— Да что это такое… — шептал плетущийся рядом Шубин.
Их руки взялись за холодные бока идола, развернули. Он казался легким, будто внутри была только пустота. Теперь на свету была плоская плита из зеленоватого камня, испещренная глубоко вырезанными знаками. Темные потеки обильно покрывали плиту, и Макарин быстро догадался, что это давно засохшая кровь.
— Отойти, — приказал Варза, и ноги отнесли их обратно.
Он снова раскрыл книгу, и стал вчитываться, хмурясь и шевеля губами.
— «И пусть кровь потомка оросит мать народа», — прошептал он. — Я так долго ждал этого момента, и теперь не уверен, что все знаю. Эта вульгарная немецкая латынь может трактоваться по-разному. Дьяк, ты ведь знаешь латынь?
— Плохо, — ответил Макарин, хотя совсем не хотел ничего говорить.
Варза сунул ему под нос раскрытую книгу.
— Переведи нижнюю фразу.
Макарин рассматривал плотные бумажные листы с поблекшими буквами и пытался совладать с собой, закрыть рот, стиснуть зубы, ничего не говорить.
— Здесь написано «Пусть кровь потомка прольется на мать, и тогда народ проснется.»
Варза улыбнулся, показав сквозь белую бороду почерневшие зубы.
— Значит я понял все правильно. Шубин! Привяжи Иринью к идолу.
— Нет… — прохрипел Шубин, и шагнул к Иринье.
— Все народы, топчущие нашу землю, принесли жертву, — сказал Варза. — Осталась только одна, главная. Жертву должен принести сам народ.
— Значит, вот для чего ты ее ждал? — тихо спросил Макарин. — Чтобы зарезать ради собственных фантазий и твоих давно сдохших богов? Авраамом себя возомнил?
Варза не ответил, глядя, как Шубин обматывает веревкой стоящую у плиты Иринью.
— Веревкой-то зачем? — спросил Макарин. — Она же все равно никуда отойти не сможет.
— Это ритуал, дьяк. Здесь все надо делать точно.
Он услал Шубина в сторону и шагнул к дочери.
— Нет, Варза! — прокричал Шубин.
— Заткнись, Плехан, — приказал старик, и тот резко замолчал. — Это ритуал. Для его завершения нужна кровь потомка.
Варза поднял длинный костяной нож, поднес к глазам, любуясь искусной резьбой на лезвии.
— Но кто вам сказал, что она — потомок? Она — мать.
Он вогнал нож себе в шею и протащил лезвие от уха до уха. Кровь хлынула на каменную плиту и привязанную к ней Иринью. Варза сполз на землю, скорчился, дергая ногами и царапая камни скрюченными пальцами. Кровь толчками выливалась из распоротого горла, но вскоре иссякла.
— Вот этого я точно не ожидал, — сказал воевода.
И только тогда Иринья завизжала.
Глава 32
Ничего не изменилось.
Все также горели за их спинами костры. Плыл сладковатый дым. Стекала по зеленоватой каменной плите кровь Степана Варзы.
Макарин попробовал шевельнуть пальцами.
— Кажется, отпустило, — сказал Шубин и бросился к привязанной Иринье. Долго пытался распустить узел, потом плюнул и поднял из дымящейся лужи костяной нож.
Иринья сползла вниз, всхлипывая и вытирая залитое кровью лицо.
Макарин осторожно обошел труп Варзы и взял раскрытую книгу.
«Гримориум Мортум» представлял собой небольшую книжицу в дешевом переплете из потрескавшейся кожи. Макарин сталкивался в Неметчине с колдовскими манускриптами, имевшими хождение в северных университетах. Но это был не манускрипт, а печатное издание, выпущенное лет двадцать назад лейденской печатней Эльзевира. Макарин полистал страницы из некачественной толстой бумаги, вглядываясь в слепой шрифт. Иллюстраций не было. Только на титульном листе виднелось какое-то подобие гравюры, на которой невозможно было ничего разобрать.
— Ну, что там интересного? — подошел сзади воевода.
Макарин пожал плечами.
— Судя по всему, Варза очень плохо знал латынь.
Кокарев хмыкнул.
— То есть восставших мертвецов нам ждать не приходится?
Макарин глянул в темноту пещеры и отложил книгу.
— Навряд ли. Но что там внизу — надо бы проверить.
— А что там может быть кроме камней и льда?
— То есть ты опять ничего не видел?
— А что я должен был увидеть?
Макарин вздохнул.
— Хорошо быть таким толстокожим как ты, воевода.
— Хе! Это на тебя самоедские зелья плохо влияют. Мозги набекрень становятся. Смотри, в Варзу не превратись.
Макарин подошел к идолу.
Знаки на плоской каменной поверхности напоминали письмена, изображение которых показывал ему как-то свейский посланник. Плита была вертикально разлинована на десяток столбцов и каждый из них был заполнен корявыми значками, отдаленно похожими на буквы.
— Наверно, здесь что-то написано, — сказал Кокарев.
— Вряд ли кто-то это может прочитать.
Макарин шагнул к другой стороне идола.
Свет от факела проникал сюда с трудом, но даже в полутьме можно было разглядеть тусклое желтое свечение на гладких боках дородной металлической бабы, в раскрытом толстом животе которой стоял на ножках-палках безглазый ребенок. Баба сидела на столбе точно на постаменте. Круглые щеки знаменитого истукана лоснились, словно их столетиями натирали маслом.
Воевода гулко постучал по круглому бабьему колену.
— Это и впрямь золото? — спросил Макарин.
— Боюсь тебя расстраивать, дьяк, но если и золото, то очень тонкое. Прибили к деревянной основе. А вот и колья, если внимательно глянешь.
Воевода поколупал еле заметные шляпки гвоздей.
— Странный идол. Никогда не видел, чтобы одного болвана делали из столь разных материалов. Обычно идол посвящен одному богу. А тут как минимум три.
Он попытался заглянуть в узкую щель между каменной плитой и Золотой бабой, ничего не увидел, достал кинжал и сунул лезвие в зазор.
Раздался глухой рокот и сверху посыпались мелкие камни.
— Я бы на твоем месте этого не делал, воевода, — сказал Шубин.
Воевода убрал кинжал.
Макарин обошел идол, минуя Мейка, и чувствуя, как бог войны следит за ним своими багровыми глазами.
Деревянная часть истукана была самой невзрачной. Потемневшая поверхность была такой растрескавшейся, что уже нельзя было разобрать, где линии были вырублены мастером, а где рассохлась от старости древесина. Но Макарин застыл как вкопанный, разглядывая оскаленную звериную пасть и круглые выпученные глаза.
— Воевода! Так это то самое чудище, что было на бляхе Одноглазого и парусах северных дикарей.
Кокарев медленно подошел ближе.
— Ну да. Универсальный идол получается. Хочешь бога войны — на тебе одну сторону. Хочешь золотую бабу — на другую. А хочешь деревянного урода — получай третью. Каждое племя может найти что-то по душе.
Макарин огляделся.
— Надо придумать, как мы его отсюда тащить будем. А пока проверим пещеру.
Он нашел под навесом пару факелов, один дал воеводе, другой зажег сам. Потом долго стоял, собираясь с мыслями и стараясь не вспоминать то, что видел совсем недавно под каменными сводами. Из темноты несло холодом. Он сделал пару шагов, преодолевая бурлящий страх, и вытянув вперед факел. Неверное пламя освещало проход всего на несколько саженей вглубь. Дальше царил мрак.
— Мы так до весны ее обследовать будем, — бормотнул воевода, отодвинул Макарина и зашагал вниз.
И тут сверху снова зарокотало, затряслись стены, посыпалась труха, и что-то большое свалилось за входом, на мгновение закрыв небо и подняв тучу снежной пыли.
Макарин с воеводой ринулись назад.
— Ничего страшного, — успокоил их Шубин. — Обвал. Снежная шапка над входом обвалилась. И засыпала костры. Теперь хотя бы этой вони не будет.
— Это хорошо, — сказал Кокарев. — Тогда пошли дальше.
— Подожди, — у Макарина был нюх на опасность. И теперь опасность была не в глубине пещеры, а снаружи. Он взвел колесцо ручницы и осторожно приблизился к выходу.
Поднятая обвалом снежная взвесь постепенно оседала и уже стали видны свежие сугробы на месте потухших костров.
Со склона холма спрыгнула высокая фигура, отряхнулась от снега и, заметно хромая, двинулась к Макарину.
— Я надеюсь, не сильно опоздал к раздаче подарков, господа московиты? — осведомился Хоэр, криво улыбаясь.
Макарин вскинул ручницу.
— Э, нет, господин дьяк, — Хоэр остановился. — Сто раз подумай, прежде чем палить по гостям. Тем более многочисленным.
С обеих сторон от пещеры послышался шум, лязг и хохот. Еле различимые в снегу тени бросились к ним, умело растянулись цепью, перекрыв выход и выставив вперед пики и тяжелые алебарды. В широких самоедских малицах и меховых шапках новоприбывшие казались дикарями, но Макарин заметил в отворотах тусклый блеск доспехов, и подумал, как же им холодно и тяжко, бедным, таскать шубы поверх железа. Несколько человек стояли за цепью и возились с какими-то самопалами, в которых Макарин узнал укороченные немецкие аркебузы.
— Как видите, перевес не на вашей стороне, — провозгласил Хоэр. — Будете изображать героев? Или начнем переговоры?
Один из стоящих в цепи высунул из воротника рыжую бороду и пролаял что-то смутно знакомое. Макарин уже десять лет не слышал этот язык. Хоэр ухмыльнулся.
— Господин Ян Гемс правильно замечает, что логичнее было бы прикончить вас не переговариваясь. Но я разумный человек и полагаю, что знатные московиты еще могут нам пригодиться. А вот с паскудным поморцем у нас будет разговор особый.
Макарин краем глаза видел, как Шубин медленно отступает назад, в темноту пещеры.
— Здесь все находятся под защитой Московского государства, — сказал Макарин, понимая, что говорит пустые слова. — А вот в том, что делают тут твои немцы, нам еще предстоит разобраться.
— О, мои немцы прибыли сюда по распоряжению Генеральных штатов и лично Морица, светлейшего принца Оранского, который приказал снарядить три корабля для плавания в здешних водах. Теперь они стоят у берега в полудне пути на закат отсюда. И ждут моих указаний. Те ландскнехты, что вы видите перед собой, лишь малая доля всего экспедиционного корпуса. Ну как, воевода Кокарев, ты готов говорить со мной о сдаче Мангазеи со всем ее промыслом?