Виртуальная реальность до сих пор учит меня. Я люблю исследовать, как работает моя нервная система, а в виртуальной реальности это нагляднее, чем в других обстоятельствах. Я люблю подмечать нюансы, которые не видел за светом и движением физического мира, в листьях леса[133] и коже ребенка. Это ощущение особенно сильно, когда сравниваешь физическую и виртуальную реальности.
Наука усовершенствования аппаратуры виртуальной реальности все еще новая и очень молодая. И я до сих пор испытываю трепет, обнаружив более совершенный способ поднять виртуальный объект.
А самая большая радость в том, что виртуальная реальность может быть откровенно прекрасной.
Больше всего я люблю, как другие люди влюбляются в виртуальную реальность. VR получила возможность возродиться в середине десятых годов двадцать первого века. Новое поколение не только открыло для себя радости виртуальной реальности, но и превратилось в фанатиков.
Иногда меня спрашивают, не злюсь ли я, когда молодежь двадцати с чем-то лет считает, что виртуальную реальность изобрели лишь несколько лет назад или что о ней имеет смысл говорить только после того, как ее разработку проспонсировала недавно основанная компания. А я совершенно не злюсь. Я в восторге. Они заинтересованы в ней и хотят ею владеть.
Виртуальная реальность должна принадлежать молодежи. Она действительно им принадлежит. И что бы я ни сказал, это не столь важно, как то, что с ней сделают новые поколения.
Пятьдесят первое определение VR: среда, благодаря которой можно побывать в чужой шкуре; надеюсь, что это поможет поднять уровень эмпатии.
Эта книга посвящена в основном «классической» виртуальной реальности, а смешанная реальность начала свое стремительное развитие недавно, главным образом благодаря разработке HoloLens. Я с нетерпением жду, когда можно будет попробовать новые возможности виртуальной реальности, которые появятся благодаря молодым разработчикам, экспериментирующим в смешанной реальности.
Как соотносятся виртуальная и смешанная реальности? Они пересекаются. Устройства будущего смогут работать в любом режиме. Но и тогда, полагаю, культурные различия между виртуальной и смешанной реальностями сохранятся, точно так же как они сохраняются между кино и телевидением, несмотря на то, что сейчас они транслируются на одни и те же экраны по одним и тем же каналам.
К тому времени, когда выйдет эта книга, возможно, недавняя волна энтузиазма вокруг классической виртуальной реальности достигнет своего пика. Если это произойдет, а вы молоды и очарованы виртуальной реальностью, пожалуйста, поймите, что будут еще волны интереса к виртуальной реальности, причем в ближайшее время. VR не просто разрабатывать даже в лаборатории, и нам все еще предстоит узнать многое о том, как выпускать отличные продукты. Запаситесь терпением[134].
Я понимаю, что могу показаться некоторым читателям шизофреником. Если вы технарь, вас может удивить, что я уделяю столько времени занудным предупреждениям о том, как мы превращаем самих себя в зомби. Если вы гуманист и любитель книг, то можете удивиться, как я могу с таким напором пропагандировать технологии. Мне не легко балансировать на этом туго натянутом канате, но всем нам придется научиться на нем держаться, если мы хотим выжить[135].
Пока я пишу книгу, мир ощущается как ожившее место действия антиутопий середины двадцатого века. Этот жанр неизменно представляет технологию будущего настолько крутой, что ей невозможно сопротивляться, несмотря на опасности, которые она таит.
Как-то я вместе с семейством зашел в гости к другому семейству, и пока наши детишки играли с HoloLense и были при этом в таком восторге, в котором только могут быть дети, их родители мрачно обсуждали поворот Соединенных Штатов в сторону авторитаризма. Говорилось ли об этом в романе Филипа К. Дика или это эпизод, не вошедший в «Заводной апельсин»?
Когда я вижу технологии в руках молодежи, меня не покидает надежда. Мнение, которым я делюсь с вами, насколько мне известно, не имеет научного подтверждения, но позвольте мне проявить маленькую слабость.
Кажется, молодежь не так просто сбить с толку онлайн-хулиганством. Они вырастают, наблюдая дурацкие перегибы соцсетей, так что могут оценить их масштаб. Новая технология лжи в соцсетях сильнее бьет по старшему поколению, и чаще всего именно они производят впечатление людей, живущих в мире, намного более искусственном, чем все мои мечты в виртуальной реальности.
Чем люди моложе, тем сильнее их стремление отыскать курс на умеренное использование технологий. Пользователи поколения X несколько больше зависимы от соцсетей, чем поколение Миллениума, а дети быстрее устают от бесконечного напластования чужого тщеславия, то и дело повторяющего само себя.
Minecraft бы особенно понравился моей более молодой личности. Если вы не знаете, что это такое, то это причудливый виртуальный мир, состоящий из блоков, дизайн которого постоянно изменяется и перепрограммируется пользователями. Один из самых популярных проектов для детей.
Microsoft выкупила компанию, выпустившую Minecraft, и мне довелось работать вместе с командой разработчиков игры над ее отладкой под виртуальную реальность. Я тестировал варианты дизайна вместе с моей девятилетней дочкой и ее друзьями и могу описать их ощущение одним словом – «экстаз». Они не просто осваивают технические навыки, они создают красоту. Это даже лучше, чем я смел надеяться, будучи подростком, пытавшимся подобрать слова, чтобы рассказать о будущем, которое будет похоже на сегодняшний день.
Наслаждение технологией во всей ее глубине – лучший способ владеть технологией, а не находиться в ее власти. Погружайтесь.
Послесловие
В 2014 году я был удостоен Премии мира немецких книготорговцев. Не думаю, что смогу лучше передать то, что происходило в тот момент в моей душе, чем слова моей благодарственной речи на церемонии награждения, так что закончу эту книгу, процитировав финал этой речи.
Нормально верить в то, что люди – особенные, в том смысле, что люди – нечто большее, чем машины или алгоритмы. Эта мысль может вызвать грубые насмешки в кругах технарей, и действительно, не существует никакого способа доказать, что она верна.
Мы принимаем самих себя и друг друга только на веру. Эта вера более прагматична, чем традиционная вера в бога. Она приводит, например, к более честной и устойчивой экономике, более понятным технологическим разработкам. (Вера в людей совместима с любой верой или недостатком веры в бога.)
Некоторым людям из технических кругов вера в людей может показаться сентиментальной или религиозной, и они ее терпеть не могут. Но как можно стремиться жить в обществе сострадательных людей без веры в человеческую уникальность?
Могу ли я предположить, что технари хотя бы пытаются поверить в человеческую уникальность, увидеть, как она ощущается?
В заключение я хотел бы сказать, что эту речь я посвящаю моему отцу, которого не стало, когда я писал ее текст.
Я был просто раздавлен горем. Ведь я единственный ребенок в семье, и теперь остался сиротой. Всколыхнулись все страдания, пережитые моими родителями. Семья моего отца видела множество смертей во время погромов. Одна из его тетушек онемела, потому что еще маленькой девочкой она выжила благодаря тому, что не издала ни звука, прячась за старшую сестру, которую вытащили из-под кровати и зарубили саблей. Моя мать родилась в Вене, и ее семья тоже многих потеряла в концлагерях. После всего этого у них появился лишь я.
Но все же очень скоро я почувствовал благодарность, которая была сильнее горя. Мой отец прожил девяносто с лишним лет и увидел мою дочь. Они общались и любили друг друга. Они принесли друг другу счастье.
Смерть и утраты неизбежны, что бы ни думали мои друзья, сторонники цифрового шовинизма, в своих лабораториях, провозглашая любовь к созидательному разрушению. Однако сколько бы нас ни мучили страдания и горе, в конце концов смерть и утраты скучны, потому что неизбежны.
Мы творим чудеса – создаем дружеские связи, семьи, значимость, удивительную, интересную и невероятно захватывающую.
Любите созидание.
Приложение 1Постсимволическая коммуникация (о мечтах в одном из моих выступлений с рассказами о виртуальной реальности)
Больше расшифровок
В разделе под названием «Расшифровка» я привожу текст одного из своих выступлений примерно 1980–1981 года, которое начинается с разговора о головоногих моллюсках огромных размеров и опыте раннего детства. Понятное дело, это был единственный возможный способ введения в тему «Как может технология навсегда заинтересовать в такой степени, чтобы ее воспринимали в связи со значимостью, а не с властью?».
Дальше следует расшифровка:
Предположим, в двадцать первом веке уже прошло несколько десятилетий и робототехника достигла куда более значительных успехов[136].
Возможно, у вас даже получится построить дом в виде гигантского, украшенного драгоценностями осьминога, способного двигаться и жить в воде. А может, когда-нибудь биоинженерия дойдет до такого уровня, что создаст такого осьминога размером с целый город и в нем будут спальные отсеки для людей.
Мы знаем о технологии то, что с ее прогрессом некоторые вещи достигаются быстрее и проще, но все же останется и то, что потребует столько же работы, сколько и раньше. Процессоры становятся мощнее, но строить заводы по их производству становится все сложнее.
Так что разумно предполагать, что делать таких мега-осьминогов в реальности будет весьма сложно до наступления этого самого будущего, даже если мы не знаем, с какой именно проблемой столкнемся.