Лебедь искал реванша. Президентские выборы июня 1996 года давали ему такой шанс. Для меня это тоже был шанс восстановить единство КРО, вселить в людей веру через их вовлечение в бурную агитационную кампанию, где нашим кандидатом был Лебедь, а оппонентами - Борис Ельцин и Геннадий Зюганов.
Раскачка выборов шла со скрипом. Весь январь, февраль и первую половину марта наш кандидат одиноко сидел в соседнем кабинете, нервно курил, смотрел на молчавший телефон и приговаривал: «Ничего. Позвонят. Никуда они не денутся». Сначала я плохо понимал, о чем и о ком речь, но вскоре догадался. В начале марта со мной связался мой товарищ, выпускник журфака, работавший в пресс-службе компании «Логоваз», и сообщил, что «Борис Абрамович Березовский приглашает Александра Ивановича Лебедя и Дмитрия Олеговича Рогозина пожаловать на званый обед». «Пойдете?» - на всякий случай переспросил я генерала и по выражению его лица сразу понял, что три месяца он ждал именно этого звонка.
Офис «монсеньора кардинала российской политики» располагался в двух шагах от метро «Павелецкая». Хозяин задерживался. Нас провели в светлую гостиную, где был накрыт чай. Лебедь заметно нервничал, даже зачем -то заглянул под стол, как будто Березовский мог спрятаться от нас в таком неуютном месте.
Наконец дверь распахнулась, и в гостиную влетел неказистого вида плешивый живчик, одновременно говорящий по двум мобильным телефонам. Отдав мобильники прислуге, он плюхнулся в кресло напротив нас и тут же одарил Лебедя целой порцией изящных политических комплиментов. Генерал, кивнув в мою сторону, сказал Березовскому, что у него нет от меня секретов, достал мундштук и спросил: «Здесь курят?» Казалось, Борис Абрамович был готов любую мелочь обратить в повод для новых комплиментов. Он сказал, что у него в офисе не курят, но ради такого человека, такой глыбы... и т. д. и т. п. Я понял, что Березовскому Лебедь был нужен в еще большей степени, чем Березовский Лебедю. Генералу в общем-то не пришлось и рта открывать, просить чего-либо. За него это делал Березовский, говоря без умолку.
Подойдя в своей речи к теме предстоящих президентских выборов, он остановился, многозначительно посмотрел на бывшего командарма, извлек из кожаной папки несколько скрепленных страничек машинописного текста и протянул их Лебедю. Генерал напустил на себя важный вид (он так делал всегда, когда сильно волновался), сначала раскурил сигарету в мундштуке и только потом небрежно принялся читать. Лебедь читал медленно, а затем дал знак, что все прочел и со всем согласен. Насколько я теперь понимаю, генерала ознакомили с неким планом проведения выборной кампании, который предполагал оказание ему серьезной финансовой и информационной поддержки в расчете на оттягивание голосов у фаворита выборной гонки - лидера КПРФ Геннадия Зюганова. Цена вопроса - размен голосов миллионов избирателей на «крутую должность» при действующем президенте Ельцине с последующей его заменой на самого Лебедя.
К моему удивлению, генерал, не разжевывая, заглотил это полено. На что он рассчитывал? На болезненный вид Ельцина, который, несмотря на перенесенный на ногах инфаркт, продолжал отплясывать на своих агитационных мероприятиях? Конечно, Лебедь не хотел вставать под знамена глубоко неуважаемой им власти. Несмотря на склонность к неожиданным решениям, генерал был умным человеком и тонко чувствовал настроения народа. Рискнуть своей репутацией он был готов лишь сиюминутно, но чтоб потом народу стало ясно, как он ловко провел своих врагов.
Думаю, что именно Александр Коржаков и Михаил Барсуков, стоявшие тогда во главе Службы безопасности президента и ФСБ, убедили его впоследствии согласиться на предложение возглавить Совет безопасности. Возможно, кто -то из них рассчитывал, что, заняв место у изголовья дряхлеющего президента, они смогут заставить его отказаться от власти в пользу популярного в народе «генерала-миротворца».
Лебедь на примере Скокова тоже понимал значение позиции секретаря Совбеза в иерархии ельцинской власти. Он не понимал только одного - Борис Ельцин эту партию в политические шахматы играл белыми и не собирался ее проигрывать. Выторговав для себя дополнительно должность помощника по национальной безопасности (на что я сказал Лебедю, что «помощники президента президентами не становятся») и гарантию, что с поста министра обороны будет уволен Павел Грачев (к сожалению, Лебедь, как, впрочем, многие крупные политики, был мелочно мстительным к своим врагам), Александр Иванович согласился с предложением Бориса Николаевича. Два харизматичных гиганта ударили по рукам.
Как только сделка была согласована, на контролируемом Березовским и другими олигархами телевидении сразу замелькали рекламные клипы Лебедя с удачным лозунгом «Есть такой человек, и ты его знаешь!». Генерал съехал из тесного офиса КРО в просторный избирательный штаб в ста метрах от Третьяковской галереи, набрал себе сотни сновавших по коридорам «политических консультантов» и прочих проходимцев. Короче, выборные щи под руководством «политического кулинара» Березовского начали вскипать.
Мы стали встречаться все реже и реже. Почувствовав себя «без пяти минут президентом», Александр Иванович более не хотел видеть рядом тех, кто знал его в ту пору, когда у него не было ни денег, ни даже гражданского костюма. Он стеснялся своего прошлого, своей былой финансовой зависимости и нужды, а вместе с этим стал сторониться тех, кто хорошо знал его другим - до вхождения на политический Олимп. В его душе произошла большая перемена.
После первого тура мы встретились еще раз. Лебедь приехал ко мне на Фрунзенскую без особого повода - просто поговорить. Много курил и, несмотря на желание что-то обсудить, угрюмо молчал. Я решил его растормошить и напомнил июньские дни 92-го, когда он командовал войсками во время войны в Приднестровье. Вспомнили и наше знакомство в 1994 году на тираспольском аэродроме, когда я с делегацией КРО вновь приехал в Приднестровье. Генерал задумчиво сказал, что для него это были самые счастливые дни в жизни. Тогда он точно знал, что делать, понимал, где свои, а где враги.
Я просил его только об одном: сразу после первого тура выйти из навязанной игры и отказаться от сделки с людьми Ельцина, не звать избирателей голосовать за него, не брать из его рук должность. Ведь вымажут в грязи, а потом кинут. Пройдет всего полгода, и потребность в политической альтернативе Ельцину только усилится. На это Лебедь мне ничего не ответил.
От меня он уехал в Кремль. До сентября 1996 года, пока он не вернулся из Хасавюрта после подписания мирных соглашений с руководством самопровозглашенной Чеченской Республики Ичкерии, мы с ним больше не виделись.
Естественно, все произошло так, как я предсказывал. Чубайс, занимавший тогда должность руководителя президентской администрации, прибежал к Ельцину и потребовал немедленно уволить Коржакова и Барсукова за «попытку государственного переворота». Ельцин сделал так, как его и просили, - оба «заговорщика» тут же были отправлены в отставку. Во власти остался только Лебедь.
Но Чубайс не унимался. Он придумал остроумный ход с созданием президентского органа, параллельного Совету безопасности, - Совета обороны во главе с юристом Юрием Батуриным. Когда осенью 96 -го Лебедя уволят, обвинив в создании при Совбезе «незаконных вооруженных формирований», этот Совет обороны за ненужностью упразднят, а Батурина отправят... в Отряд космонавтов, где он станет первым гражданским лицом среди офицеров -космонавтов Российского космического агентства. Будучи иногда трезвым, Ельцин любил так шутить.
Так закончился бесславный поход во власть моих «старших товарищей» по Конгрессу русских общин. В августе генерала заставили заниматься Чечней, справедливо полагая, что там он точно провалится. Лебедь, оставшись без друзей и советников, решил действовать «по старинке» и применил в Чечне ту же схему, что и в Приднестровье. Только он не учел одно обстоятельство: Приднестровье было частью Молдавии, а Чечня - частью России. Можно долго спорить по поводу того, как отразились действия Лебедя в Приднестровье на национальных интересах России, но в Чечне его действия шли прямо вразрез с этими интересами.
«Я предвижу многочисленные нападки как со стороны ура-патриотов, так и со стороны ура-демократов. Я заявляю, что органы внутренних дел определят их адреса, военные комиссариаты их призовут, я создам из них ударные батальоны и предоставлю возможность навоеваться вволю. Возглавят их лихие генералы-политработники, депутаты Государственной Думы. И тот, кто со мной не согласен, не согласен с подписанием этого соглашения, может на меня жаловаться в любые инстанции, до президента и Господа Бога включительно. Война будет прекращена. Те, кто будет этому мешать, будут отстранены» - за нарочитой жесткостью этих слов я увидел неуверенность Лебедя в собственной правоте. Он хотел закончить войну в Чечне любой ценой не потому, что эта война губила жизни, а потому, что ему самому нужно было как можно скорее выбраться из «кавказского плена».
В спешке Лебедь допустил появление в преамбуле Хасавюртовского соглашения совершенно неприемлемых с точки зрения Конституции страны слов: «Соглашение об основах взаимоотношений между Российской Федерацией и Чеченской Республикой, определяемых в соответствии с общепризнанными принципами и нормами международного права...» Авторство этих слов приписывают бывшему диссиденту, а в 1996 году -председателю Комитета Госдумы по международным делам «яблочнику» Владимиру Лукину. Как секретарь Совета безопасности, генерал должен был знать, что международное право регулирует отношения между суверенными государствами, а не между субъектом Федерации и федеральным центром. Таким образом, сепаратисты получили из рук Лебедя не только полный контроль над Чечней, но и официальное признание ее государственной независимости. Секретарь Совета безопасности, несмотря на свои прошлые заслуги перед Родиной, не имел права так распоряжаться суверенитетом России.
Для того чтобы обозначить отличную от Лебедя позицию Конгресса русских общин в отношении Хасавюртовского договора, 24 сентября 1996 года КРО сделал следующее заявление: