На Западном фронте. Бес перемен — страница 41 из 75

Это заявление съезд Конгресса русских общин принял в январе 1997 года. К тому времени нас уже покинули «видные военачальники» и «крупные государственные деятели», но актив организации остался со мной. Вера в победу нашего дела не покидала нас никогда. Борьба за Россию только начиналась.

Враги

Только ленивый не поджигал войну в Югославии, превращая недавних братьев и соотечественников в лютых врагов. Кто подносил спички, а кто канистру с бензином, чтобы подпалить многонациональные Балканы. Забыли, видимо, что эти горы вынянчили обе мировые войны. История кровавого распада Югославии, завершившаяся воздушными ударами НАТО по Белграду, как две капли воды похожа на сценарий развала СССР. Разница в одном - Россия обладает ядерным оружием. Только это спасло нас от вооруженного вмешательства «демократических держав», которые могли прийти на помощь чеченским «борцам за свободу».

История войны в Югославии такова. В феврале 1991 года Сабор - парламент Хорватии - принял решение о «раздружении» с югославской федерацией. В свою очередь сербское меньшинство в Хорватии с этим не согласилось, и национальное вече Сербской Краины - автономного сербского района в составе Хорватии - приняло резолюцию о «раздружении» с Хорватией и сохранении федерации. Взаимное нагнетание страстей, гонения на Сербскую православную церковь вызвали первую волну беженцев. Сорок тысяч сербов были вынуждены покинуть свои дома.

В июле 1991 года в Хорватии была объявлена всеобщая мобилизация. К концу года численность хорватских вооруженных формирований достигла 110 тысяч человек. В Западной Славонии отряды хорватских националистов устроили этнические чистки. Сербы были полностью изгнаны из 10 городов и 183 сел и частично - из 87 сел.

Со стороны сербов началось формирование системы территориальной обороны и вооруженных сил Краины. Им на помощь хлынули добровольцы из Сербии. Части регулярной Югославской народной армии (ЮНА) вошли на территорию Хорватии и к августу 1991 года выбили из всех сербских районов добровольческие хорватские подразделения. Но после подписания перемирия в Женеве армия Югославии прекратила помощь краинским сербам и вернулась в места своей постоянной дислокации.

Новое наступление хорватов вынудило сербов к отступлению. С весны 1991 года в течение четырех лет Краина частично находилась под защитой «голубых касок». При этом требование Совета Безопасности ООН о выводе хорватских войск из зон, контролируемых миротворцами, выполнено не было. Хорваты по-прежнему предпринимали активные военные действия с применением танков, артиллерии, ракетных установок. В результате войны в Хорватии в 1991-1994 годах погибло 30 тысяч человек. Только прямые финансовые убытки оцениваются более чем в 30 млрд долларов.

В мае - августе 1995 года хорватская армия провела хорошо подготовленную операцию по возвращению Краины в состав Хорватии. В ходе военных действий погибло несколько десятков тысяч человек, 250 тысяч сербов вынуждены были покинуть республику. Всего за период с 1991 по 1995 год из Хорватии выехало более 350 тысяч сербских беженцев. Но потерей Сербской Краины трагедия сербов не ограничилась.

В октябре 1991 года в отсутствие депутатов-сербов Скупщина Боснии и Герцеговины провозгласила независимость республики. В ответ через три месяца Скупщина сербского народа провозгласила Республику Сербскую.

В апреле 1992 года исламские боевики захватили в Сараево районные отделы милиции и важнейшие городские объекты. Путчистам противостояли бойцы сербской добровольческой гвардии. Югославская армия отвела свои подразделения с боевых позиций, а затем была блокирована мусульманами в казармах. За 44 дня войны погибло более 1300 человек, число беженцев составило 350 тысяч человек.

США и их союзники методично провоцировали гражданский конфликт в Югославии, подбадривая словом и делом сепаратистов. Когда же сторонники сохранения единого государства решили применить силу против мятежников, Запад обвинил официальный Белград в разжигании конфликта в Боснии и Герцеговине. После ультиматума ОБСЕ югославские войска были вынуждены окончательно покинуть территорию республики. Но обстановка так и не стабилизировалась. Теперь с участием хорватской армии вспыхнула война между боснийскими хорватами и мусульманами. Руководство Боснии и Герцеговины развалилось на самостоятельные этнические группировки.

Тем не менее Соединенным Штатам все же удалось примирить «непримиримых». Католики-хорваты и мусульмане договорились «дружить» против православных сербов. В марте 1994 года была провозглашена мусульмано-хорватская федерация и принято решение о создании совместной армии. ВВС стран НАТО нанесли бомбовые удары по сербским позициям. Американцы не пожадничали на вооружение и обучение мусульманохорватской армии, и вскоре она перешла в наступление.

Боснийским сербам никто не помогал. Россия была занята своими делами и пыталась дружить с Америкой. Милошевич тоже не хотел осложнений с Западом и отвернулся от боснийских сербов. Возможно, президент Югославии, сократившейся к тому времени до границ Сербии и Черногории, испытывал к их лидеру, профессору Радовану Караджичу, нечто похожее на ревность, но факт остается фактом - югославская армия в конфликт не вмешивалась. Пожалел ли о своих ошибках и неприязни к Караджичу, мешавшей принимать трезвые решения, попавший в гаагскую тюрьму Слободан Милошевич? Не сомневаюсь. Тысячи сербских патриотов, среди которых было много кадровых офицеров югославской армии, переходили полупрозрачную югославо-боснийскую границу и вливались в ряды вооруженного сопротивления. Особым уважением среди сербских бойцов пользовались добровольцы из интернационального православного отряда. В его составе я познакомился с ребятами из Болгарии и Греции и даже с двумя американцами, крещенными в православную веру. Костяк отряда составляли «царские волки» - добровольцы из России. Они ходили в разведку, первыми шли в атаку, увлекая за собой сербские дружины. В мусульмано-хорватской армии на русских добровольцев была объявлена настоящая охота, но после столкновения в открытом бою «псов войны» с «царскими волками» пыл «псов» остывал. Мне не известны случаи попадания «волков» в плен к врагу. Я думаю, таких случаев не было.

В 94-м во время боев под Ново-Сараево я неожиданно встретил своего знакомца со времен Приднестровской войны. Это был рослый черноморский казак. На Украине он оставил семью и уехал воевать за славянское дело в Югославию. Воевал больше года. Схоронил несколько товарищей.

Через два года, когда сербам придется навсегда покинуть Сараево, они заберут с собой гробы своих павших боевых друзей. Ни одной сербской косточки не останется на глумление врагу! Не останется на территории мусульмано -хорватской федерации и русских могил. Все павшие в бою «царские волки» будут перезахоронены под Баня-Лукой, куда сербы перенесут столицу Республики Сербской.

То, как сербы относятся к своим мертвым, не идет ни в какое сравнение с тем, что сделали мы, русские, со своими убитыми и ранеными, оставляя их на полях сражений в Чечне; с тем, как поступила наша власть с русскими жителями Грозного, «отутюженного» российской авиацией; с тем, как поступали наши бюрократы с русскими беженцами, в рубище, с голодными детьми на руках вырвавшимися из кошмара чеченской войны. Сербы - дружный и цельный народ, веками помнящий и добро, и зло. И сейчас, оставленные Россией и всем миром, потерявшие половину территории и массу народа, они не сломлены. Они по-прежнему помнят, кто их враг и кто им помогал в самые трудные дни борьбы за честь и национальную независимость.

Во время боснийской войны мне довелось не раз бывать на «передке» обороны сербской гвардии. В этих поездках меня часто сопровождали мой белградский друг Олег Голубович, представитель КРО в Югославии Константин Бусыгин (мой соратник и будущий глава города Байконура) и чекист Михаил Нуждинов. Однажды в коридоре длинного перехода между мусульманской и сербской частями Сараево, напоминавшем строительный забор, замешкалась пожилая женщина. Она тащила на себе увесистые пожитки и выдохлась под их тяжестью. Для снайперов, которые в те дни безраздельно хозяйничали в домах с зияющими дырами вместо окон, женщина была увлекательной мишенью. Спасаясь от стрелков, одурманенных кровью жертв, жители города натягивали посередине улиц веревки или проволоку и набрасывали на них одеяла, простыни, старые ковры - все, что могло ухудшить обзор снайперов и скрыть от них передвижения людей.

Я побежал по коридору навстречу несчастной женщине. Подхватив старуху с нехитрым ее скарбом, прикрываясь сгоревшими машинами, брошенными на дороге, я добрался до брони французского бронетранспортера, раскрашенного в бело-голубые цвета миротворцев. Сами миротворцы наблюдали за этой картиной с любопытством, но с места не сдвинулись, чтобы как-то нам помочь. Женщина оказалась сараевской мусульманкой, зачем-то направлявшейся в сербский сектор города. При этом старший сербский офицер на позиции устроил мне настоящий разнос, поскольку ему здорово попало бы от начальства, если бы меня подстрелили. Я, кстати, его очень хорошо понимаю: бравада на войне ни к чему хорошему не приведет. Но, с другой стороны, я не мог бы спокойно наблюдать за тем, как снайперы устроят игру в поддавки с этой пожилой и абсолютно беззащитной женщиной. Ну, остался бы я в укрытии, а ее бы подстрелили, что, лучше бы я себя потом чувствовал, зная, что мог ей помочь, но не помог? Здесь, на войне, каждый должен сам решать, стоит ли подставлять в той или иной ситуации голову под пулю или лучше сберечь ее для следующей пули. Так или иначе, женщина была жива, и только это тогда имело значение.


В Пале я несколько раз встречался с главой Республики Сербской профессором Караджичем и командующим армией боснийских сербов генералом Младичем. Генерал был чрезвычайно популярен среди сербов. Он был символом национального сопротивления, живой легендой. Как-то раз Младич обратился ко мне с вопросом, могут ли русские самолеты сбросить над территорией Сербской Краины пустые ящики или контейнеры, как будто Россия решила поддержать своих братьев в борьбе: