Брамуглия, который осуществлял внешнеполитический курс «третьей позиции», маневрируя между США и СССР, в августе 1949 года ушёл в отставку из-за конфликта с Эвой Перон по поводу аргентино-американских отношений. Эва была сторонницей более жёсткого курса. Однажды Брамуглия, не скрывая раздражения, сказал по поводу её вмешательства во внешнеполитические дела: «Имейте в виду, сеньора, что президент во время моих заграничных поездок пишет мне каждый день». Эвита тут же парировала: «Вы, Брамуглия, не забывайте, что со мной президент каждую ночь спит».
Крыть министру было нечем.
Монахов пришёл к выводу, что Эва Перон существенным образом влияет на формирование политики Аргентины. В материалах «конкурентов», которые резидент получал из разных источников, именно так оценивали её возможности. Шеф французской разведки в Буэнос-Айресе считал её, без всяких оговорок, главной опорой президента:
«Помощником Перона является его жена, бывшая актриса Мария Эва Дуарте, на которой он женился в октябре 1945 года. Эвита, как все её обычно называют, прошла большой путь с тех пор, как она оставила пеструю карьеру исполнительницы второстепенных ролей в кино и на радио, чтобы стать госпожой Перон и влиятельной силой в общественной и политической жизни Аргентины. Для Перона она не только жена, но и советчик. Влияние Эвиты на мужа бесспорно по нескольким причинам: интимного порядка; наличия некоторых качеств, присущих ей и отсутствующих у Перона (он сам это понимает); умение быстро оценить ситуацию, сильный инстинкт выживания. Очевидны услуги, оказываемые ею президенту, прежде всего по укреплению престижа перонизма в массах. Социальная деятельность госпожи Перон является шедевром плодотворной демагогии, проводимой методично изо дня в день. Она проникает во все слои населения и завязывает «узлы», которые сам Перон не смог бы завязать. Эвита является, бесспорно, царицей в области социального обеспечения. Будучи хладнокровной, решительной и умной, быстро вынося суждения, имея здравый рассудок, она совершенно свободно чувствует себя при решении конкретных вопросов. Действуя очень тонко, госпожа Перон не задевает самолюбия президента и не пытается непосредственно влиять на решение политических и экономических проблем. Эвита лишь пользуется авторитетом жены президента при назначении ближайших сотрудников мужа, что позволяет ей осуществлять свою политику дальнего прицела. В этих вопросах она следует подсказкам двух близких советников – отца Филиппа и министра образования Оскара Иванесевича, бывшего посла в Вашингтоне. Эти два (довольно различных) влияния дополняют друг друга. Она постепенно укрепляет свои позиции на международной арене. Её последним триумфом была поездка в Европу. Франко приветствовал Эву Перон салютом главы государства из двадцати одного орудия и дал высшую награду Испании – орден Изабеллы Католической. Госпожа Перон выглядела элегантно и в высшей степени фотогенично, отдавая фалангистский салют приветствовавшим её толпам мадридцев».
Как и Монахов, Бударин внимательно присматривался к действиям Эвы Перон: «Она всегда фигурирует там, где возникают проблемы, это как подсказка для нас, на что, прежде всего, следует обратить внимание в планировании информационной работы». Вполне здравое предложение. Вообще о себе сам Бударин рассказывал мало, возможно, потому, что в недалёком прошлом был, как говорится, «военной косточкой». На его дипломатической форме в дни приёмов поблескивали ордена Красной Звезды и Красного Знамени. Разумеется, Монахов с уважением относился к нему, воздерживался от дискуссий, которые Бударин мог истолковать как претензию на неформальное лидерство в посольстве. Слишком много проблем существовало за пределами посольства, чтобы создавать их внутри.
Однако неприятности возникали постоянно. У шифровальщика «Миши» начались проблемы с женой, психическое состояние которой вызывало тревогу. «Она на грани помешательства», – так было сообщено в Центр. Там отреагировали быстро. В июле 1949 года «Миша» с женой отбыли на родину на финском пароходе. В октябре того же года самолётом через Стокгольм вылетел в Москву Лакс. Состав резидентуры полностью обновился. В неё входили сотрудник «Ван» под прикрытием завхоза посольства; сотрудник под женским псевдонимом «Волга» (стажёр посольства); шифровальщик, тоже под женским псевдонимом, – «Вера».
В своей посольской работе Бударин придерживался принципа: «нам нечего делить, мы работаем на страну». Как должное он воспринял указание Вышинского о передаче резиденту на связь чехословацкого дипломата, который обозначался в переписке с Москвой псевдонимом «Жук». Отныне Монахов лично получал, оценивал, обрабатывал и передавал в Центр содержание получаемых документов. Они были ценными, потому что «Жук» имел источника в секретариате президента Перона. Кто этот источник – оставалось загадкой. Раскрыть его вначале пытался Лакс, потом – Бударин, затем соответствующие указания давались Монахову. Но для «Жука» этот «секретный» поставщик информации был гарантией стабильного «заработка» в долларах, и он держался как скала: о загадочном источнике не проронил ни слова!
Разумеется, Монахов постарался узнать больше о самом «Жуке» – Александре Куноши, посланнике чехословацкой миссии. Резидент выяснил, что распоряжение о передаче документов «советским товарищам» Куноши получил из Праги от «непосредственного начальника». Судя по всему, этот начальник, несмотря на «засоренность» чехословацкой дипломатической службы враждебными элементами, лояльно относился к Советскому Союзу. Получаемые материалы – оригиналы шифртелеграмм, а в ряде случаев – выписки из них. Документы передавались в заранее обусловленных местах, иногда на приёмах. После пересъёмки в резидентуре материалы без задержки возвращались. Монахов считал Куноши «до наивности неосторожным», ведь каждый эпизод с передачей документов мог обернуться неприятностями. Но ничего, серьёзных осечек со стороны Куноши не было.
Монахов пытался понять причины, которые побуждали Куноши так рисковать. Только алчность? В 1941–1944 годах он находился в Лондоне, называл себя «левым социалистом». Опубликовал книгу с оптимистическим прогнозом в отношении будущей Чехословакии[141]. Монахов встречался с людьми, знавшими Куноши по Англии. На многих он производил впечатление «оппортуниста и карьериста». Его жена, француженка, студентка, после оккупации Праги гитлеровцами вернулась в Париж, где продолжила учёбу вплоть до освобождения Франции. Откликаясь на процессы «политической трансформации» Чехословакии, Куноши вступил в 1946 г. в компартию.
Он был потрясён бурным развитием событий в Чехословакии после гибели Яна Масарика. Самоубийство? Убийство? Неужели он стал жертвой советских агентов? Именно по этой причине многие чехословацкие дипломаты увольнялись и просили политическое убежище в странах, где работали. Куноши был в числе немногих, кто не уволился. Монахов отметил в характеристике на «Жука»: «Он многого не понимает в своей стране, поэтому не торопится с принятием решений». Впрочем, Куноши отказался публиковать в бюллетене своего посольства статьи, показывающие «прогрессивную роль СССР – лидера демократического лагеря». Мотивировал свою позицию просто: «Сограждане меня заклюют за такую пропаганду».
В середине 1950 года Куноши пропал. За несколько недель ни одного упоминания о нём в дипломатической хронике! «Жук» игнорировал обусловленные сигналы о необходимости выхода на явку. Напрашивался вывод: у Куноши возникли проблемы, не хочет рисковать. Всё стало ясно, когда Монахов осенью 1951 года наткнулся на небольшое сообщение в газете «Ла Насьон» об аресте Куноши в Чехословакии. Его подозревали в заговорщицкой деятельности. Как выяснилось позже, без суда он просидел в тюрьме два года. Был освобождён из-за отсутствия доказательств. На дипломатическую службу не вернулся – не взяли. Монахова огорчила потеря агента. Но таковы реалии разведывательной работы: вечных источников информации не существует.
В июле 1949 года Монахов получил от агента «Хавьера» материал о сотрудниках политической и военной разведки США в Аргентине. В документе указывалось, что резидентура ЦРУ работает по следующим направлениям: разработка аппарата президента и правительственных учреждений; разработка ведомств, которые занимаются внутренней политикой (от сената и парламента до МВД и полиции); разработка учреждений, занимающихся внешнеполитическими делами (МИД, парламентская комиссия по иностранным делам, дипкорпус). Осуществлялся также контроль над прессой и радиостанциями, на учёт ставились авторы «антиамериканских публикаций».
Американские военные разведчики вызывали у Перона ярость, потому что они «конспирировали» с тайными врагами президента внутри армии. В материале «Хавьера» подчёркивалось, что «сейчас работа военного атташата США затруднена по причине недавней чистки, проведённой по указанию Перона в военном и морском министерствах, было уволено большое количество военных и служащих, завербованных американцами. Причиной для чистки стало раскрытие заговора против Перона и его жены, а также обращение военных к президенту с целым рядом требований, фактически ультимативного характера».
Резидент обратил внимание на такой пассаж из сообщения «Хавьера»: «Майор Хорхе Осинде из Федеральной координации, отдела по борьбе с коммунизмом, – постоянно шлёт доклады о том, как американцы, прикрываясь выдумками о распространении «красной угрозы» в Аргентине, занимаются у нас шпионажем. Пугают для того, чтобы вмешиваться в наши внутренние дела».
Перон, укрепляя личную власть, многое сделал, чтобы разведка, контрразведка и полиция повысили эффективность. Начальник секретариата разведки полковник Оскар Уриондо заявил на межведомственном совещании в сентябре 1949 года: «Наша Служба информации заслуживает высокой оценки. Ей не приходится завидовать английской или американской стратегическим разведкам. Нашим верховным руководителем является президент, по инициативе которого и была создана Служба. Мы всесторонне, регулярно и своевременно информируем президента. Кроме того мы ведём пропаганду и контрпропаганду, её упреждающий характер идёт стране на пользу».