На заре новой эры. Автобиография отца виртуальной реальности — страница 46 из 71

Тридцать восьмое определение VR: наилучший способ поймать кого-то в сети рекламы. Будем надеяться, что такое будет происходить редко.

Через французского клиента мы вышли на сотрудничество с нефтесервисной компанией Schlumberger. Один из детей семейства Шлюмберже даже некоторое время работал в VPL. Мы разработали первые геологические визуализации для комплексирования данных. Можно было облететь нефтяное месторождение изнутри и смоделировать различные стратегии бурения. Сегодня это вполне обычное явление, но по тем временам эта технология была новой и революционной.

В число наших заказчиков входили целые города. Мы помогли Сингапуру составить план его впечатляющего роста – построили модель, на создание которой нас вдохновил виртуальный Сиэтл, о нем я рассказывал в предисловии. Мы помогли рабочим группам из университетов Германии и нашему немецкому партнеру ART+COM распланировать работы по реконструкции районов Берлина после падения Берлинской стены. Эти обработанные изображения Берлина стали, я полагаю, первым виртуальным миром с тенями и отражениями, колышущимися в реальном времени. Впоследствии мы повторно использовали модель берлинского метрополитена в качестве декорации для пугающего виртуального мира, созданного для студии Universal, в котором рыскали змеи размером с поезд и нападали на людей.

Несколько наших проектов в Америке

Мы помогали компании Boeing создавать симуляторы проектирования пилотской кабины, производственной линии и технического обслуживания в полевых условиях. Позже Boeing стала играть главную роль в продвижении смешанной, или, как они ее назвали, «дополненной», реальности.

Еще мы помогали Ford и другим автопроизводителям создавать прототипы машин, и через много лет эта практика стала распространенной в автомобильной промышленности. Точно так же мы работали с компаниями, строящими поезда и корабли. Вообще, именно в транспортном секторе у нас было больше всего заказчиков. Каждое заводское транспортное средство, которым вы пользовались за последние два десятка лет, было спроектировано в виртуальной реальности.

Одним из наших клиентов стала фармацевтическая компания с большим секретом. Они планировали выпустить на рынок препарат под названием «Прозак», первый «блокбастер» среди антидепрессантов.

От нас требовалось создать виртуальный мир, с помощью которого можно было объяснить психиатрам механизм действия «Прозака». Надев шлем EyePhone, человек оказывался в виртуальном кабинете консультанта, где на кушетке лежал виртуальный пациент, страдающий от депрессии. Обработка изображений человека требовала абсолютного максимума возможностей компьютерной графики на тот момент, но наш клиент мог их себе позволить. Нам удалось создать персонажа, который выглядел как человек в депрессии. Я этим очень гордился.

После короткого разговора психиатр, испытывающий демоверсию, уменьшался до крошечных размеров и совершал волшебное путешествие, пролетая через радужную оболочку пациента по зрительному нерву в его мозг. Затем он снова уменьшался в размерах. Мы отправляли его в полет к синапсам; он мог схватить молекулу «Прозака» и протолкнуть ее в рецептор, чтобы исследовать ее химическое действие. Это был, пожалуй, самый многообещающий виртуальный мир того времени, в котором совмещался симулятор химических реакций и другие сложновоплотимые вещи.

Но я совершенно не предвидел того, что мне придется провести несколько странных и утомительных дней на ежегодной встрече психиатров, где мне приходилось постоянно уменьшать мировых светил в области психотерапии. Ситуация оказалась еще более сюрреалистической, чем предполагает виртуальная реальность; в то время половина из них выглядела как двойники Фрейда.

Я поинтересовался, окажет ли наш маленький виртуальный мир терапевтическое воздействие на пациентов, страдающих от депрессии. В конце концов виртуальную реальность стали применять для лечения депрессии.

Военные и спецслужбы

Сначала я с недоверием относился к военным контрактам, и не без оснований – большинство из нас считали себя пацифистами. Но меня также беспокоило и то, что компании, работающие по оборонным контрактам, попадают в замкнутый круг, который не позволяет применять творческий подход. Контракты жестко оговаривали цели, которые мы должны были достичь. Но виртуальная реальность была настолько новой, что мы никогда не знали заранее, куда в итоге придем. Все было сумасшедшим прыжком в неизвестность.

Несмотря на все сомнения, мы научились действовать так, как будто знали, что делаем, и подписали несколько контрактов с Агентством перспективных оборонных исследовательских разработок и другими военными организациями. В рамках этих контрактов мы создавали безумные вещи, совершенно беспрецедентные по тем временам, но я до сих пор не могу рассказать об этой работе.

По мере общения с военными мое уважение к ним росло все больше. В этой среде хватало невероятно великодушных и умных людей.

Но я также наблюдал, как гипнотически действовали на их умы высокотехнологичные устройства. Я беспокоился о том, что мы считаем наших военных более компетентными, чем они есть, но не знал, как внятно сформулировать свои сомнения, чтобы меня поняли правильно. Мне все еще сложно применять такие оговорки по отношению к людям, любящим технологию. Каково бы ни было отношение людей к пацифизму, никто не хочет, чтобы армия его страны оказалась недостаточно компетентной. Меня до сих пор беспокоит то, что высокотехнологичные устройства могут сбивать с толку.

Некоторые проекты состояли в визуализации сложных данных для лучшего их понимания. Что это были за данные, не скажу.

Если превратить сложные данные в виртуальное пространство – дворец, который можно обойти, или город, по которому можно погулять, – мозг лучше запоминает и больше замечает. До появления печатного станка во всех культурах мира существовало «искусство памяти», упражняясь в котором люди представляли себе место, где размещались их воспоминания. В Европе они называются чертогами разума[95]. Факты, которые нужно запомнить, можно развесить в красивых рамках по стенам воображаемых чертогов. Самый продуманный пример такой практики – у австралийских аборигенов, они называют ее Тропами песен. Наш мозг оптимизирован для запоминания рельефа. Обратив сложную структуру в территорию, мы ее покоряем.

Этот метод применялся и для помощи ветеранам войн, страдавшим нарушениями памяти. Так они могли принимать свои новые воспоминания с большей уверенностью[96].

Через военных мы познакомились со служащими правоохранительных органов. Совместно с ФБР мы разработали устройство, помогающее наметить потенциальные засады снайперов, которые могут стрелять в людей во время массовых мероприятий. Вне всякого сомнения, самой сложной частью проекта в те далекие времена было аккуратно перенести в компьютер модель города. В этом мы полагались на помощь геодезистов.

Хотя приложение сочли успешным, у него открылась и темная сторона. Еще одно ведомство, оценив демоверсию, поинтересовалось, нельзя ли использовать приложение для того, чтобы распланировать расстановку камер слежения по городу таким образом, чтобы задействовать минимум камер. Э-э-э… можно, конечно.

Еще через некоторое время запрос поменялся: а могут ли наши собственные шпионы передвигаться по иностранному городу, увешанному камерами, без риска быть раскрытыми? Как добиться того, чтобы шпиона не выследили?

Я посоветовал взломать систему наблюдения и создать иллюзию тысячи шпионов, идущих в разных направлениях. Тогда потребуется некоторое время, чтобы выяснить, какой именно сигнал настоящий. Старая добрая диверсия поможет быть на шаг впереди. Этой стратегией пользуются и в наши дни.

(Позже я увидел сцену из фильма «Особое мнение», где главного героя преследует полиция, а его изображение попадает на каждый рекламный щит, мимо которого он пробегает, так что выследить его элементарно. Любой может его увидеть. Я на самом деле применил модель технологии для этого сценария.) Наши бойцы невидимого фронта остались от моего предложения в восторге. Успешная работа. Хотя, когда я уходил, у меня появилось ледяное чувство сомнения, сродни тому, которое появляется, когда ты идешь и вдруг понимаешь, что ступаешь нетвердо и следующий твой шаг повергнет тебя в глубокую пропасть. Остановись. Подумай.

Если цифровую сеть можно использовать, чтобы скрыть правду и сделать это эффективно, прямо среди торрентов и прочей открытости, откуда у нас такая уверенность в том, что эти сети вообще будут работать в интересах правды?

Но вернемся к счастливым историям о первых приложениях виртуальной реальности.

Персонажи

Должно быть, мы были первыми производителями костюмов захвата движения. Наши костюмы DataSuit покупали в основном представители индустрии развлечений. Это было еще до того, как появились программы обработки реалистичного изображения персонажей компьютерной графики для фильмов, а тогда мы использовали статичные изображения.

На телевидении в то время шло игровое шоу, участники которого надевали костюмы DataSuit и контролировали схематичных человечков, которые что-то там делали – не помню уже, что именно. Я считаю, что сама идея стоит того, чтобы возобновить проект.

У нас был проект для Олимпийских игр – мы пытались создать новый вид спорта в виртуальной реальности. Опять же попытка стоит того, чтобы ее повторить.

Мы создавали прототипы тематических парков, в основном при спонсорской поддержке Universal, но ни один из них так и не запустили. Чаще всего с нами сотрудничал режиссер Алекс Сингер, который впоследствии продолжил снимать сериал «Звездный путь» и их Holodeck. Я очень любил приходить к нему на съемочную площадку. Это, наверное, был последний раз, когда научная фантастика была в равной степени изобретательна, гуманистична и оптимистична.