Прибалты также внесли свою лепту в войну с Россией. Помимо неофициальной отправки в Чечню боевиков и экономической помощи режиму Дудаева, в Прибалтике была организована политическая поддержка вооруженному авангарду русофобов. Наиболее яркое событие в этой области - торжества в Вильнюсе по поводу прибытия мадам Дудаевой с наградами для литовцев, воевавших против России. Кроме того, прибалты закрывали глаза на демонстративное использование территории их стран для развертывания террористами своих информационных ресурсов, прежде всего интернет-порталов. Польские члены «интернационала русофобов» тоже не остались в долгу. Они повесили на шею Сергею Ковалеву «Орден чести». Власти Великобритании делали вид, что не замечают практически демонстративного рекрутирования в мечетях Лондона исламских боевиков на войну в Чечне. Несмотря на неоднократные требования российской генпрокуратуры, британские власти продолжают укрывать на своей территории не только беглых российских олигархов, делавших бизнес на чеченской трагедии, но и руководителей террористического подполья, в частности боевика и «премьера Ичкерии» Ахмеда Закаева. Примечательно, что в 2003 году Россия смогла добиться ареста Закаева в Лондоне, потребовав его экстрадиции. Однако судья сначала отверг обвинения, касающиеся убийств российских военнослужащих, сославшись на то, что эти «деяния были совершены в ходе внутреннего вооруженного конфликта» и потому основанием для выдачи в Россию быть не могут. Затем были рассмотрены уголовные обвинения в убийствах гражданских лиц, однако здесь британский судья уже нашел со стороны РФ важные процессуальные злоупотребления, что также препятствовало рассмотрению дела по существу. В итоге Закаев получил политическое убежище в Великобритании и был выпущен на свободу.
Таким образом, во время чеченской войны «творчески сплелись» интересы самых разномастных врагов России.
Кавказский пленник
С Юрием Владимировичем Скоковым мы познакомились в апреле 1993 года. Я сам позвонил ему сразу после его шумной отставки с поста секретаря Совета безопасности России. К Скокову в моем окружении в то лихое время буквально все питали искренние симпатии. Именно ему в декабре 1992 -го при рейтинговом голосовании по вопросу о назначении председателя Правительства России народные депутаты Верховного Совета отдали максимум голосов. Но Ельцин Скокову предпочел главу «Газпрома» Виктора Черномырдина. Ельцин опасался амбиций своего секретаря Совбеза. В марте 1993 года - за полгода до Черного Октября - обиженный на президента Скоков был уволен с государственной службы, как он утверждал, за «отказ визировать» проект антиконституционного Указа «Об особом порядке управления страной». Фактически это была первая попытка Ельцина разогнать Верховный Совет России, но тогда силовики убедили его этого не делать.
Скоков был значительно старше и опытнее меня, сохранял обширные связи в аппарате правительства и силовых структурах. Я держал его в курсе своих дел, знакомил с соратниками. Потом я пригласил Скокова стать партнером в руководстве КРО. Я рассчитывал, что его авторитет позволит Конгрессу укрепить свои позиции не только в странах ближнего зарубежья, где мы к тому времени стали главной сетевой организацией русских соотечественников, но и во влиятельных промышленных кругах самой Российской Федерации. Скоков оказался хорошим политическим консультантом, но совершенно бездарным публичным политиком. К моему разочарованию этот «премудрый пескарь» практически свернул кампанию КРО на выборах, считая, что его теневые договоренности с окружением Ельцина помогут нашему избирательному объединению победить. Изготовленный к выборам 1995 года большой тираж «Манифеста возрождения России» Скоков тайно от меня приказал уничтожить.
Нежелание «старших товарищей» поднимать в агитационной кампании «русскую тему» сыграло с Конгрессом злую шутку. Скоков даже запустил в прессу такую якобы забавную присказку: мол, русских вообще нет. «Русский -это плохо замаскированный татарин или хорошо замаскированный еврей» -такое выражение со ссылкой на авторство некоторых новых руководителей КРО стало гулять в журналистских кругах. На мой взгляд, эта «шутка» на деле оскорбляла и русских, и татар, и евреев.
Не посоветовавшись ни с кем, Скоков передоверил организацию выборов медиаменеджерам Глебу Павловскому и Михаилу Лесину - людям, бесконечно далеким от русской национальной идеологии. В итоге нас ждали провал, разочарование и распад политической коалиции.
Скоков наивно полагал, что Ельцин способен манипулировать итогами голосования настолько, что публичная сторона выборов и борьба за голоса избирателей приобретают третьестепенное значение. Все мои решения о наблюдателях на избирательных участках, о тысячах агитаторов на местах были им отменены. Видимо, он рассчитывал на «высокие договоренности» с администрацией президента, где ему обещали путем подтасовки голосов «протащить» избирательный список через 5-процентный порог для попадания в Госдуму.
В мае 1995 года Скоков попросил меня срочно вылететь в Приднестровье и помочь командарму 14-й армии генералу Лебедю, написавшему рапорт об отставке, вернуться в Москву. К тому времени отношения командарма с руководством непризнанной республики были уже серьезно испорчены. Не вдаваясь в причины этого конфликта, основанного на обычной политической ревности, я был уверен, что мое приятельство с президентом Приднестровья Игорем Смирновым и руководством силовых структур республики позволит вывезти Лебедя без скандала и ненужных всем нам осложнений. Для убедительности я по предложению Скокова взял с собой бывшего командира спецназа ГРУ Василия Колесника и еще несколько серьезных офицеров.
В Тирасполе мне удалось быстро успокоить страсти. В конце концов, объект раздражения приднестровских властей - грубоватого и неуживчивого командарма - я увозил в Москву, а значит, и конфликтовать нечего. При этом у нас со Скоковым была четкая договоренность с Лебедем, что еще до своей формальной отставки он публично заявит о желании начать политическую карьеру в Конгрессе русских общин. Звучало убедительно и пугало врагов. Сойдя с трапа самолета, командарм действительно сделал такое заявление. Для многих оно прозвучало как гром средь ясного неба. Но наше триумфальное шествие продолжалось недолго.
Скоков ревновал к Лебедю, популярность которого в России в тот момент была сравнима с популярностью рок-звезды. В конце концов он сумел заставить Лебедя согласиться на второе место в нашем избирательном списке, что нанесло колоссальный ущерб всей выборной кампании. Причем сделал это Скоков виртуозно.
Однажды я застал Скокова в момент такой манипуляции с Лебедем. Кабинет Юрий Владимирович снимал в одной из «раскладушек» по адресу Новый Арбат, 13. Окна его кабинета выходили как на шумный проспект, так и во внутренний арбатской двор. Я приехал к нему с отчетом о готовности московской городской организации КРО к выборам в Госдуму. Это был конец августа 1995 года. Во время нашего разговора в кабинет заглянул помощник Скокова и доложил: «Птица в лифте!» Скоков попросил меня отойти к дальнему окну и «заткнуть уши». В момент, когда Лебедь зашел в помещение, Юрий Владимирович уже держал в руке трубку молчавшего телефона и делал вид, что разговаривает с кем-то очень важным: «Да, Борис Николаевич... Да. Но на это я пойти не могу. Я не могу исключить генерала Лебедя из наших избирательных списков. Что? Больше Вам не звонить? Ну раз так. Но Вы должны меня понять, я друзей в трудную минуту не бросаю. Хорошо. До свидания, Борис Николаевич!» Скоков медленно повесил трубку, притворно погрузившись в тяжелые раздумья. Затем, бросив взгляд на входную дверь, как бы случайно заметил застывшего в проеме ошарашенного генерала: «А, Саша, привет! Извини, не заметил тебя. Да, говорил сейчас с Ельциным. Ну да ладно. Бог с ним! Главное, что мы с тобой вместе!».
Александр Иванович, думая, что застал Скокова за жизненно важной для него беседой с президентом, был преисполнен искренней благодарности благородному и принципиально честному Юрию Владимировичу, отстоявшему его, генерала Лебедя, перед президентом страны. Через пару минут дружеского разговора он сам предложил уступить Скокову первое место в избирательном списке КРО. Я чуть дара речи не лишился, наблюдая за этим спектаклем. Это было начало конца нашего избирательного объединения.
В итоге нам не хватило всего 0,6 процента для прохождения в Государственную Думу. Разочарованные поражением соратники расходились кто куда. Юрий Скоков - главный виновник нашего провала - взял ответственность за поражение КРО на себя, что отчасти ослабило критику его бездарных действий. Мне же пришлось восстанавливать организацию буквально из руин. Часть активистов перешла в движение «Честь и Родина», организованное Лебедем для участия в его президентской кампании 1996 года, но костяк соратников остался и ждал моего решения.
В конце декабря 1995 года прошедший в Госдуму по одномандатному округу Александр Иванович Лебедь окончательно порвал со Скоковым и переехал ко мне - в офис исполкома КРО на Фрунзенскую набережную. Там мы с ним решили развернуть избирательный штаб его президентской кампании.
Известный экономист Сергей Юрьевич Глазьев, занимавший третью позицию в избирательном списке КРО, решил вернуться к научной деятельности. Тем не менее большую часть времени он проводил рядом с Лебедем, разрабатывая ему для выборов экономическую программу. Интересно, что таких программ у Лебедя было две, причем прямо противоположного содержания. Что это был за «финт ушами», до сих пор неясно. Возможно, остроумный командарм, часто прикидывавшийся «чайником», считал забавным иметь сразу две экономические программы - одну для либералов, другую - для коммунистов. В общем, такой «всепогодный политический бомбардировщик». Конечно, Сергей Глазьев из-за этого нервничал, переживал.
Насколько я понимаю Александра Ивановича (а знал я его достаточно близко), он ненавидел и презирал всех политиков и политику в целом, считая ее грязным и циничным делом. Став одним из них, он чувствовал свое огромное преимущество - в опыте, природной смекалке, знании жизни и смерти. Генерал решил сыграть с политиками в их игру, забыв, что правила этой игры уже написаны. В какой-то момент лицедейство и лицемерие стали для него синонимами.