— Смотрю, ты меня очень ждал, — говорю я, роняя полотенце на пол, и перешагиваю через него, подходя ближе.
— Всю жизнь, — дурманящим голосом отвечает Давид, вытягивая руку вперед.
Он касается холодным стеклом моей груди, и я резко втягиваю носом воздух. Мелкие капельки от лопающихся пузырьков попадают на кожу, и Давид продолжает водить бокалом, вырисовывая загадочные узоры и ловя каждый мой вздох.
— Такая красивая… — тихо произносит он, глядя на мою грудь, а после поднимает голову и протягивает мне бокал. — За тебя, Аврора.
— Может, за нас?
— Нет. За тебя.
Звучит перезвон бокалов. Сердце пропускает удар и добровольно сдается в плен этому удивительному мужчине, доверяясь ему абсолютно и полностью.
Если бы меня сейчас спросили, где бы я хотела провести остаток жизни без возможности уйти, то я бы назвала эту постель. Ночь прошла великолепно. Не без сюрпризов, но все они были настолько приятными, что кроме как подарками судьбы их не назовешь. Давид измотал меня так, что я с трудом вспоминаю, как померкло сознание, утянув меня в сон.
Я открыла глаза несколько минут назад, и до сих пор не могу отвести взгляд от красивого профиля мужчины, что спит на соседней подушке. Мы не спали в обнимку, я этого не люблю. Во сне человек должен быть свободен, должен чувствовать комфорт. Вчера я именно так и сказала, и была понята и услышана.
И пусть между нами около полуметра, рука Давида собственнически сжимает сейчас мою ногу чуть выше колена. Все-таки поймал. И именно это не дает мне пошевелиться, потому что стоит мне хотя бы чуть-чуть сдвинуть ногу, пальцы впиваются в нее, останавливая. Причем Давид даже не просыпается и не открывает глаза, а продолжает тихонько посапывать.
Ну ладно… Надо сделать это быстро. Он и не заметит.
Подвигаюсь к краю и переворачиваюсь на бок, выскользнув из хватки. Уже собираюсь подняться с постели, как со спины на меня ложится тяжелая рука и притягивает в теплые крепкие объятия. Давид утыкается носом мне в затылок, его дыхание щекочет кожу на шее.
— Доброе утро, — хриплым голосом произносит он.
— Доброе, — отвечаю я, получая укол с порцией гормонов счастья. — Отпустишь меня?
— М-м-м… — отрицательно мычит он, обнимая еще крепче.
— Но мне очень нужно.
— Только возвращайся скорее.
— А ты всегда по утрам такой милый? — хихикаю я.
— Только пока окончательно не проснусь, — по-доброму отвечает Давид и целует меня в плечо, прежде чем отпустить.
Поднимаюсь с кровати и качаю головой, улыбаясь. Здорово видеть человека разным. И эта сторона Давида, мягкая, где-то даже похожая на мальчишку, вызывает во мне сильнейший прилив нежности. Что это вообще такое?
Делаю пару шагов вперед, ощущая себя легкой и невесомой, но громкий стук в дверь буквально швыряет меня об пол, потому что я слышу взволнованный голос сестры:
— Рори! Рори, открывай!
— Черт, — тихо ругаюсь я, в панике оглядываясь. — Давид… Давид, — зову его шепотом, напрягая связки.
— Аврора! Я знаю, что ты там! Просыпайся! — не унимается Элла.
Бегу к постели и бесцеремонно трясу за плечи успевшего снова заснуть Давида. Он открывает глаза и пытается вновь обнять меня, но я не даюсь.
— Тебе нужно спрятаться, — настойчиво шепчу я. — Слышишь? Срочно!
— Что? — сонно спрашивает он. — Ты серьезно?
— Да. Пожалуйста…
— Ро-о-о-ори-и-и-и!
— Она не должна тебя увидеть. Я потом все объясню.
Давид отрывает плечи от матраса и встряхивает головой, хмуря брови. Сон медленно сползает с его лица.
— И куда мне? В шкаф?
— М-м-м… — оглядываю номер и тычу пальцем в направлении ванной комнаты. — Туда! Давай!
Элла вновь стучит в дверь.
Да что случилось-то такого? Мне это не нравится.
Давид встает на ноги и шагает в заданном направлении. Накидываю на плечи халат и толкаю Давида в спину, чтобы придать ускорения.
— Иду-у-у… — отвечаю сестре и закрываю дверь перед носом Давида, успев поймать его недовольный взгляд.
Бегу к входной двери, попутно затягивая пояс на талии. Открываю замок, и Элла врывается в номер, грозно упирая руки в бока. Она оглядывает меня с ног до головы, ее брови медленно поднимаются все выше и выше.
— Ох, черт! Так это правда?! — спрашивает она.
Ариэлла критически оглядывает номер. И я прекрасно понимаю, что она увидит… Пустая бутылка шампанского и два бокала на столике у бара, расправленная постель и две вмятины на подушках, букет цветов... Пытаюсь запихнуть свои шорты, что все еще валяются на полу перед дверью, под шкафчик для обуви, но и это не ускользает от внимательного взгляда сестры. Поджимаю губы, ощущая себя маленькой девочкой, провинившейся перед родителями.
— Я так и знала, что эта поездка пойдет тебе на пользу! — с внезапной радостью вскрикивает Элла и хватает меня за плечи. — Ну и кто он? Какой? Красивый? Местный? Как зовут? У него боль…
В ужасе открываю рот, и Элла перестает меня трясти, вглядываясь хитрым взглядом в мои глаза.
— Рори! — она как в детстве тянет букву «р» в моем имени, что означает — ее распирает от любопытства.
— Как ты узнала? — тихо спрашиваю я, все еще отходя от первичного мандража.
— Я встретила Сережу-менеджера… Он сказал, чтобы я передала тебе поздравления и просьбу в следующий раз быть немного потише. Половина персонала решила, что тебе плохо, но другая половина успокоила волнующихся, потому что догадалась, что тебе было очень и очень хорошо, — выдает, как на духу Элка, подпрыгивая от нетерпения. — Ну! Что за молодец тебя захомутал? Он классный? Если ты так орала, похоже, что очень классный. Давай колись! Как? Че? Может, мы здесь вторую свадьбу сыграем?
Элла, похоже, решила добить меня. Кошусь на закрытую дверь ванной комнаты, надеясь, что Давид не слышал бредней моей сестры, у которой из-за собственной свадьбы уже потекла крыша.
— Он что, еще здесь? — восхищенным шепотом спрашивает Элла и зажимает рот ладонью, сдерживая смешки. — Упс! Что же ты сразу не сказала?
— Да ты бы заткнулась хоть на секунду!
— Ну прости, — без капли сожаления говорит она, потому что мой наезд больше шуточный, чем грозный. — Час дня, между прочим. Я думала, вы уже разбежались. В любом случае, через сорок минут ты должна быть в ресторане. У нас семейный обед.
Я недовольно морщусь, а Элла разводит руками, как бы говоря — ничего не поделать. Она сама уже при параде: милое платье в мелкий цветочек, аккуратно собранные волосы. И даже брови выглядят не так страшно, как вчера.
— Ладно, — киваю я. — Сейчас соберусь и…
— Только замажь эту штуку на своем лице.
— Какую штуку? — спрашиваю я и поворачиваюсь к зеркалу, чтобы проверить.
Из отражения на меня смотрит симпатичная, но испуганная девушка, в которой я с трудом узнаю себя. На голове взрыв, глаза горят, припухшие красные губы тронуты легкой улыбкой, даже кожа, кажется, светится.
— Свое сексуальное удовлетворение, — смеется Элка. — Мама точно заметит. Потом не отвяжешься.
— Все! — усмехаюсь я. — Дуй отсюда, нарушительница спокойствия.
Сестра улыбается мне так, что щемит в груди. Она рада за меня. Этот человечек один из немногих, кто владеет этим магическим приемом, который трогает сердце.
Ариэлла разворачивается и касается ладонью дверной ручки, но вдруг останавливается и смотрит на закрытую дверь ванной комнаты:
— Эй, красавчик! Надеюсь, ты меня слышишь! Ты даже представить себе не можешь, какое счастье тебе досталось! Не обижай ее! Иначе я все расскажу своему мужу и ты пожалеешь, что…
Не выдерживаю и сама дергаю дверную ручку, выталкивая ржущую, как лошадь, сестру из номера. Мы будто вернулись в старшие классы. Только тогда это была моя речь. Я всем парням Элки угрожала отрезать лишние висюльки, если увижу сестру в слезах. Одному даже по роже дала. Веселые были времена, но кто бы мог подумать, что и Элла будет также за меня заступаться? Я даже на секунду чувствую себя не старшей, а младшей сестрой.
— Не опаздывай, — поет Элла, махнув мне рукой на прощание.
Закрываю дверь, а заодно и глаза, шумно выдыхая. Что это было вообще? Ну нельзя же так нападать на сонного человека после бурной ночи.
Тихий щелчок двери приводит меня в чувство. Поворачиваю голову и встречаюсь взглядом с теплыми глазами Давида. Черт возьми! Я заставила его спрятаться, как будто мы делали что-то запрещенное. Такое ребячество… Мне, честно, стыдно, и я даже не знаю, как теперь себя вести. Как объяснить, что я просто испугалась и не понимала, что делать?
Давид разводит руки в стороны, сохраняя молчание. На его губах появляется лукавая и снисходительная улыбка. Провожу зубами по нижней губе, делая несмелый шаг к нему, глядя из-под ресниц.
В ярком дневном свете тело Давида кажется еще привлекательнее. Смуглая кожа, темная дорожка волос вниз от пупка прячется под белым махровым полотенцем. В лицо ударят жар, по внутренней стороне бедер бегут мурашки от воспоминаний о вчерашней ночи.
Я вижу годы тренировок и железную силу воли. И это может значить только две вещи: Давид любит и заботится о себе, что очень круто, или у него есть какие-то комплексы и недостатки, которые он пытается перекрыть восемью кубиками пресса и крепкими бицепсами.
Ничего не могу с собой поделать, чувствую себя весами, которые никак не могут прийти к балансу. Я пытаюсь уравновесить бесчисленное количество достоинств Давида, хоть чем-то, но не могу найти чем. И это странно. Очень странно… Идеальных людей не бывает. Не бывает и все тут! А если вам кажется, что вы встретили такого, то где-то кроется обман.
Останавливаюсь напротив Давида, но не тороплюсь в его объятия, потому что все еще чувствую себя виноватой. Давид обнимает меня сам и целует в макушку, укладывая еще один золотой слиток в уже и так переполненную чашу весов. Становится так хорошо, что с облегчением выдыхаю и кладу раскрытые ладони на его сильную спину.
— Я просто растерялась, — объясняю я.
— Ничего. Я так и понял, — спокойно отвечает он, забирая у меня остатки сожалений и стыда. — Насколько я понимаю, тебя ждет веселенький разговор с сестрой. Хочешь, я напомню, насколько у меня большой, чтобы ты точно смогла описать…