Сам Рябов ориентировался на скромные рестораны. Некоторые он описал в своих отчётах. «Метро» – заведение 2-й категории, проходной двор в прямом и переносном смысле слова. Имеет два выхода, посещается самой разнообразной публикой, так как находится на бойком месте (площадь Свободы). Не очень дорогой. В него часто забегают одинокие деловые люди. «Триколис» – ресторан 3-го класса. Итальянская кухня. Посетители – коммерсанты, деловые люди (улица Сан-Хосе). «Данубио Асуль» (улица Колония) – ресторан 2-й категории. Хозяин – венгр, основная клиентура – венгры, югославы, чехи, поляки, уругвайцы. На окраинах Монтевидео удобных ресторанов нет. Существуют небольшие «обжорки», в которых появление хорошо одетого человека привлекает всеобщее внимание».
Для экономии оперативных средств Рябов чаще всего назначал свидания в кафе и конфитериях. «В Монтевидео их множество, – написал он в «страноведческой справке», – от первоклассных до маленьких «боличе», располагающихся обычно на углу двух улиц». Кафе в центре города категорически не подходили: «Они кишат аргентинскими контрабандистами, аферистами, шулерами, парагвайскими и бразильскими заговорщиками и «революционерами» и тому подобной публикой. Хозяева таких точек обычно связаны с полицией, частые гости в них – «блуждающие шпики». Особенно опасна зона, прилегающая к площади Независимости, а также район порта, где можно попасть в историю с подвыпившим матросом или назойливой женщиной легкого поведения».
По мнению Рябова, для рабочих встреч лучше всего подходили кафе «Американа» на авениде 18 июля, с большим залом и колоннами, и конфитерия «Лион д’Ор» на той же авениде, «небольшая и спокойная, без оркестра».
Посольские женщины предпочитали для прогулок и отдыха Парк Родо, расположенный в двух километрах от миссии на набережной Вильсона. Парк получил своё название в честь уругвайского писателя Хосе Энрике Родо. Дети чувствовали себя на территории парка, особенно в летний период, как дома: цирк, карусели, аттракционы, фокусники, всё что угодно, вплоть до катания на лодках по озеру. Работал муниципальный театр на открытом воздухе с эстрадной программой. При желании всегда можно было недорого перекусить в ресторане «Эль Ретиро».
Популярностью у сотрудников посольства пользовались кафе «Тупи-Намба» («старое», площадь Независимости, на улице Хункаль) и «Тупи-Намба» («новое» на улице 18 июля). Бывать в «старом», хотя и неказистом на вид, было престижно. Многие уругвайцы забегали в кафе по несколько раз в день, чтобы «засветиться» среди влиятельных людей. «Новое» кафе стало одним из самых модных в столице и могло вместить несколько сот человек. По вечерам в нём играл оркестр, выступали певцы, чередуя песенки из голливудских фильмов и популярные латиноамериканские шлягеры, чаще всего мексиканские, кубинские и аргентинские.
Страстные, чувственные, ритмичные песни завоевывали среди посольских меломанов всё больше поклонников. Кто-то начинал покупать пластинки «на память», и так – постепенно – складывались коллекции. К первому «завозу» в Советский Союз пластинок с Гарделем, Негрете, Тоньей «Ла Негрой» и другими были причастны, прежде всего, дипломаты и разведчики «сталинской эпохи», «латиноамериканисты», которые, побывав хотя бы раз на далёком континенте, уже не могли забыть его радушных объятий, несмотря на житейские проблемы и эксцессы холодной войны.
Среди задач, поставленных перед Рябовым по Уругваю, была работа по немецкой линии. Ознакомившись с обстановкой в стране, он сообщил: «Выходцев из Германии в Уругвае – 8 тысяч человек, половина из них – старые немецкие колонисты, другая половина – антифашисты, среди которых много евреев. Старая колония до сих пор является экономически влиятельной силой, обладает сильными позициями в правительственных кругах. Наиболее крупная организация немцев – «Немецкий антифашистский комитет», который связан с группой Людвига Ренна в Мексике. В Уругвае эту организацию возглавляет Вильгельм Эккерман. Карл Гольдбергер руководит «Комитетом Свободная Австрия». Всего в Южной Америке 4 тысячи австрийцев, в Уругвае – 500, и большинство входит в этот комитет».
В отношении стран оси, с которыми Уругвай находился в состоянии войны, существовал специальный режим: все их граждане были зарегистрированы в полиции и должны были сообщать о своих передвижениях по стране. Разрешение на выезд давалось только с санкции МВД. В отношении итальянцев режим был отменен раньше, чем для немцев.
Рябову не потребовалось много времени, чтобы убедиться: на «немецкой площадке» в Уругвае доминируют американские разведчики. В штате СРС состояло более сорока человек, которые работали не только по Уругваю, но и по Аргентине. Резидент «Артур» подтвердил, что американцы «расплодили» свою агентуру повсюду, и с 1943 года, «из-за нехватки немецких объектов, стали заниматься советскими, готовясь к усилению влияния СССР в Латинской Америке в послевоенное время».
О том, что в Уругвае есть враждебные СССР силы, в посольстве убедились во время празднования победы над гитлеровской Германией. В Монтевидео завершение штурма Берлина Советской армией было встречено народным ликованием. Эйфорическое настроение царило в советском посольстве. Войне конец! Мы победили! Горелкин не успевал отвечать на телефонные звонки: поздравляли его как официального представителя СССР не только главы дипломатических миссий, но и уругвайские политики, руководители левых организаций, испанские республиканцы, деятели искусства. Посыпались просьбы об интервью. В посольстве из представительского фонда достали «Столичную» и разлили по рюмочкам: в такой день и не выпить!
Тысячи людей вышли 2 мая на улицы. Неожиданно вблизи реакционной газеты «Эль Диа» возникли беспорядки – из-за отказа редакции вывесить государственный стяг Советского Союза среди флагов стран-союзников: «Это откровенная провокация, просто так этого оставить нельзя!» В окна редакции полетели камни. Полицейская «столичная гвардия» применила слезоточивый газ. Праздник был омрачён.
Рябов обрисовал («для справки») функции «Столичной гвардии»: «Это особый отряд вооружённой полиции (пистолеты, маузеры, винтовки), предназначенный для охраны президента, министра внутренних дел и членов правительства. В моторизованном отряде – около 350–400 полицейских. На них возлагается также охрана общественного порядка во время митингов, собраний, манифестаций. Такие акты всегда проводятся с разрешения полиции, поэтому известно, куда следует направлять наряды. Внутри полицейского аппарата «столичная гвардия» – это своеобразная ударная группа, употребляющая самые насильственные методы «восстановления порядка».
Есть ещё «Республиканская гвардия» с такими же, примерно, функциями, с той лишь разницей, что это – кавалерийский отряд в 500 сабель. По своему составу и идеологии это в ещё большей степени «цепные псы демократического режима». В отряд набирают малограмотных «пеонов» из деревни, причём в юношеском возрасте, держат в строгой дисциплине и превращают в слепые орудия полицейских начальников. Уругвайцы относятся к ним с ненавистью, потому что во время общественных беспорядков от «псов» обычно попадает и правым и виноватым. Во время майской демонстрации они, раздражённые сопротивлением людей, которые начали строить баррикады и отбиваться камнями, преследовали ни в чём не повинных зевак и прохожих на близлежащих улицах».
«Немецкая тематика» и после завершения войны в Европе постоянно возникала в сообщениях резидента. Преобладала информация о бегстве нацистских преступников, учёных и конструкторов военной техники в страны Южной Америки. Резидент, со своей страстью всё систематизировать, вёл личное досье по теме. Особую сенсацию вызывали факты прибытия к аргентинским берегам германских субмарин. В июле 1945 года Рябов направил в Центр сообщение, полученное от агента, побывавшего в портовом городе Мар-дель-Плата по делам торговой фирмы: «Немецкая подводная лодка всё ещё находится в этом порту. На её борту обнаружено не менее 100 тонн нефти и солидный запас продуктов, видимо перегруженных с судна-матки в Атлантике. Команда, находящаяся под арестом, – молодая, высокопрофессиональная, настроенная фанатично. Все они неизменно приветствовали нацистским салютом пожилого человека, который находился на борту лодки, демонстрируя подчёркнуто уважительное отношение к нему».
Ироничный Граур не удержался, написал на полях телеграммы: «Рене, наверное, думает, что это Гитлер».
Оперативные связи, которые завёл Рябов, в том числе в МИД Уругвая, позволяли ему «быть в курсе» даже того, чем занимался уругвайский посол в Москве. «Пользуясь своими дипломатическими возможностями для сбора материалов, Эмилио Фругони[111] пишет антисоветскую книгу в духе пасквиля Андре Жида, – сообщил резидент. – По этой причине он отклонил предложение своего МИД о переводе в Италию. Он акцентирует внимание на разоблачении «мифа» об исчезновении классов в СССР, затрагивает вопрос о «преследовании» испанской эмиграции в нашей стране, о красном шпионаже и т. д. Предисловие намеревается просить у Леона Блюма, французского социалиста».
В 1946 году Фругони подал в отставку, считая, что его пребывание в советской столице бесполезно и что отношение к нему «в правящих верхах» страны пребывания изменилось в худшую сторону. Своё многостраничное исследование Фругони завершил в 1947 году, а в следующем – опубликовал в аргентинском издательстве «Кларидад» под названием «Красный сфинкс». Реакционная пресса Латинской Америки отозвалась на книгу единодушной похвалой: «Это исчерпывающе полный диагноз болезней Советского Союза».
Рябов сообщил Горелкину о «лицемерном поведении» Фругони в Москве. Поэтому его произведения не вошли в книжную подборку «страноведческого характера», которую посольство, выполняя запрос, направило для библиотеки МИДа. После тщательного отбора, произведённого Горелкиным, осталось девять книг. В сопроводительном письме выбор обосновывался так:
«Эухенио Гомес. Задачи национальной экономики, 1945 г. Одна из лучших работ по экономике Уругвая, содержащая полный марксистско-ленинский анализ экономического положения страны. Автор – Генеральный секретарь КПУ.