Хоэр смотрел на него, нагло улыбаясь. На окровавленной морде со свернутым набок носом и расквашенными губами блестели сколы от выбитых зубов. Видимо, Шубин бил поленом не только сзади, но и спереди.
— Скажи мне хотя бы одну причину, дьяк, ради которой я стал бы с тобой откровенничать.
Воевода крутанул колесико своей ручницы, наставил дуло в лоб Хоэру и спустил курок. Замок щелкнул вхолостую. Хоэр даже не поморщился, продолжая улыбаться.
— Говорю же — порешить и выкинуть на корм рыбам, — сказал Кокарев. — Толку от него не будет.
— У меня есть предложение лучше, — сказал Хоэр. — Вы высаживаете меня на берег, я дожидаюсь моих верных ярган, которые наверняка уже плывут по вашему следу, и говорю им, что догонять вас не обязательно. И вы убираетесь куда хотите. Живыми. Разумеется, перед этим отдав мне то, что у меня взяли.
— Я сжег канасгетские корабли у пристани, — сказал Шубин. — Одной бочки смолы хватило. А на своих кожаных лодках твои псы навряд ли нас догонят.
Хоэр помрачнел, но ненадолго.
— Это не поможет. Вам здесь все равно не выжить.
Он вдруг замолчал, глядя им за спины. Улыбка его стала масляной, глаза сладострастно прищурились. Макарин оглянулся, хотя и так знал, что увидит.
На корме, вытянувшись в полный рост, стояла Иринья. Ее сарафан бился на ветру, кое-как зашитый и с одной стороны укороченный почти до коленей. Цветастый платок, видимо, позаимствованный в одной из татарских изб, небрежно спускался с выбившихся волос на плечи. Дрожащие губы чуть раскрылись, будто она хотела что-то сказать, но не решилась, а просто шагнула вперед, не спуская с Хоэра взгляда широко раскрытых глаз.
— Вот она, моя девочка, — хрипло проворковал Хоэр и развел руки в стороны.
Иринья ловко обогнула мачту, держась за веревки, быстро преодолела оставшееся до Хоэра расстояние и почти с разбега влепила ему носком сапога по и без того развороченному носу. Хоэр взвыл, опрокинулся навзничь, закрыв лицо руками. Иринья пошатнулась, оттолкнула руку Макарина, который попытался придержать ее за бедро. И все также молча ушла обратно на корму, к навесу.
— Иринни, мейн ливе, что с тобой! — прогундосил ей вслед Хоэр. Кровь хлестала у него между пальцами.
— Наверно, она сильно расстроилась, когда узнала, что ты год назад свернул ей шею, — хмыкнул Шубин.
— Наглое вранье, Иринни, — крикнул ей Хоэр. — Не верь этому. Я всего-то приложил ее прелестную головку о ближайшую мачту, — сообщил он воеводе. — А что было делать? Уж больно ты рьяно взялась за моих нерасторопных союзничков! — крикнул он и рассмеялся.
— То есть ты признаешь, что был в сговоре с напавшими на караван разбоями? — спросил Макарин.
На этот раз Хоэр смотрел на него гораздо дольше, прежде чем ответить. Будто купец, прикидывающий, что ему выгоднее.
— Сложно сказать, кто с кем был в сговоре, — наконец выговорил он. — То ли я с ними, то ли они со мной. Мне нужен был груз Варзы, но хитрый поморец меня обставил. Кто ж знал, что он превратит собственную дщерь в машину для убийства.
— Это как так — превратит? — не понял Кокарев.
Хоэр ухмыляясь, помолчал, переводя взгляд с Макарина на воеводу и обратно.
— Ну да. Он подсыпал ей накануне самоедского зелья. У него этих снадобий было — целый сундук. То от одних колдунов что привезет, то от других. Я еще смотрю, а у нее глаза безумные. Аж страшно стало. Пришлось ее той ночью исключительно сзади употреблять, чтоб глаз не видеть. Извиняй, детка! — крикнул он. — Но что было, то было!
Шубин привстал, сжав кулаки, но заставил себя успокоиться, сел обратно и продолжил править топор, с усиленным старанием.
— А как ночью мои ребятишки взяли коч на абордаж, тут-то она себя и показала. Сперва заныла что-то, будто песню какую, от которой мурашки ползли по шкуре и кровь застыла. А потом десятерых мигом к праотцам вынесла. И самой хоть бы что. Боевые зелья самоедов это, знаете ли, что-то невероятное. Нам бы в Европе такое очень пригодилось. Кто поставки обеспечит — озолотится по гроб жизни. Сам только однажды принимал, но и этого хватило. До сих пор помню, как время будто останавливается, и начинаешь крошить направо и налево, никто шевельнуться не успевает. Жаль, штука редкая. В общем, пошло тогда все не по плану. Вместо того, чтобы тихо взять коч да пойти дальше к Варзе, устроился такой шум-тарарам с пальбой и воплями, что, гляжу, а передние кочи уже огни зажгли, пушки подкатили да паруса дополнительные подняли. Так и стоял, смотрел, как Варза за горизонт уходит. Вместе с моим золотым истуканчиком.
— Хочешь сказать — с идолом бога Мейка, — уточнил Макарин.
Хоэр махнул рукой.
— Не знаю, как этот истукан на самом деле называется. Да это без разницы. Все дикари его называют по-разному. Я слышал, как минимум, пять имен. Для канасгетов он Мейк. Для ярган Чумульгула, бог сражений. Для самоедов Неназываемый. А для меня это просто большой кусок неумело обработанного золота, который позволит мне вернуться на родину, втоптать в говно старших братьев и больше никогда не продавать свой меч всяким иноземным ублюдкам.
— Я слышал, что этот идол не золотой, а медный, — сказал воевода.
— Вранье. Это для моих тупых ярганских друзей он медный. Они видели его целиком, но издалека и растрезвонили по всей тайге. А я видел его как вас сейчас, правда, не весь, только руку, но этого было достаточно, чтобы все понять. Медным он казался из-за темной краски, которой его некогда покрыли. А теперь краска кое-где слезла и под ней блестело золото. Я даже его на зуб попробовал. Представляете, московиты, целый истукан из золота. Почти как сокровища Западной Индии, на которые испанцы лапу наложили.
— Истукан из золота, — повторил воевода. — То есть это Золотая Баба все ж таки получается, о которой за Каменным Поясом сказки рассказывают.
— Ну, баба — это навряд ли, — не согласился Хоэр. — У него борода и меч в руке, если ярганам на слово верить. Сам не видел, врать не буду. Как тогда ящик уронили, так доски разошлись и только рука оказалась снаружи. Варза тут же развопился, волосы дыбом, мешковиной стал заматывать. Но уж поздно было.
— Складно поешь, — проворчал воевода. — Вопрос только зачем. Жизнь свою хочешь болтовней выкупить?
— Если меня убьете, никогда до каравана не доберетесь. Я один знаю, как это сделать. У вас есть только камень и девка. А у меня — знание, как применить и то, и другое.
— Применить камень и девку? — спросил Макарин. — Это как?
Хоэр ухмыльнулся.
— Пусть это пока останется моим маленьким секретом.
— Да нет уж давно каравана этого, — сказал воевода. — Сгнил в пучине. Напишем в отчете, что, мол, так и так, напали на караван Степана Варзы злые людишки под началом иноплеменника Хоэра. Караван погиб, злые людишки посечены, а оный душегуб Хоэр кончил свои треклятые дни на дыбе, полный страдания и христианского раскаяния. И закрыто дело.
Хоэр рассмеялся.
— Ежели вам только отписка нужна, то конечно. Но ведь до конца жизни будете грызть себя за то, что не пошли дальше. А, дьяк?
Макарин молчал, разглядывая голландского ублюдка.
— Будь по-вашему, делайте что хотите, — сказал Хоэр. — Но знайте, что караван Варзы никуда не сгинул. Заезжие самоеды видели, как прошлой осенью два коча шли на север вдоль берегов Края Земли к поморскому волоку. И я точно знаю, что в Западное море они с этого волока не выходили. Не спрашивайте, откуда знаю, все равно не скажу. А значит они до сих пор где-то там, в проклятых землях, куда не каждый самоед зайти отважиться. Вопрос только где именно. И вот на этот вопрос без меня вы точно не ответите. Как видите, мы можем быть полезны друг другу. Вы мне подходите даже больше дикарей. Тех в проклятые земли пришлось бы пинками загонять. А вы, московиты, наверняка не такие суеверные. Хотя до цивилизации вам, конечно, тоже далеко.
Хоэр смотрел на них, победно ухмыляясь. Ухмылка не исчезла с его изуродованной морды даже после того, как воевода, не выдержав, с размаху припечатал его по скуле кулачищем.
— Нет, но ты подумай, какой наглец, а, дьяк! Какой наглец!
Хоэр булькал кровью, копошась на дне лодки.
— Мы ничего общего не будем иметь с человеком, который повинен в нападениях и убийствах, — холодно сказал Макарин. — Ты можешь рассказать нам все, что знаешь. Сейчас. Тогда твою участь, возможно, мы решим более милосердно.
— Дурачье, — беззлобно сказал Хоэр. — Ради наивных принципов готовы провалить дело? В Москве новые власти тебя, дьяк, точно по голове не погладят. А насчет твари… У нас сейчас весь мир состоит из тварей. И вы от них мало чем отличаетесь, не стройте из себя святых монахинь.
— Ну уж баб мы точно не убиваем, чтобы из их волос шубы себе шить, — буркнул воевода.
— А, ты об этом, — Хоэр намотал на палец одну из светлых прядей со своего жуткого одеяния. — Это подарок. Ярганский князек со своего плеча отдал. Вот он любит девок свежевать, особенно белокожих и светловолосых. У него таких шуб несколько сундуков. Это из них самая приличная. Он мне еще предлагал ножны и колчан, искусно обшитый кожей с женских лобков. Вот это, я вам скажу, даже для меня было слишком.
Воевода сплюнул и перекрестился.
— Хоэр в переводе с твоего языка это шлюха, — сказал Макарин. — Ведь так? А какая вера может быть шлюхе? Шлюхе верить нельзя.
Хоэр осклабился.
— Шлюха честнее многих. Вы ей платите — она раздвигает ноги. И если платите хорошо — раздвигает усердно и с удовольствием.
— Мы не собираемся тебе платить. Истукан ты не получишь, хоть золотой, хоть медный.
— Если мы найдем караван Варзы, то этот истукан можете забрать себе. Он мне не понадобится. Я знаю, зачем Варза отправился в проклятые земли. Он хотел найти то место, откуда самоеды притащили идола. Там, в проклятых землях, огромные пещеры, а в пещерах — другие идолы. Золотые, серебряные, с глазами и украшениями из драгоценных камней. И их сотни, тысячи. Это Эльдорадо, московиты, настоящая страна несметных богатств, по сравнению с которыми меркнут испанские золотые галеоны. Там золота на всех хватит.