О плавании Ганнона вдоль западного побережья Африки существует обширная литература. Здесь мы отметим лишь некоторые результаты этой грандиозной экспедиции, в которой участвовало якобы 60 больших кораблей и 30 тыс. человек под командованием одного из двух царей-суффетов. Она основала семь новых колоний: Фимиатерон, Карийская стена, Гитт, Акра, Мелитта, Арамбис и Керна. Керна, самая южная из них, находилась уже в пределах Тропической Африки, населенной темнокожими «эфиопами». Все остальные колонии были расположены к северу от р. Ликс[57], т. е. в современном Южном Марокко, на плодородных прибрежных равнинах, где было много слонов и других животных, среди лесов и зарослей тростника. Эти колонии, основанные в удобной для земледелия части Африки севернее Сахары, были земледельческими и ремесленными поселениями. Расположенные на берегу Атлантического океана, они должны были превратиться также в торговые центры.
Керна была основана на острове, параметр которого составлял всего 5 стадий, т. е. 1 км. Местонахождение Керны можно определить из двух указаний «Перипла Ганнона». От страны ликситов карфагеняне «плыли вдоль пустыни (на юг) два дня, а оттуда снова на восток, в глубь залива на целый дневной переход; там был обнаружен небольшой остров, на котором и основали колонию Керна». Два дня плавания вдоль побережья Западной Сахары от устья Ликса приводят к заливу Рио-де-Оро, так как в этой части Африки нет другого залива, по которому карфагеняне могли плыть на восток в течение целого дня. В заливе Рио-де-Оро есть несколько небольших островов, один из которых могли заселить карфагеняне. Впрочем, Керна могла быть не островом, а полуостровом, так как древняя терминология не различала островов и полуостровов.
Другое указание на местонахождение Керны также приводит нас в район Рио-де-Оро. Ганнон так описывает географическое положение Керны: «Мы определили по пройденному пути, что он (остров Керна) лежит по прямой линии к Карфагену; ведь морской путь от Карфагена до Столбов (Гибралтара. — Ю. К.) был равен пути оттуда до Керны». Иными словами, Карфаген и Керна лежали якобы на одном меридиане, что, конечно, ошибка. В то же время приведенную фразу можно понять так: атлантическое и средиземноморское побережья Северной Африки уподобляются равнобедренному треугольнику с вершинами в нынешней Сеуте, Карфагене и Керне, а прямая линия от Керны до Карфагена образует гипотенузу. Если это верно хотя бы в самом грубом приближении (что совершенно несомненно), то Керна действительно должна находиться где-то у берегов Рио-де-Оро.
Конечно, эта колония на крохотном пустынном островке не могла стать земледельческим поселением. Можно только гадать, как ее жители доставали воду: на таком маленьком острове или полуострове не могло быть ни источников, ни колодцев; чтобы не возить воду с материка, следовало устроить цистерны для сбора дождевой воды, но в VI в. дожди вряд ли были здесь столь часты, чтобы этой воды хватало для орошения. Даже если у колонистов Керны были небольшие сады, они не могли самостоятельно обеспечить себя продовольствием. Ясно, что основание Керны было бы бессмысленно, если бы карфагеняне не связывали с ней далеко идущих планов.
Некоторое представление об этих планах дают последующие плавания Ганнона вдоль берегов Западной Африки на юг, отправным пунктом для которых стала Керна. Очевидно, Керне отводилась роль связующего звена между карфагенскими колониями в Северной и Тропической Африке. Кроме того, находясь вблизи прибрежного караванного пути из Южного Марокко по «Золотой реке» в междуречье Сенегал — Нигер, Керна могла стать важным торговым центром. Возможно, так и произошло впоследствии.
В рассказе Ганнона о путешествии во главе карфагенского флота вдоль берегов Западной Африки приводятся названия местных географических пунктов. Между тем в «Перипле Ганнона» говорится, что, начиная примерно с мыса Пальма, путешественники вообще не встречали местных жителей, а только ночью видели огни и слышали звуки барабанов, флейт и крики. С другой стороны, прямо указывается, что местные названия карфагеняне узнали от переводчиков. На эту деталь впервые обратил внимание немецкий исследователь Э. Штехов.
Переводчики были взяты Ганноном в устье Ликса, где обитало племя ликсов, или ликситов, которых «Перипл Ганнона» отличает от «эфиопов», т. е. негроидов, следовательно, ликситы не были негроидами. У Ганнона они названы номадами. Очевидно, это был кочевой скотоводческий народ европеоидной расы, как и более поздние обитатели долины Уэд-Дра. Их родным языком, надо полагать, был берберский, известный некоторым карфагенянам настолько, что они могли понимать ликситов.
Как видно из текста «Перипла», ликситы знали африканские языки и имели некоторое представление о географии гвинейского берега. Правда, когда флот Ганнона находился у берегов нынешней Гвинейской Республики, язык местных «эфиопов» оказался непонятен «даже для ликситов, бывших с нами», т. е. карфагенянами. Но у берегов Тропической Африки карфагеняне узнали, что они «прибыли в залив, который, как сказали переводчики, называется Западным Рогом».
Интересно проследить, как африканцы встречали чужеземный флот. Согласно одному из переводов, ликситы отнеслись к карфагенским мореплавателям спокойно, «будучи друзьями». И. Ш. Шифман переводит иначе: карфагеняне оставались до тех пор, «пока не стали друзьями» с ликситами[58]. Но африканцы, населявшие более южные земли, во всех случаях проявляли враждебность к пришельцам, вступая с ними в борьбу или убегая при их приближении. «Эфиопы», «жившие выше (ликситов)», названы «негостеприимными»; это, возможно, «таррелийские» или «экалийские эфиопы» Юбы II. Плывя вверх по течению р. Хретэс (которая у Аристотеля фигурирует под названием Хреметес и которую следует отождествить с Сенегалом), карфагеняне увидели «горы, населенные дикими людьми, одетыми в звериные шкуры. Эти люди, швыряя камнями, наносили нам (карфагенянам. — Ю. К.) раны, не давая сойти на берег». Оттуда карфагеняне плыли на юг 12 дней вдоль страны, «которую целиком населяли «эфиопы», убегавшие от них и не останавливавшиеся». Затем карфагеняне вообще не видели людей, а только огни, «приносимые отовсюду через определенные промежутки времени, то больше, то меньше», и слышали крики и бой сигнальных барабанов. Персидский флотоводец Сатасп, который утверждал, что он якобы тоже проник далеко на юг вдоль побережья Западной Африки, рассказывал, что, как только его корабль приближался к берегу, туземцы покидали свои «города» и убегали в горы.
Поведение негров побережья Западной Африки позволяет предполагать, что у них уже был горький опыт встреч с пришельцами. В то же время это свидетельствует о неразвитости морской торговли. На северном же побережье африканской Атлантики обмен товарами получил значительное развитие еще в древности. В сочинениях греческих авторов V–IV вв. сохранились сведения о торговле, которую вели карфагеняне на африканском берегу Атлантического океана. Так как последние не позволяли другим народам плавать за Геракловы Столбы, то единственным источником информации для греков служили рассказы самих карфагенян, в частности, о «невидимом торге» золотом, которое они приобрели у одного из обитавших там народов. Все описание «невидимого торга» у Геродота — не что иное, как хитроумный вымысел карфагенских купцов, призванный отбить у греков охоту вторгаться в области карфагенской торговли. Однако африканское происхождение золота, обогащавшего Карфаген, не подлежит сомнению. Неизвестным остается лишь место его добычи. Заманчиво предположить, что по крайней мере часть этого золота происходила из области Бамбук и, может быть, из страны Ашанти, т. е. из тех территорий Западной Африки, которые снабжали золотом Северную Африку и Западную Европу в средние века. Другая известная в древности страна золота находилась на северо-востоке Африки. Возможно, стремление достичь этой земли по морю с запада было одной из целей карфагенских экспедиций в Западную Африку. Знаменитые плавания Ганнона на юг от острова Керна были лишь одними из них. Однако сохранившиеся источники не говорят об участии Керны в торговле золотом. «Перипл Псевдо-Скилака» сообщает лишь, что Керна служила карфагенянам для торговли с «эфиопами», причем карфагенская керамика обменивалась здесь на слоновую кость и шкуры антилоп, предлагаемых «эфиопами» с материка.
Псевдо-Скилак описывает «эфиопов», живущих на материке близ Керны, как всадников, вооруженных луками и метательными копьями, питающихся мясом и молоком. В Уммат-Шегаг, на севере Мавритании (и только в этом единственном месте на всем пространстве от берегов Средиземного моря до Гвинейского залива!), обнаружены наскальные изображения всадников, вооруженных луками. По-видимому, здесь конные стрелки появились независимо от конных стрелков Востока, хотя финикийские моряки имели возможность наблюдать и тех и других. Псевдо-Скилак роняет ценное замечание о характере царской власти у «западных эфиопов» князем они избирали самого высокого. То же самое Геродот сообщал о восточных эфиопах — мероитах, у которых царем признается лишь самый высокий и сильный. Бион и Страбон также говорят о том, что у «эфиопов» Мероэ царем избирался наиболее красивый. Если Псевдо-Скилак не просто повторяет Геродота, то он является первым в мировой литературе автором, который указал на физические требования, предъявляемые западноафриканскими неграми к своему священному царю. Вызывает недоумение замечание Псевдо-Скилака о том, что местные «эфиопы» имели виноградники, производили в больших количествах вино и даже продавали его карфагенянам. У Геродота мы также находим описание острова Карависа, или Керавниса (Керна?), поросшего маслинами и виноградом и даже имеющего золотоносные пески. По-видимому, это сильно искаженная информация. Во всяком случае виноград и маслины — излюбленные и священные растения финикийцев — возделывались во всех сельскохозяйственных поселениях Карфагена; если они и появились в древности в Западной Африке, то лишь благодаря карфагенянам.