Я повиновался. Отменная стряпня миз Энни Мэй и впрямь успокоила мой ум и тело.
Пока жирафы объедали веточки, весь клан снова собрался вокруг нас — он пришел под предводительством Моисея, который прикатил две великолепные шины. Дядья и братья опять выставили свои «качели» и надели шины так быстро, что жирафы даже не успели отвлечься от завтрака.
Пока взрослые заканчивали с работой, я опять почувствовал на себе чей-то взгляд. Я опустил голову и увидел перед собой Хани-Би — она стояла всего в нескольких дюймах от меня. Девчушка расхохоталась и обняла мои тощие ноги.
Покатываясь со смеху, Старик похлопал меня по спине.
— Она, видать, думает, что ты тоже жираф — вон у тебя какая отметина на шее, — предположил он, кивнув на мое родимое пятно. — Верно я говорю, а, Хани-Би? — Девочка закивала, а потом Седьмой Сын поднял ее повыше, чтобы попрощалась с настоящими жирафами.
В конце концов мы со Стариком сели в кабину, жирафы высунулись из окошек, и мы снова поехали к объездной дороге в сопровождении всего клана.
А пока мы отдалялись, я видел в зеркале картину, которая и спустя много лет не померкла в моей памяти: жирафы, вытянув шеи, глядят на Хани-Би, а она машет им, сидя на плечах у Седьмого Сына. Отец семейства и все его отпрыски стоят по бокам, точно караульные, и все провожают нас в добрый путь.
…Глаза уже начинают уставать. Карандаш становится все короче. А я не могу остановиться.
Снова гляжу на окно: проверяю, здесь ли Красавица.
Здесь, благослови ее Бог. Прекрасный мой жираф просовывает голову в окно и тычется в меня большим носом.
— Ладно-ладно! — говорю я.
Затачиваю карандаш, делаю глубокий вздох, возвращаюсь к своим заметкам… но из головы никак не уходят вопросы.
Читаете ли вы эти самые строки?
Встретит ли эта история драгоценных читателей, подобных вам?
Старое сердце мое сжимается от этих мыслей, они никак не дают сосредоточиться. Я понимаю, что задаю несуразные вопросы, и все же что-то мешает мне приступить к описанию следующего дня нашего путешествия, хотя миновало почти девяносто лет, и это даже забавно. Видит бог, за отведенный мне век с небольшим я понаделал и более стыдных вещей. Но сейчас, по прошествии времени, написал бы о них спокойно и без малейшего промедления. Если сравнить тот самый день, скажем, с тем, что творит человек на поле боя, это сущая мелочь, право слово. И все же эта часть путешествия с жирафами глубоко меня ранит — сам не знаю почему. Если сердечко Рыжика работало на износ, то мое до той поры жило в праздности, не умея изъясняться, не ведая даже, какой путь избрать — что уж говорить о мелкой душе оборванца. Но предположу, что, когда путешествуешь вместе с «великанами, что явились к нам прямиком из Господнего рая», и впервые в жизни осознаешь гнилость собственного нутра, этого уже не забыть, как ни пытайся потом исправиться.
Смотрю на прекрасного жирафа за моим окном и вздыхаю.
Прости, Красавица.
Мне правда очень жаль.
9По Теннесси: продолжение пути
Несколько часов мы мирно ехали по дороге по ту сторону Чаттануги, а потом подъехали к автозаправке компании «Тексако» и придорожному магазину, окруженному рощицей с весьма и весьма аппетитной листвой. Шины прекрасно справлялись с нагрузкой, в точности как Старик и надеялся. Как только работник в нарядной форме с логотипом «Тексако» — белой звездой в красном кружочке — поприветствовал жирафов и наполнил нам бак, я подкатил к деревьям, чтобы животные полакомились листочками, и забрался обратно в кабину. Вскоре из магазина вернулся Старик, он прикупил бутербродов с колбасой, газировки и свежую газету, которую бросил на сиденье между нами.
ГИТЛЕР ПО-ПРЕЖНЕМУ ГРОЗИТ ВОЙНОЙ
— крупными буквами значилось на первой полосе. Мой взгляд зацепила дата: 10 октября.
Завтра у меня день рождения.
Мне исполнится восемнадцать.
Но не успел я толком об этом поразмыслить, как к нам с громким воем сирен подкатила полицейская машина. Жирафы вздрогнули от испуга, а я, как и всегда, настороженно вытянулся.
— Ну на-а-адо же! — протянул толстобрюхий пожилой полицейский, выйдя из машины и подтянув штаны. — А я-то думал, над нами попросту подшутили! В разнарядке было сказано, что надо задержать девушку, которая на зеленом «паккарде» преследует прицеп, в котором едут африканские великаны! И вот они, тут как тут!
Я поморщился.
— В разнарядке? — переспросил Старик.
— Так точно. — Полицейский подошел к моему окошку и опустил ботинок на подножку. — И она прошла повсюду, от Нью-Йорка до нас. Я много таких документов читал на своем веку, но этот меня, прямо скажем, удивил. Там говорилось о сбежавшей жене, которая преследует жирафов на краденом авто.
— Сбежавшей жене? — переспросил Старик.
Я снова поморщился: плохо дело.
— Так точно. Машина принадлежит ее мужу.
Мне захотелось сжать кулаки, и я крепко вцепился в руль.
— У нее ведь даже прав водительских нет, — заметил полицейский. — Уж как она пол страны пересекла, ума не приложу, но дело не в этом. Женщина на дороге — это само по себе подозрительно: истинная леди никогда такого не вытворит. Скорее всего, она завела интрижку с каким-нибудь господином, — сказал он, неодобрительно фыркнув. — А если так, то ее действия подпадают под закон Манна. А он, молодой человек, гласит, — полицейский поглядел на меня, — что гражданам мужского пола запрещено пересекать границы штатов в компании гражданок, если ими руководят аморальные цели. — Он подошел так близко, что я почуял запах табака, припрятанного у него во рту. — Готов биться об заклад, она наверняка с богатым папином закрутила. Красотки всегда так делают, а она, если верить описанию, очень хороша собой: хорошенькая рыжая шлюшка.
— Не смейте так ее называть! — выпалил я, не сдержавшись.
Толстяк сплюнул через плечо и утер рот рукавом.
— Так, значит, ты ее видел, — заключил он, недобро покосившись на меня.
Я потупился. И это была не меньшая глупость, чем мой несдержанный вопль.
— Да, мы с ней сталкивались, правда же, малец? — подтвердил Старик.
Я прикусил язык и пожал плечами.
— Она одна путешествует? — уточнил толстяк.
— Вроде да, — подтвердил Старик. — Она еще без конца снимки делала, говорила, что это для журнала «Лайф». — Он примолк ненадолго. — Правда же, малец?
Я снова пожал плечами, чувствуя на себе пристальный взгляд полицейского. Страшно было представить, что ждет меня дальше.
— Как тебя звать, сынок? — спросил он.
Тут опять вмешался Старик.
— Вудро Уилсон Никель, сэр.
— Где-то я это имя уже слышал. Мы с вами не встречались, мистер Вудро Уилсон Никель?
Я покачал головой, хотя ни капельки не сомневался, что в пачке полицейских разнарядок, прочитанных толстяком, обязательно были и техасские.
— Его в честь президента назвали, — пояснил Старик. — Может, дело в этом. Сэр, он уже столько дней нас везет и прекрасно справляется с работой!
— И все же мне, пожалуй, стоит взглянуть на его документы, раз уж я тут. Покажи-ка мне их, сынок.
И ровно в эту секунду я заметил на дороге зеленый «паккард», а в кабине — огненный всполох рыжих кудрей. Я очень старался отвести взгляд. Видит бог, старался. Но не вышло. И от толстяка это не укрылось.
— Что за… так это и есть шлюшка? — Полицейский-коротышка так резко развернулся, что едва не рухнул на пятую точку, а «паккард» пронесся мимо и исчез за поворотом. — Стойте тут! Ни с места! — велел он нам, уселся в свою машину и понесся за Рыжиком.
— Ага, щас, — буркнул Старик. — Поехали.
Пока я торопливо выруливал на дорогу, он буравил меня подозрительным взглядом.
— Ничего мне не хочешь рассказать об этой своей девчонке?
Я покачал головой — чересчур торопливо и слишком уж усердно.
Пускай я толком ничего и не знал о Рыжике, если разобраться, вел я себя так, будто мне было известно о ней что-то постыдное. Вот только дело было не в ней, а во мне. Мне было бы наплевать, ограбь она банк, — я ведь и сам был всего в паре шагов от подобного. Мне было бы все равно, сбеги она из семьи, — я и сам бы так поступил, если бы матушка с папой не умерли. Но ее замужество… вот что меня растревожило. Больше, чем, да простит меня Бог, известие о ее больном сердце. И все же я выдавил из себя:
— Вы что, правда сдадите ее полиции, если она опять объявится?
— Меня не раз красотки отшивали, так что я тебя понимаю, — ответил он. — Мне придется на это пойти, малец, у нас ведь и без того забот по горло. Я сдам ее. Если она не наврала нам о том, кто она такая, ничего с ней не сделают. А если таки солгала, то уж тем более нам будет только лучше без… — Но он так и не закончил свою мысль, а резко прервался на такую долгую и гневную тираду, что я аж подскочил.
Взгляд Старика был устремлен куда-то вдаль. Шоссе тянулось мимо широкой сортировочной станции, а на поле между дорогой и рельсами стоял цирк — точнее, уже собирался к отбытию после представления в Чаттануге. В этот раз нам жирафов было уже не спрятать. Всего в тридцати ярдах от нас двое мужчин вешали на кабуз новую афишу:
МАСЛ-ШОЛС! СЕГОДНЯ!
Если Старик глядел только на цирк, то я не мог отвести глаз от сортировочной станции. Именно тут я запрыгнул на первый свой товарняк, когда у меня кончились деньги из матушкиной копилки. Помню, бродил по станции: искал, чем бы поживиться, думал, как же мне теперь искать Каза, и столкнулся с ребятами моего возраста, которые давно уже путешествовали, прицепившись к поездам. В те времена их таких были тысячи: они ездили на вагонах вместе с бездомными и бродяжками. В ушах у меня и по сей день звучат рассуждения одного из них: «Да ну, дружище, это ж и есть свобода! Коровы с мотыгами — для недотеп!» И я решил уехать с ними. Тогда-то мне, мальчишке с фермы, казалось, что это и впрямь подлинная свобода.