Делить 'золотую утку' Фабрегас, естественно, ни с кем не желал. Чьи люди в данный момент пасли Корфов, удалось установить довольно быстро. Молодого, бритоголового с высоким лбом, не раз видели до этого среди людей Губастого. Второго, среднего возраста и ничем внешне не примечательного, кроме разве что худобы, установить не удалось. Но действовал он в связке с молодым. С Губастым Фабрегас до этого в делах не пересекался, в Фалонте они контролировали разные территории, не посягая на чужое, и потому повода враждовать у них не было. До сего дня не было. Сказался темперамент Фабрегаса. Во-первых, ему напросто надоело ждать, а во-вторых, он хотел чётко обозначить, кому принадлежит 'золотая утка'.
Судьба глаз Губастого была решена. Под вечер, когда на улицах центра города стало по обыкновению многолюдно, а Корф со своей 'пассией' отправился привычным маршрутом в полюбившийся им ресторан, в людской толпе послышались оханья. Пасший Корфов худой начал медленно оседать, вяло и неуклюже пытаясь дотянуться рукой до спины. Опустившись на колени, он уткнулся лицом в мощённый камнем тротуар и застыл. Из-под лопатки у него торчала рукоять ножа. Вокруг неподвижной фигуры начали собираться люди. И сразу же по ушам резанул короткий женский взвизг.
Его молодой напарник в это время пребывал в кафе на этой же улице, чуть дальше по маршруту Корфов, откуда открывался хороший обзор и самой улицы, и парадного входа в ресторан. После того как официант поставил перед ним заказанный безалкогольный коктейль, он успел сделать лишь два глотка и у него начался жесточайший приступ удушья. Лицо бедолаги окрасилось багрянцем, на лбу и на шее вздулись вены, на висках проступил пот. С выпученными безумными глазами, безуспешно ловя воздух ртом, подобно выброшенной на берег рыбине, он в корчах опрокинул столик и испустил дух на полу под обалдевшими взглядами посетителей и персонала кафе. Немного позже разрыдался официант, принёсший злополучный коктейль. Среди его вытья, перемежавшегося размазыванием слёз и соплей, с трудом можно было разобрать, что он-де на полминуты отлучился, оставив коктейль без присмотра, а рядом кто-то крутился, кого он не запомнил.
На следующее утро мимо швейцара 'Адлона' прошмыгнул посыльный мальчишка, сунувший в руку портье запечатанный конверт без единой надписи, со словами: 'для господина Корфа'. В записке Фабрегас убедительно предлагал принять приглашение отужинать вместе с ним в ресторане при казино 'Фунт счастья'. Конечно, можно было бы 'случайно' встретиться с Корфом в одном из тех мест, что он обычно посещал. Но этот сноб Корф, как назло предпочитал те заведения, где Фабрегас в любой момент рисковал услышать, что его присутствие здесь крайне не желательно. Рассчитывать, что ему удастся остаться для всех прочих инкогнито, хозяину городского юга не приходилось. Как-никак, а в определённом смысле он был знаменит. Он и завсегдатаи респектабельных клубов и не менее респектабельных ресторанов существовали в разных мирах, обретаясь в параллельных сферах жизни. И ни одна из сторон не любила проникновения чужаков.
– Для вас письмо, господин Корф, – протянул конверт портье.
Краснов взял конверт, повертел. Ни строчки, ни подписи. Рука портье, между тем, уже превращена в клешню, губы заученно растянуты в дежурной улыбке, невыразительный взгляд устремлён в вечность. Чаевых ждёт, как же ж, обычай такой, понимаем. Пётр Викторович вложил в клешню заготовленную мелкую монетку в десять соренсов. Дежурная улыбочка мгновенно стёрлась.
– Примите заказ. Завтрак в номер, на двоих. Как обычно.
Портье исчез с глаз, а Краснов закрыл дверь и оторвал тоненькую полоску бумаги по краю конверта. Внимательно прочёл записку, потом ещё раз. Текст отпечатан на машинке. Подписи нет. Неважно, собственноручно печатал ли автор записку или под диктовку, в манере строить предложения сквозила большущая, прямо таки огромная самоуверенность, что приглашение в 'Фунт счастья' будет принято. Что ж, если принять приглашение, то до назначенного часа времени валом. А если не принять?
– А не послать бы тебя к чёрту? – вслух подумал Пётр Викторович.
– Кому это вы? – поинтересовалась Комета, выйдя в гостиную в одной пижаме, видимо только-только проснувшись.
Краснов молча протянул ей записку и уселся на стул, машинально шаря рукой по журнальному столику, где обычно оставлял сигареты. Вытащив из пачки сигарету, щелкнул зажигалкой и несколько секунд придирчиво наблюдал появившийся сизый дым.
– Зачем же сразу к чёрту посылать? – Комета положила записку на столик. – Можно и сходить. Послушать, что там имеет предложить наш 'доброжелатель'.
– Можно-то, можно… – Краснов затянулся и стряхнул пепел в пепельницу. – Но скажи-ка мне, а на кой нам теперь это надо?
– Не вижу причин избегать встречи с местным криминальным боссом.
– Хм. Хорошо, давай порассуждаем. Сколько мы здесь уже сидим? Правильно, три недели. Согласен, само по себе, это ещё не показатель. Но чёрт возьми, три недели, вообще-то, достаточно, чтобы произошло хоть что-нибудь. Получается, мы без пользы форсируем ситуацию, толкая платину всяким хмырям. Без пользы посещаем сборища местного бомонда…
– А мэра мы тоже без пользы прощупали? – перебила Хельга. – А прочие городские власти? И ребята, получается, без пользы уродуются?
– Да так и получается.
– Что-то я вас не узнаю, Пётр Викторович. Куда же пропал непогрешимый патриарх?
– Не пыхти. Будь я непогрешим, мы б не застряли в локусе Темискиры. Лучше вспомни, о чём мы не раз говорили на борту 'Реликта'. Вспомни, сколько лет здесь безнаказанно действуют рунхи. Не ты ли с Оракулом в один голос утверждала, что Фалонт – ну просто идеальное место для рунхов? Согласен, я тоже так думал, да и сейчас так думаю. Но, похоже, их здесь просто нет. По всему выходит, что всё самое интересное происходит за океаном. Поэтому, торчать здесь больше нет смысла. Не сегодня-завтра на нас обратят внимание эмбэшники вкупе с полицией. Насчёт последней, это вполне уже могло произойти, после вчерашнего-то.
– Но откуда полиция узнает, кого пасли те покойники? Сильно сомневаюсь в способностях фалонтской полиции. Уровень преступности говорит сам за себя.
– Как знать, Хельга, как знать, – Краснов выпустил дым и скомкал записку. Потом положил её в пепельницу и поднёс горящую зажигалку. Пламя с жадностью лизнуло бумагу и вот она уже догорает в пепельнице, превращаясь в лохмотья. – Теперь ещё этот королёк уголовного мира. Три недели про нас вынюхивал, небось. Решился, наконец. Если бы мы здесь нащупали 'друзей' наших – рунхов, я бы, скрипя зубами, как неизбежное зло, пошёл бы на обналичивание некоторого количества слитков. Теперь же, я не вижу в этом смысла.
– Но ведь в городе есть и иностранные банки. Можно спихнуть слитки в один из них. Очень сомневаюсь, что информация о нас так уж быстро просочится к эмбэшникам.
– Это было бы так, если бы в этих банках не работали сокарцы.
– Значит, – подытожила Комета, – ужин в 'Фунте счастья' не состоится.
– Боюсь, что придётся принять предложение. Иначе этот наш 'доброжелатель', по простоте своей, сделает какую-нибудь глупость. Тогда мы точно станем объектом пристального интереса всех кому не лень.
Краснов раздавил окурок в пепельнице и бросил взгляд на наручные часы – непременный, в этом мире, атрибут уважающего себя человека. Часы были дорогие, из золотого корпуса, но вместо такого же золотого браслета – добротный кожаный ремешок. Расточительно, конечно, но других часов себе не позволишь, если посещаешь тот же клуб, что и властная верхушка города, где помимо всяких там департаментских начальников и иже с ними, можно было встретить и крупных промышленников, и банкиров, да и знаменитостей сокарского кинематографа из тех, что калибром поменьше (самые-самые из них Фалонт не жаловали).
– Чувствую, с собой вы меня не берёте? – её вопрос прозвучал как утверждение.
– Верно. Она ответила осуждающим взглядом, на что Краснов спокойно произнёс:
– Мало того, сегодня вечером тебе лучше не покидать гостиницу, – он сгрёб со столика пепельницу и продолжил: – Я к себе. Принесут завтрак, начинай без меня.
В его комнате было душновато. На днях в гостинице начали топить, паровое отопление превосходно расправлялось с сыростью, а от нагретого воздуха поначалу было очень даже приятно. Но вот беда, 'Адлон' не был лишён всеобщего фалонтского недостатка – плохо развитой вентиляции. Поэтому, помещения приходилось периодически проветривать. Краснов приоткрыл окно, желая вдохнуть свежую струю воздуха. Но в нос шибанул гадкий запах выхлопов, перемешанный с растворённой в воздухе влажностью. С нарастающим гулом под окном прокатил двуосный автомобиль с открытым водительским отделением, управляемый усачом в клетчатом костюме и в такой же клетчатой кепке. Кажется, такие экипажи назывались – ландо. Кого вёз усач различить было не возможно, из-под навеса выглядывали только носки чьих-то ботинок. Вслед за автомобилем не спеша прокатила бричка, запряжённая громко фыркающей пегой кобылой. Прикурив новую сигарету, Краснов какое-то время рассматривал редких прохожих, пока не почувствовал, что за ним наблюдают. Зевак на улице не было, в окнах напротив никто не маячил, но ощущение, что его внимательно изучают только окрепло.
Он задвинул оконную дверцу обратно и вообще зашторил окно. Потушил окурок и взял в руку переговорник, чтобы вызвать 'Реликт'.
– Слушаю, Пётр Викторович, – почти что сразу отозвался Еронцев, включив видеоканал.
– Как там наверху, Григорий Романович, не скучно?
– Нет вообще-то. Не в первый же раз на орбите болтаюсь.
– Это хорошо. Теперь к делу. Оракул сообщит координаты одного интересного здания. Думаю, где-то к обеду управится. Возьми-ка здание под контроль. Меня особенно интересует возможность скрытого накопления отдельных групп в прилегающих окрестностях. Пусть даже в какой-нибудь подворотне покажется ватага старух, я должен о ней знать.
– И само собой, пеленг исходящих радиосигналов, – от себя добавил капитан.