Ю. К.).
Однако нубийские племена «девяти луков» (иунтиу-сетиу, или сетау) восставали снова и снова. Тутмос II уже в первый год царствования должен был послать в Нижнюю Нубию «многочисленное войско», которое вновь разгромило иунтиу-сетиу, перебило якобы всех их мужчин, захватило пленников, в том числе сына вождя, и заставило нубийские племена принести дань.
О том, какое значение придавалось победам в Нубии, говорят беспрецедентные награды, полученные участниками похода: после каждого из них Яхмос щедро награждался невольниками и землей; пожалования получил и экипаж его судна.
Цели походов четко определяет тот же Яхмос: Аменхотеп I двинул свои войска «вверх по Нилу в Куш (кš), чтобы расширить границы Египта» (буквально «черной страны»)[26].
Широкая строительная деятельность Аменемхета I, Тутмоса и его детей-соправителей — Тутмоса II Аа-хепер-эн-Ра и Хатшепсут коснулась и Нубии. Здесь строятся крепости, храмы, разрабатываются каменоломни. Фараоны начинают заселять Нубию египтянами. Для более прочного удержания вновь завоеванных земель уже Аменемхет I объединил владения в Нубии и южные номы Египта в одну пограничную зону, во главе которой поставил наместника с титулом «царский сын Куша и начальник южных номов». При Тутмосе I и Тутмосе II значение этого вельможи возросло, ибо в его руках сосредоточились крупные вооруженные силы и средства и важные функции снабжения египетской монархии ценными материалами, продуктами и людьми (воинами-лучниками Нубии).
Параллельно завоеванию и колонизации Нубии шло завоевание северо-восточной части Ливии и Сиро-Палестинского района. По-видимому, еще Аменхотеп I со своими войсками дошел до Евфрата, первой большой реки, текущей на юг, а не на север, которую увидели египтяне. Затем здесь побывал Тутмос I, а за ним и Тутмос II. Вся Палестина, Финикия и большая часть Сирии стали вассальными владениями фараонов. Их политическое влияние распространилось на Месопотамию, Малую Азию, Кипр и острова Эгейского моря.
Впервые в истории одно из государств обширного и наиболее развитого региона, а именно древнего Ближнего Востока, стало гегемоном других государств. И впервые в истории целью политики было объявлено создание мировой империи, объединение в одну державу всех стран и народов, «которые обходит солнце» (по астрономическим воззрениям того времени). Эту формулу мы первый раз находим в надписи Тутмоса I с о. Томбос, где говорится, что все иноземные народы посылают дань фараону, все они работают на столицу Египта Фивы, северяне плывут вверх по Нилу, а южане плывут вниз по Нилу, дабы принести дань божественному Аа-хепер-ка-Ра, который «взял границы Земли в свое владение, сокрушил оба края ее… ища сражения, но не нашел никого, кто противостоял бы ему… Южная граница его достигает этой земли (Нубии), северная же — до перевернутой воды Евфрата, [подвластны] ему острова великого круга (Средиземного моря), вся земля — под его ногами!». Тот же тон и те же географические воззрения — в абидосской надписи Тутмоса I. «Я, — говорит фараон, — установил границы любимой страны [Египта] до тех пределов, которые обходит кругом Солнце… Я поставил Египет превыше всякой страны». Тутмос II вторит своему отцу, описывая владения Египта от «Рога Земли» на юге до болот Северо-Восточной Сирии и дань, приносимую нубийскими племенами «девяти луков» и азиатами.
При XVIII династии Египта народы Нубии оказались насильственно включенными в общую политическую, экономическую и культурную систему с народами Египта, Средиземноморья, особенно Сирии и Палестины. Племена Сиро-Палестинского района, как и средней долины Нила, снова и снова восставали против Египта, на который еще недавно смотрели лишь как на объект военного грабежа, богатую и доступную добычу. Однако энергичные фараоны XVIII династии настойчиво и последовательно продолжали завоевания.
Оппозиция их деятельности существовала и в самом Египте. В конце XIV в. противники войн объединились вокруг женщины-фараона Хатшепсут (1538–1503), жены и соправительницы Тутмоса II, и племянника Тутмоса III. В Нубии Хатшепсут строила храмы (в Бухене, Абу-Симбеле), а не крепости — опорные пункты для будущих походов. Но и она должна была считаться с энергичной и воинственной элитой тогдашнего египетского общества, которую возглавляли фиванские жрецы и военачальники. Хатшепсут направила экспедицию не в ближайшие страны, а в далекий Пунт. В 1516 г. в полулегендарную «Землю бога», путь в которую был позабыт в предшествующие века и товары которой попадали в Египет лишь через руки посредников, была послана флотилия из пяти тридцативесельных судов. Ее плавание описано в надписях и наглядно изображено на барельефах знаменитого храма Дейр-эль-Бахри (который автору этой книги посчастливилось посетить в 1975 г.). Это самое подробное сообщение о Пунте во всей древнеегипетской литературе. На кораблях располагались отряды войск. Один из кораблей вез огромную каменную статую царицы, которую собирались установить в «Земле бога». Флотилия двинулась по Нилу и древнему каналу, соединявшему Нил с Красным морем, затем вдоль берегов Красного моря направилась на юг.
Во главе экспедиции был поставлен «царский посол», который по прибытии в Пунт вступил в переговоры с «великими»(т. е. вождями) этой страны. На стенах храма Дейр-эль-Бахри изображена встреча «царского посла» вождем пунтян Париху, его женой, детьми и слугами. Стихотворная надпись, поясняющая изображение, гласит:
Вот приходят «великие» страны Пунт
Со склоненной головой и поклонами,
Чтобы принять это войско царя.
Воздают они хвалу владыке богов, Амону-Ра.
Говорят они и просят мира:
«Прибыли вы сюда зачем?
В страну эту неведомую людям,
Спустились ли вы по небесным путям?
Приплыли ли вы по водам земли?
Или по морю Страны Бога?
Или следовали вы за Ра?
Египтяне, хотя среди них и находились отряды солдат, обходились с жителями Пунта миролюбиво и любезно. По словам автора надписи, даже мирровое деревце удостоилось приглашения посетить Египет. Египетские мореплаватели говорят:
«Отправляйся с нами, дерево мирра,
Находящееся в стране Пунт, к дому Амона,
Там есть для тебя место.
Процветай для царицы Маат-ка-Ра
В ее парке, у дома ее бога,
Согласно приказу ее отца».
Надпись и иллюстрирующие ее изображения показывают, как египтяне «рубят черное дерево в очень большом количестве», собирают мирру «в большом количестве на горных террасах», выкапывают и переносят к берегу мирровые деревца, причем передние и задние носильщики обмениваются репликами.
Со своей стороны вожди пунтян также принесли «царскому послу» золото и мирру; соответствующее изображение снабжено пояснительной надписью.
Возвратившись в Египет, экспедиция доставила огромное богатство, которым в то время не владел ни один из царей: золото в виде колец, «необработанное зеленое золото страны Аму» (Азии), электрум (по-видимому, естественный сплав золота с платиной, серебром и медью), малахит, лазурит и другие самоцветы, черную краску для глаз (очевидно, сурму), мирру и 31 живое мирровое дерево, ладан, благовоние ихмут, благовоние хекену, хесит (корицу), благовонный тростник тейшепс (или тишпес), черное и другие ценные породы дерева, бивни слонов, «шкуры южных пантер», живую пантеру, павианов и других обезьян, борзых собак, скот и пр.
На стенах Дейр-эль-Бахри богатства, доставленные этой экспедицией из Пунта, фигурируют много раз в виде изображений и в пояснительных надписях. «Ни разу подобное этому не было доставлено для какого-либо фараона, жившего со времен древности». Это заявление, которое мы теперь назвали бы пропагандистским, все же справедливо в том отношении, что оно отражает невиданный прежде успех египетского экономического и политического влияния в Тропической Африке. В связи с этим В. И. Авдиев считает, что, «установив непосредственные торговые взаимоотношения с племенами страны Пунт, египтяне вовлекли в сферу своей меновой торговли также и другие соседние с Пунтом области, населенные негроидными племенами»[27]. В подтверждение этого он приводит изображения и тексты из Дейр-эль-Бахри, где рядом с пунтянами фигурируют вожди древних нубийцев и других африканских этносов. По нашему мнению, эти изображения и поясняющие их надписи нужно трактовать символически, как апофеоз царицы Хатшепсут; древнеегипетская иконография и эпиграфия дают бесчисленные параллели такому толкованию, отнюдь не предполагающему единства места, времени и действия реальных событий, которые отражены в данном изображении и тексте.
Можно ли считать экспедицию, о которой идет речь, торговой? Утверждая так, В. И. Авдиев и другие историки переносят на Африку 2-го тысячелетия до н. э. экономические категории более позднего времени.
Все перечисленные предметы, несомненно, сомалийского и эфиопского происхождения (включая «необработанное зеленое золото страны Аму», или «азиатское золото»), все они могли быть добыты на месте, на самом побережье, разве только золото было доставлено из внутренних областей континента. Как показали исследования, из Северной Эфиопии происходила также большая часть обсидиана, найденного в Древнем Египте. Часть привезенных ценностей участники экспедиции добыли своими руками, например живые мирровые деревца и дорогие породы дерева; это вполне соответствовало практике египетского государства. Может быть, своими руками они добыли часть мирровой и другой ароматной смолы, а также слоновой кости и леопардовых шкур; возможно, сами египтяне ловили в Пунте обезьян. Но многие ценности, прежде всего золото, а также традиционные предметы вывоза из Пунта: благовонные смолы, слоновые бивни, леопардовые шкуры, борзых собак — египтяне могли получить в основном от местных жителей. Каким образом были получены эти предметы? Надпись ничего не говорит о торговле; по словам египтян, вожди Пунта принесли свои товары в виде дани. К. Зете, Р. Хенниг и другие специалисты по древней истории и географии считали, что на самом деле имело место не данничество, а торговля. («В соответствии с высокомерным обычаем многих древних народов собственные товары, предназначавшиеся для обмена, назывались «п