Вспоминая драматические события мая 1999 года в Зандаке, я до сих пор корю себя за то, что при эвакуации людей из аула в спешке не смог толком попрощаться с моим «витязем в тигровой шкуре» - Надиршахом Хачилаевым. А ведь благодаря ему нам удалось спасти несколько десятков русских заложников, среди которых оказался и один солдат-срочник из моего «воронежского списка». Вскоре Надыр был арестован, потом снова отпущен на свободу, а в 2003 году вслед за своим братом Магомедом погиб от пули наемного убийцы. Кто его «заказал», не знаю. Но мне точно известно, что Надиршах Хачилаев вернул матерям живыми много русских парней. Они выжили и вернулись домой. И за это я всегда буду вспоминать своего дагестанского друга с благодарностью.
Игрок
1999 год был полон драматических событий. Отставка премьера Евгения Примакова, недолгое княжение в правительстве Сергея Степашина, бесстыжая демонстрация по государственному телевидению съемки скрытой камерой сексуальной сцены с участием двух проституток и человека, как две капли воды похожего на генерального прокурора Скуратова (с последующей его скандальной отставкой), ожесточенная борьба Ельцина с кланом столичного мэра Лужкова за места в Госдуме, создание Березовским движения «Единство»; подрывы жилых многоквартирных домов в Москве, Волгодонске и Буйнакске, вторжение ваххабитских боевиков в Дагестан и, конечно, появление в большой политике Владимира Владимировича Путина, прилюдно пообещавшего «замочить их в сортире». Последним аккордом насыщенного года стал досрочный уход Бориса Ельцина с поста президента. Натворивший столько бед для России «царь Борис» навсегда уехал из Кремля, передав ключи Владимиру Путину. Все облегченно вздохнули.
Выиграв в декабре 99-го сложнейшие выборы, где против меня открыто выступил губернатор Воронежской области Иван Шабанов и вся контролируемая им сеть агитаторов, я вновь стал депутатом Государственной Думы. За несколько месяцев до этого - в мае 99-го - на философском факультете МГУ я защитил докторскую диссертацию (кандидатом философских наук я стал в декабре 1996 года, буквально за несколько недель до начала моей первой успешной избирательной кампании, работа называлась «Русский вопрос и его влияние на национальную и международную безопасность», защита проходила в МГУ). Тема, выбранная для моей научной работы, была чрезвычайно актуальна - «Проблемы национальной безопасности России на рубеже XXI века». Оппонирующей организацией при защите моей докторской выступила Военная академия Генерального штаба. Я был доволен тем, что не получил при тайном голосовании ни одного «черного шара» (кстати, такой же результат я получил и при защите докторской диссертации по техническим наукам в Военно-морской академии имени Адмирала Флота Советского Союза Н. Г. Кузнецова).
В январе 2000 года новый состав Думы избрал меня председателем Комитета по международным делам. Таким образом я получил уникальную возможность отработать свои научные идеи на практике реальной парламентской дипломатии. Серьезным вкладом в военную науку стал выпуск подготовленного мной в соавторстве с военными учеными оригинального издания военнополитического глоссария «Война и мир в терминах и определениях». Естественно, с рекламой издания было туго. Я выкупил за свои деньги пять тысяч экземпляров словаря у издательства и безвозмездно передал их заинтересованным лицам Министерства обороны и Министерства образования для передачи в библиотеки всех военных вузов и академий, а также военным кафедрам гражданских университетов и институтов.
Надо сказать, что далеко не всем мое избрание «главным думским дипломатом» пришлось по вкусу. Позже Евгений Максимович Примаков рассказал мне, какая истерика по этому поводу поднялась в наших «либеральных кругах» и в окружении Юрия Лужкова. Его, Примакова, даже уговорили ехать к новому президенту, чтобы добиться моей отставки. Через три месяца - во время первого официального визита Путина в Германию в июне 2000 года - по дороге в берлинский аэропорт президент пригласил нас с Евгением Максимовичем в свой лимузин, и вдруг мэтр в присутствии главы государства извинился передо мной за свой поступок. С тех пор мы с Примаковым дружили и часто общались. Он был умным, опытным и честным человеком.
В феврале 2000 года между Россией и европейскими структурами резко обострилось противостояние по вопросу о методах ведения нашей армией вооруженной операции в Чечне. Роль заводилы конфликта как обычно взяли на себя Совет Европы и его крикливая и безответственная Парламентская ассамблея (ПАСЕ). В ответ Государственная Дума и Совет Федерации сформировали новый состав делегации для работы в Ассамблее и, как я уже ранее отмечал, избрали меня ее руководителем на весь период исполнения депутатских полномочий.
Российская делегация участвовала в работе Парламентской ассамблеи Совета Европы с 1996 по 2022 год, пока нас оттуда, слава Богу, не попросили (Госдума неоднократно порывалась сама прекратить общение с ПАСЕ, но ее депутатов что-то постоянно влекло и притягивало к Страсбургу). В состав нашей делегации входили 24 депутата Госдумы и 12 членов Совета Федерации - итого 36 человек, но на сессии в Страсбург обычно выезжала лишь половина делегации.
В апреле 2000 года нам предстояла скандальная дискуссия в ПАСЕ по вопросу о «грубом нарушении прав человека в Чеченской Республике». Министр иностранных дел Игорь Иванов предложил мне вообще не ехать в Страсбург. «Старик, давай замотаем эту поездку! Пошлем регистрационную форму новой делегации с опозданием, вас не успеют аккредитовать и “побазарят” в отсутствие российской делегации, на этом и успокоятся», - настаивал хозяин российского внешнеполитического ведомства. Я ответил, что лучше вообще выйти из Совета Европы, чем скулить и поджимать хвост. «Если мы уверены в своей правоте, почему мы должны избегать дискуссии с европейскими парламентариями?» - возражал я. Разочарованный мининдел доложил президенту, что «Рогозин невменяем», и дал команду постоянному представителю России в Совете Европы Андрею Вдовину занять выжидательную позицию.
Апрельская сессия ПАСЕ действительно не предвещала нам ничего радостного. Запад гудел от возможности «надавать России по носу», расквитаться за пусть робкую, но все же отличную от НАТО позицию по Косово. Объективные издержки военной операции в Чечне действительно давали европейским парламентариям и правозащитникам богатую почву для критики России. Кроме того, в нашем тылу путалась «пятая колонна» - оппозиция думских «либералов», включившая в состав российской делегации «профессионального голубя» Сергея Адамовича Ковалева, решившего нагадить и на страсбургском подоконнике.
Мы понимали, по какому сценарию будут действовать клеветники России: если наша делегация не приезжает на сессию, ее осмеивают и лишают полномочий, если же она все-таки приезжает, то ее лишают права голоса, оставляя сидеть пристыженной в углу. Наш план действий был принципиально иным. Я считал необходимым воспользоваться трибуной ПАСЕ для публичной защиты права России на сопротивление международному терроризму. В случае попытки большинства антироссийских депутатов ПАСЕ ущемить права российской делегации я как ее руководитель был готов к импровизации и жесткому отпору. «Важно не то, что они про нас думают, важно, что мы о себе думаем», - сказал я в самолете своим коллегам-депутатам, вылетавшим со мной в Страсбург.
В российском постпредстве в Совете Европы мы провели обсуждение тактики наших действий на сессии ПАСЕ. Ребята были настроены боевито. Только трое отщепенцев-либералов пропустили эту встречу: два «яблочника», которые заявили, что «с Западом надо дружить, даже если Запад не прав», ну и, конечно, наша вездесущая «птичка мира», депутат фракции «Союз правых сил» Сергей Ковалев, который бегал от сопровождавших нас дипломатов как черт от ладана. Наконец, наступил «черный четверг» - день обсуждения «чеченского досье». Большой зал ПАСЕ был забит до отказа. Гостевые ложи заполнены страсбургскими зеваками и «ичкерийскими» недобитками, вольготно обосновавшимися в Европе под видом несчастных беженцев. Приготовления к публичной порке России были завершены, и спектакль начался.
Микрофон переходил от одного пламенного оратора к другому. Каждый «голубь» рассказывал о происходящем в Чечне, как будто сам только что оттуда прилетел. Каждый следующий оратор пытался перещеголять своего предшественника в мастерстве описания «зверств русской солдатни». Зато никто из выступавших не назвал экстремистов ни бандитами, ни террористами, предпочитая словечки типа «партизаны», «борцы за свободу», «сторонники автономии». Самым резким ругательством в адрес головорезов было слово «боевик», но даже его за три с половиной часа ожесточенной дискуссии я слышал всего пару раз. Торжество двойных стандартов и ненависти к России в этой аудитории было очевидным.
Подробное описание «преступлений русской армии» было снабжено устными «документальными свидетельствами», по всей видимости, подброшенными Мовлади Удуговым и его «профессором» Исой. Члены ПАСЕ смаковали подробности «злодеяний» Москвы, как будто получали от этого физическое удовольствие. Не думаю, что человек, который действительно видел ужасы гражданской войны и кровь мирного населения, мог бы так цинично врать. Несмотря на протесты моих коллег из российской делегации, принявших самое активное участие в дебатах, «актеры с выученными заранее ролями» не отходили от сценария. Наши поправки к итоговому документу дружно отвергались, зато каждое новое обвинение в адрес России так же дружно приветствовалось залом.
Составленный докладчиками ПАСЕ перечень «русских зверств» заворожил европейского обывателя. На гостевом балконе послышались женские всхлипывания. От ПАСЕ выступали два оратора: британский лорд Джадд и немецкий социал-демократ Рудольф Биндиг. Папаша Биндига был среди тех «белокурых бестий», кто по приказу Гитлера топтал нашу землю, за что и получил русскую пулю. Сынок этого «интуриста», видимо, решил свести семейные счеты с Россией.