагались крупные универмаги: «Лондон – Париж» и «Английский магазин». Там можно было не только приобрести качественные вещи, но и подогнать их по размеру. Некоторые сотрудники обращались к частникам – сапожникам и портным.
Первые месяцы пребывания в Уругвае посольство испытывало сложности с медицинским обслуживанием. Сотрудники обращались к врачам, профессионализм которых вызывал сомнения. Посол Орлов навёл порядок: у миссии появились «доверенные врачи» – один по внутренним болезням, другой – по детским. Из-за того, что почти все сотрудники миссии в течение первого года страдали от болезней желудка, их приходилось определять на стационарное лечение (чаще всего в «Английский госпиталь»). Объясняя ситуацию финансовому отделу МИДа, бухгалтер посольства написала: «Медпомощь в стране сравнительно дорогая. Сотрудники имеют возможность возмещать расходы на сумму не более 50 %, и то не всегда. Соцстрах большими суммами не располагает. Для определения нетрудоспособности введены бюллетени, которые выдаёт доверенный врач. Это даёт определенные гарантии в правильности расходования средств».
Посол Орлов делился своими заботами с первым секретарем Рябовым. Понимал, что только совместными усилиями можно было наладить нормальную работу посольства. Собрания по служебной дисциплине, соблюдению правил поведения за рубежом проводились регулярно. Посол с подачи Рябова постоянно затрагивал вопросы политической бдительности. Строго контролировалось присутствие на таких собраниях всех членов миссии. «Почему отсутствует переводчик Загорский? Где директор школы Вовчан? Опять их забыли предупредить?» «Мировая война в самом разгаре, мы находимся в капиталистической стране, поэтому соблюдение бдительности – наша первейшая необходимость. Никто не застрахован от провокаций. В Уругвае издавна действуют гитлеровские шпионы и диверсанты. Надо быть внимательными и к манёврам местной реакции. Здесь до войны существовало советское посольство, очень недолго. Враги из местных устроили провокации, и добились разрыва отношений. Вряд ли они не попытаются добиться этого снова».
После «заселения» посольства резидент получил первые подтверждения о наличии слежки. Полицейская агентура была среди таксистов, стоянка которых находилась на бульваре Испания как раз напротив здания миссии. Позднее на этом месте появилась «овощная палатка», из которой вели наблюдение сотрудники контрразведки. «Никакой фантазии, – посмеивался Рябов, – Ну, хотя бы кофейню открыли с бутербродами и выпечкой, чтобы в обед можно было наскоро перекусить».
Несколько раз в миссию приходили люди, которые представлялись «садовниками» и предлагали «за небольшое вознаграждение» обрезать кроны деревьев в саду. Причина была понятной: ветви слишком разрослись и мешали следить за окнами первого этажа.
«Не болтайте! – призывал Орлов сотрудников. – Надо помнить, что в Уругвае много лиц, знающих русский язык. Это эмигранты – украинцы и белорусы из Польши, граждане прибалтийских стран. Встретить их можно везде, в самых неожиданных местах». В этом же ключе писал в Москву Рябов, информируя об обстановке вокруг советской колонии: «Здесь всегда рядом могут оказаться люди, владеющие русским языком. Например, в английском посольстве мажордом – русский белоэмигрант. Шофёр американского посла – украинец. Каждая третья или четвёртая лавка на главной улице имеет своего еврея, говорящего по-русски. Откровенные разговоры в публичных местах недопустимы. Это правило часто забывают, несмотря на воспитательную работу, и были случаи, когда наши сотрудники попадали в неприятные ситуации, обмениваясь какими-либо обидными замечаниями в отношении случайных прохожих. Первое время после приезда некоторые наши товарищи недостаточно знали испанский язык, поэтому возникала угроза их разработки конкурентами. Обычно появлялись чрезмерно активные лица из эмигрантов с предложением бытовых услуг: подыскания квартир, покупки вещей, устройства «скидок» и пр. Особенно выделялась чета русских белоэмигрантов Дробницких. Они знали всех членов миссии, посещали их на дому, приглашали к себе, творили чудеса по организации «скидок» и «льгот». Избавиться от них стоило большого труда, потому что некоторые члены миссии не хотели примириться с тем, что пропадут «такие возможности». Но были и другие подобные «доброхоты»: чета Зараховичей (крупный коммерсант), Каленов (советский гражданин), Розенфельд и т. д.».
Беспокойство Рябова вызывали также парикмахеры, портные, лица из сферы бытового обслуживания, к которым обращались жёны сотрудников. В итоге информация о внутренних делах в миссии утекала за её пределы. Проблемой была «надёжность» домашних работниц, которых нанимали в силу дешевизны их труда почти все сотрудники: «Опасность заключается в том, что у себя дома сотрудники и их жёны общаются более раскованно, забывая о бдительности».
Посол Орлов решил собрать «статистику» на иностранцев, работающих в миссии, в учреждениях и «на дому». Всего в учреждениях – самой миссии, консульстве, торгпредстве, ТАССе, редакции информационного бюллетеня – их набралось 15 человек. Проверка выявила, что подозрительнее всего ведёт себя белоэмигрант Хвеськовец. Первоначально он держался естественно. Говорил, что является «горячим сторонником» Советского Союза и просил советские книги и журналы. Однажды показал консулу свою записную книжку, в которую был вклеен портрет Сталина. Но потом Хвеськовец стал задавать слишком много вопросов, проявлял любопытство к тем сторонам работы дипломатов, которыми не должен был интересоваться. Когда он попытался перенести общение с сотрудниками за пределы миссии, приглашать в ресторан, всё стало понятно, ведь у Хвеськовца хронически не хватало денег. Кто-то его финансировал на эти цели. Конечно, от него постарались избавиться, не слишком соблюдая дипломатический этикет.
Потенциальную опасность представляли «разложенческие» моменты в коллективе. О шофёре Вершинине пошли слухи, что он регулярно бывает в казино «Парк Отеля», пристрастился к игре в рулетку. Его страсть поощрял некий Гофман, известный в преступных кругах Монтевидео контрабандист и авантюрист. Его уроки по системе «беспроигрышной игры» вдохновили Вершинина: он даже начал выигрывать, правда, небольшие суммы, и очень рассчитывал, что к концу командировки разбогатеет. Слухи есть слухи, и Рябов поделился сомнениями с нелегальным резидентом «Артуром» (Иосифом Григулевичем), который на время перебрался из Аргентины в Уругвай. «Артур» «навёл справки»: факт «тяготения Вершинина к азартным играм» подтвердился. В итоге Вершинина отправили домой.
Визиты «потенциальных провокаторов» участились. Чаще всего они обращались в консульство. Появились подозрительные гости из Аргентины. В 1944–1945 годах, когда правительство ГОУ развязало волну репрессий против аргентинских «демократов» (включая коммунистов), провокаторы приходили как «жертвы преследования фашистов». Они просили отправить их в Советский Союз «для отдыха», «учёбы», «политической переподготовки». Наскоро состряпанные импровизации не выдерживали элементарной проверки. В компартиях существовало правило: если коммунист хочет обратиться по какому-либо личному вопросу в советское учреждение, он предварительно испрашивал разрешение у партийного руководства и приходил с соответствующей рекомендацией. Так что всех посетителей «без рекомендаций», по выражению Рябова, «отшивали вежливо, но решительно».