Потому что знал, что будет дальше.
Спустился на землю и стал ждать.
Старик смотрел на тропку слева — ту, на которую указывала стрелка с надписью «НИКЕЛЬ». Всего в сотне ярдов от канавы виднелись останки отцовской фермы. Со стороны церкви ее можно было рассмотреть во всех подробностях. Покосившийся, ветхий амбар. Папин поломанный фургон. Но Старик обратил внимание на другое. Он напряженно всматривался в обугленный каменный очаг, возвышавшийся, точно могильная плита, над горсткой опаленной земли.
Он снова посмотрел на меня, дожидаясь объяснений. Я понимал: что бы я ни сказал, у него все равно возникнут вопросы, так что не мог и слова проронить.
Бросив на меня последний взгляд, Старик пересек кладбище, обогнул канаву и пошел прямо к очагу. Мне оставалось только следовать за ним, понурившись. Этот путь я знал как свои пять пальцев. Когда мы поравнялись с амбаром, голова у меня кружилась уже так сильно, что я едва мог стоять на ногах. Послышалось жужжание мух, и с каждым шагом оно нарастало. Старик осмотрел ружье и патроны, ржавеющие в грязи, подошел к очагу, стал разглядывать горстку пепла, обугленный железный каркас кровати, почерневшую от огня печь. Больше смотреть было толком не на что.
Кроме неглубокой могилы позади. Мелкой, разрытой могилы, полной поломанных и обглоданных косточек.
Земля поплыла у меня под ногами. Канюки и койоты все равно ее нашли.
Старик обернулся ко мне:
— Скажи, что это звериные кости.
Но я словно его не слышал.
— Малец! — громко окликнул он. — Что тут стряслось?
Я мог отказаться и ничего не рассказывать. Но тогда он точно меня вышвырнул бы, недоумевая, с кем же это он путешествовал столько дней, да еще и с жирафами. И был бы совершенно прав. В конце концов, даже я сам толком не знаю себя.
Так что вариант у меня оставался только один, а потом уже Старику предстояло решать, что делать. Либо поверить в мою историю, либо нет. Либо взять меня с собой в Калифорнию, либо оставить в глуши, из которой я бежал с таким рвением, точно от этого зависела моя жизнь — впрочем, я был уверен, что так и есть. Я уже открыл было рот, чтобы ответить, но взглянул на вагончик — проверить, как там Дикарь с Красавицей.
И тут увидел воду.
Я даже не сразу понял, что случилось. Всю мою жизнь эта канавка была пустой и сухой. И когда в нее стал стекать тоненький ручеек, показалось даже, что это всего-навсего игра воображения… мираж. А потом струйка окрепла и набрала скорость. Превратилась в бурливый поток. И канавка действительно превратилась в овраг, в мгновение ока переполнившийся водой, взявшейся неведомо откуда. Этой земле, которая жила по своим правилам, было наплевать на весь житейский опыт какого-то там мальчишки, выжившего в Пыльном котле. Залетные, незримые бури обрушились на техасскую землю, и она не выдержала этого напора. Патрульный оказался прав.
Начиналось наводнение.
Старик стоял рядом, разинув рот от изумления. Мы переглянулись и уставились на струю, точнее, на мощный поток, который уже вышел из берегов канавы и мчался к дубу, растущему у кладбища. И к жирафам, мирно пощипывающим листву.
«Воде ни за что до них не добраться, они же высокие», — сказал я себе, стараясь сохранять спокойствие.
— Что происходит?! — крикнула нам Рыжик, стоявшая на тропинке неподалеку. — Откуда столько воды? Где дождеприемники?!
— Девка, ты что, в Нью-Йорке? — съязвил в ответ Старик. — Мы, черт возьми, у границы Великих равнин, да еще и в пустыне, будь она неладна! Тут и воды-то не предусмотрено, а ты про дождеприемники! — Он так бурно жестикулировал, точно тем самым можно было спугнуть всю эту нелепую опасность.
А я вдруг бросился бежать.
В ситуации, когда на твоих глазах происходит невозможное, сложно себя контролировать. Я помню, как понесся к вагончику и кладбищу. Помню, как пересекал канаву и под ногами у меня хлюпала вода, достающая мне до лодыжек, помню, как слышал за спиной крики Старика. Как прибавил скорость, не сводя глаз с жирафов, этих несравненных гигантов, по-прежнему ощипывающих листву над кладбищенскими крестами. Помню, как крикнул Рыжику, чтобы она отогнала «паккард» по асфальтированной дороге к тому месту, где дорога отклонялась от канавы, чтобы я мог проделать то же самое с нашим прицепом и жирафами, и как можно скорее.
Но остаток пути стерся из памяти. Помню только, как, уже сидя за рулем, запустил стартер, выжал сцепление и завел двигатель, совершив ужасную ошибку. Я так переусердствовал, что залил двигатель. Меня охватила паника, которая может напасть только на жителя техасских равнин во время потопа. А все потому, что слишком уж многое стояло на кону в этом злосчастном местечке, куда я привез великанов, что явились к нам прямиком из Господнего рая. Виноват не Старик. А я. Это из-за меня мы сюда попали, это я привез жирафов, спасшихся после урагана и от океана-убийцы, прямиком в лапищи пустынного потопа, и даже кошмары о том, как жирафов несет бурлящий поток, не сумели меня вразумить.
Я вновь попытался включить зажигание и только потом остановил себя. Вода в канаве уже выплескивалась из берегов и заливала кладбище. Жирафы, почуяв опасность, беспокойно затопали и завозились. Вагончик затрясся. «Можно захлебнуться и в воде высотой всего в пару футов», — предупреждал патрульный. Но разум твердил мне, что это никак невозможно. Может, несмышленым юнцам восемнадцати лет такая смерть и грозит, но точно не великанам-жирафам, чей рост составляет все двенадцать футов. Я выскочил из кабины, чтобы посмотреть, как там наши пассажиры, и тут на плечо мне опустилась рука и резко меня развернула.
— Ты слышишь меня или нет? — прокричал Старик. Лицо у него было перекошено от нового страха. — Тут нет асфальта! — Он указав на спекшуюся землю под левой половиной прицепа. — А вагончик безумно тяжелый! Сама вода не так страшна, как размытая почва. Если тут все кругом зальет, земля размягчится и у жирафов начнется паника, то повозка… — Ему не хватило духу произнести последнее слово: опрокинется.
— А что мне тогда делать?!
— Заводи машину и выезжай на асфальт! До него всего пара футов, делов-то!
— Двигатель залило, — простонал я. — Что еще можно сделать?
Он только руками всплеснул.
— Понятия не имею! Ни разу не перевозил жирафов через затопленные пустыни, знаешь ли!
— Закрыть окна, опустить крышу? — предложил я.
— А толку-то? Это ж тебе не ковчег!
— Вывести их наружу?
— Не выйдут они, а если и выйдут, то не сразу.
— А если поднять крышу и опустить стенки?
— То они вывалятся и поранятся, не успев и на ноги встать, а для самочки это верная смерть.
— Что еще… что же еще… — бормотал я. — Должен же быть выход!
— Да вон же асфальт! — Старик налег всем своим весом на прицеп, точно отчаяния было достаточно, чтобы его сдвинуть, и саданул кулаком по капоту. — Ты, главное, заведи машину.
Счет шел на секунды. Я запрыгнул в кабину и снова попробовал раскочегарить двигатель, а Старик тем временем достал несколько луковиц и полез наверх успокаивать жирафов своими речами в надежде, что тогда они не опрокинут вагончик.
— Ну же, ну же, ну же… — приговаривал я, дергая ключом в замке зажигания, но тщетно.
Чуть не угробив батарею, я сдался и, распахнув дверь кабины, прыгнул на землю и попытался зачерпнуть ее в горсть у левой стороны прицепа. Она по-прежнему была иссохшей и твердой как камень. Я сказал себе, что прицеп она точно выдержит, потому что… как же иначе? А что мне еще было себе говорить… особенно теперь, когда вода вовсю вытекала из канавы.
Потоп настал.
Я моргнул — и мощная струя уже побежала по кладбищу.
Моргнул снова — и она уже сносила кресты, разметывая вокруг землю, точно искала нас, и вот уже умудрилась даже затечь мне в сапоги.
Стихия так разгулялась, что и словами не описать. А поскольку на пути к своей цели вода не останавливается ни перед чем, то накрыла она и растрескавшийся асфальт позади нас, а потом устремилась в сторону от канавы, к повороту, за которым должна была прятаться Рыжик — вот только как бы не так. На самом деле та остановилась неподалеку от нас и торопливо делала снимки. И теперь вода добралась и до нее.
Жирафы начали раскачивать вагончик, а рев воды заглушал успокаивающие речи Старика. Я снова уселся за руль в надежде завести машину и все дергал замок зажигания, пока не услышал, как села батарея. От страха я его чуть не раскурочил: казалось, если тягач не заведется прямо сейчас, то вскоре некому будет уже и пытаться вернуть его к жизни.
Но вместо этого я вскарабкался к Старику и жирафам, снова и снова твердя себе: «Потоп прекратится… потоп прекратится…»
Но куда там!
Взобравшись по стенке вагончика, мы наконец увидели то же, что и жирафы. Самое страшное — мощная волна, несущая с собой ворох мусора, собранного за сотни миль, — только надвигалось. Пока поток несся мимо, в прицеп летели и ветки, и камни, и комья земли. А потом показалось даже целое дерево, с корнем выдранное из земли: его кидало от одного края оврага к другому, затем волна швырнула его прямо в церковь, повалив и без того покосившуюся постройку. Мы и вскрикнуть не успели, а половина церквушки и ствол дерева уже обогнули кладбищенский дуб и влетели прямо в левый бок вагончика, да с такой силой, что с головы Старика аж сорвало федору, а он сам едва не рухнул в воду, но в последний момент я успел его подхватить.
Теперь, когда водоворот закружился вокруг дерева, прибитого стихией к нашему вагончику, нас уже волновали не глубина и скорость воды, а ее сила. Как и боялся Старик, вскоре почва под левой стороной прицепа начала размягчаться. А сам он накренился.
Мы мигом переметнулись на другую сторону и стали звать жирафов, чтобы те подошли к нам поближе. Но они, вновь оказавшись в эпицентре водной стихии, запаниковали. Прицеп склонялся набок все сильнее и сильнее, неминуемо приближаясь к точке невозврата, и воздух вновь огласили гортанные, леденящие кровь жирафьи стоны.