На Западном фронте. Бес перемен — страница 64 из 75

Бесланские осетины, чьи дети, жены, мужья, сестры и братья лежали на залитом кровью полу школьного спортзала, без еды, воды, но с надеждой на спасение, внимательно смотрели на меня и ждали хоть какой-нибудь информации от оперативного штаба. Я оглянулся на президента Южной Осетии и еле слышно попросил его начать встречу.

Кокойты заговорил на родном языке. Из зала послышались возгласы и женские всхлипывания. Но в основном люди слушали своего земляка внимательно.

Эдуард перешел на русский и представил меня. «Знаем его. Пусть говорит!» -прокричал кто-то с задних рядов.

Я поднялся на сцену и произнес следующие слова:

«Дорогие мои бесланцы! Надеюсь, что вы меня знаете. Так получилось, что беда, свалившаяся на ваш город, застала меня и моих коллег-депутатов в рабочей поездке по республике. Я остался, чтобы попытаться хоть чем-то помочь спасти ваших детей. Обещаю вам одно: я и мои друзья, которые сейчас находятся в Беслане, готовы к обмену на ваших родных и близких. Если бандиты согласятся на такой обмен, он немедленно состоится.

Второе. В ваш город уже прибыли лучшие в стране специалисты по антитеррору. Они - высокие профессионалы. Все мы будем молиться, чтобы они достойно выполнили свою задачу и освободили ваших родных. Я знаю, что террористы требуют от вас организовать вокруг школы “живое кольцо”, чтобы воспрепятствовать штурму. Прошу вас не поддаваться ни на какие ухищрения бандитов. Мы будем держать вас в курсе события, это я могу вам пообещать. Больше мне пока нечего вам сказать. Дай Бог нам всем здоровья и удачи!».

Я сошел со сцены и направился к выходу. Никто мне не препятствовал, никто не задал ни одного вопроса. Все ждали чуда, верили в счастливое разрешение судьбы заложников и боялись выдать предчувствие катастрофы.

После того как мы уже отошли от Дворца культуры, сзади послышались крики: «Передайте Дзасохову, пусть выйдет к народу!», «Пусть он посмотрит нам в глаза!», «Если будет штурм, вы все умрете!».

Выстрелы из школы и разрыв гранаты из подствольного гранатомета метрах в двухстах от нас заглушили эти голоса. Подавленные, мы с Эдуардом вернулись в здание оперативного штаба. Мрачное ожидание развязки продолжалось всю ночь.

Отсутствие какой бы то ни было информации и нежелание представителей руководства республики общаться с людьми бесили горожан. Все подозревали, что силовики готовят штурм школы. Никто не верил обещаниям «по-голливудски» бескровной операции. Назначенный руководителем оперативного штаба начальник управления ФСБ по Республике Северная Осетия генерал Валерий Андреев в основном общался со СМИ, выступая в роли своеобразного громоотвода. Это тоже не добавляло нам симпатии бесланцев.

Крайнее возмущение среди горожан вызвало обнародование информации о количестве узников в школе. Откуда появилась цифра в 365 пленников? Это не был умышленный обман. Эта цифра отражала неполные данные, сведенные на основе информации от родственников заложников. Кто-то из них из теленовостей узнал о существовании телефона оперативного штаба и сумел по нему дозвониться до дежурного, назвав имена попавших в беду родственников. Однако такая цифра не могла соответствовать истинному числу заложников в принципе. Во-первых, в лапы террористов заложники могли попасть целыми семьями, и позвонить в штаб было просто некому. Во-вторых, многие бесланцы, дежуря на улицах целыми сутками, за теленовостями не следили и не могли знать о существовании такого экстренного телефона. В-третьих, многие горожане не сочли возможным делиться с москвичами лишней информацией, опасаясь, что она может только навредить попавшему в беду родному человеку.

Так или иначе, обнародование неполных данных о числе заложников вызвало возмущение в городе. Бесланцы были убеждены, что речь идет о преднамеренной лжи, распространяемой штабом для сокрытия факта подготовки вооруженного штурма, и попытке занизить число будущих жертв.

Очень насторожили бесланцев новостные программы федеральных каналов, в которых сообщалось, что на заседании правительства 2 сентября 2004 года министры обсуждали вопросы сельского хозяйства. «Они нам скоро “Лебединое озеро” по ящику крутить будут!» - раздавались возмущенные голоса горожан в трубке оперативного дежурного. Сложно было объяснить людям, что Москва только и думала, как помочь детям-заложникам. Президент Путин искал решение. Он искренне переживал.

Агенты бандитов в городе (а я уверен, что их было немало) умело подхватили волну смятения и стали настойчиво формировать в толпе мнение, что спасти детей может только «живое кольцо», которым родственники заложников должны окружить школу для воспрепятствования силовым действиям федералов. К обеду второго дня угроза открытия «второго фронта» из числа вооруженных бесланцев, раздраженных отсутствием прогресса в деле освобождения заложников, стала реальной.

Оказалось, что в штабе вообще не нашлось местных руководителей, умевших говорить с людьми, успокаивать их и настраивать на взаимодействие с силами антитеррора, которые в первые часы прибыли в Беслан и тщательно изучали все варианты преодоления кризиса. Представители республиканских властных структур продемонстрировали неумение брать сложные ситуации под контроль, принимать на себя ответственность, в конце концов. Не потом на похоронах посыпать голову пеплом и становиться на колени перед могилами невинных жертв. А действовать тогда, когда еще можно было спасти сотни маленьких граждан России, попавших в руки к насильникам и бандитам.

Днем 2 сентября в Беслане произошло важное событие, укрепившее в нас надежду на чудесное спасение детей. Боевики согласились впустить в школу бывшего президента Ингушетии Руслана Аушева. Получив последние рекомендации от руководства штаба, он уверенным шагом направился к школе. Вскоре Аушев появился с малышом на руках. С ним вышло еще несколько заложников с грудными детьми - всего 26 человек.

Штаб ликовал. Удача вдохновляла. Начальство смущало только одно обстоятельство: Аушев вернулся с новой запиской с требованиями Шамиля Басаева к Кремлю, смысл которых - немедленный вывод российских силовых структур из Чечни. Эти требования в штабе сразу сочли невыполнимыми. Записка была немедленно переправлена в Москву для экспертизы и принятия по ней решения. Но в бесланском штабе решили скрыть сам факт существования записки и требований, изложенных в ней. Это была еще одна глупость. Записку из здания школы выносил опальный ингушский лидер. Он читал записку и в случае необходимости мог подтвердить ее содержание. Зачем тогда нужно было ее скрывать?

Во вторую бессонную ночь я пошел проведать своего друга, депутата Михаила Маркелова. Опытный журналист, военкор, облазивший все горячие точки, он передружился с осетинскими милиционерами и устроился в штабе республиканского МВД. Все предыдущее время с помощью СМС мы постоянно поддерживали друг с другом связь, обмениваясь последней информацией, подбадривали друг друга, готовясь к возможному обмену на детей -заложников. Мы оба чувствовали приближение развязки. Общительный, легко вступающий в контакт с людьми, Михаил установил доверительные отношения с представителями осетинского ополчения и местными казаками, которые снабжали его бесценными сведениями об обстановке в городе и вокруг школы. Вскоре мы распрощались, и я вернулся в оперативный штаб.

Не прошло и пары часов, как Михаил прислал новое сообщение: «Нужно срочно встретиться». Время было семь утра. Наступил третий день ожидания развязки.

Через пять минут Маркелов уже буквально взлетал по лестнице оперативного штаба. На одном выдохе он сообщил, что в сопровождении двух местных казаков ему удалось ночью через проем в гаражах подползти к зданию школы на расстояние всего 20 метров и остаться совершенно незамеченным. Он слышал, как в школе меж собой разговаривали боевики, видел, как несколько террористов ночью вышли из здания, чтобы проверить зажигание двух припаркованных рядом автомобилей. Тем же маршрутом нашим лазутчикам удалось ретироваться.

Полученные сведения нужно было срочно передать силовикам. Если к входу в школу удалось подобраться Михаилу и его товарищам, то уж бойцы спецназа смогут легко повторить этот трюк.

На третьем этаже штаба мы нашли прокурора Сергея Фридинского и старшего офицера «Альфы». Михаил повторил свой рассказ, разложил на столе карту местности и указал на ней скрытые подходы к школе. Офицер ФСБ поблагодарил нас и побежал искать свое руководство.

Напряжение в штабе росло час от часу. Дзасохов метался по кабинету, переживал, чувствуя свою беспомощность. Неожиданно на мобильном Теймураза Мамсурова раздался сигнал вызова. Из школы звонили его дети. Теймураз даже не успел спросить, как они себя чувствуют, как трубку у них вырвал кто-то из боевиков. Он предостерег осетинского спикера от организации штурма школы, сказав, что в случае чего дети Мамсурова умрут первыми, требовал, чтобы родственники остановили подготовку силовиками штурма. Судя по всему, боевики рассчитывали остаться в живых и, повторив фокус Басаева, покинуть Беслан по «буденновскому сценарию» с предоставлением им возможности безнаказанно уйти с места преступления, прикрываясь детьми. А потому настаивали на создании из родственников захваченных в школе детей «живого кольца», сводящего на нет возможности сил антитеррора штурмом освободить заложников. Именно с этим был связан звонок Мамсурову. Играя на чувствах отца, террористы пытались заставить высокопоставленных республиканских чиновников пойти на окружение школы «живым кольцом».

В это время в штаб сообщили, что милицейский снайпер наблюдает в школе какое-то движение, будто бы боевики начали устанавливать телевизионную аппаратуру и спутниковую тарелку для организации вещания из помещения захваченного ими здания. Президент Северной Осетии Дзасохов решил, наконец, собрать небольшое совещание в помещении на третьем этаже. Он только что вернулся со встречи с бесланцами, где поклялся им, что никакого штурма не допустит. Все были взвинчены до предела. Срок ультиматума, выдвинутого боевиками, истекал утром 4 сентября. Время стремительно улетучивалось, положение заложников, лишенных не только хлеба, но и воды, становилось все более тревожным.