Возможно, отдельные карфагенские колонии были основаны впоследствии на побережье материка против Керны и далее к югу. Страбон, критикуя Эратосфена за «фантастические рассказы», причисляет к ним «упоминание острова по имени Керна и других стран (мест на атлантическом побережье Африки), которые теперь нигде нельзя обнаружить», «слухи о путешествиях финикийцев (которые немного спустя после Троянской войны объехали страны за Геракловыми Столбами и основали там города, так же как и в середине Ливийского побережья)» и «рассказ о том, что в заливах (африканской Атлантики) были древние поселения тирийцев (т. е. финикийцев. — Ю. К.), теперь покинутые, числом не менее трехсот городов, разрушенные фарусиями и нигретами; а эти племена, как говорят, находятся от Ликса на расстоянии тридцатидневного пути». Ко времени Страбона карфагенское поселение на Керне, как и другие пунические колонии южнее Танжера, уже давно исчезли, но сохранилась память о том, что фарусии и нигреты — самые южные из берберских племен Мавритании — некогда разрушили эти поселения. Конечно, о 300 колониях, даже если отождествлять их с простыми селами, не может быть и речи, но гибель финикийских поселений в Атлантике, вероятно, правильно связана с экспансией фарусиев и нигретов. Следовательно, самые южные из карфагенских поселений должны были находиться на материке значительно южнее Ликса.
Однако несомненно, что основные колонии Карфагена на атлантическом берегу Африки были расположены в современном Марокко, к северу от Сахары.
Археологические материалы установили пока присутствие финикийцев, а затем карфагенян лишь на мысе Кантен и в Могадоре (Южное Марокко), а также на Азорских островах. На мысе Кантен было найдено классическое карфагенское погребение начала IV в. В Могадоре обнаружены бронзовые и керамические изделия, характерные для Карфагена VI в., т. е. для времени путешествия Ганнона. Бронзовые крючки и фибулы, плоские тарелки и одноручная ваза с крышкой из красной блестящей керамики совершенно сходны с карфагенскими изделиями VI в. На некоторых черепках сохранились карфагенские (пунические) надписи с фрагментами характерных пунических имен. Возможно, это и есть Карийская стена — поселение, основанное Ганноном и упоминаемое также Эфором. Как и поселение у мыса Кантен, оно носило одновременно земледельческий и торгово-ремесленный характер.
Таким образом, карфагеняне плавали в Атлантике по крайней мере до Сьерра-Леоне на юге, Азорских островов на западе и Оловянных (Британских) островов на севере. Есть легендарные сведения и о путешествиях карфагенян через Сахару. Они торговали на морских и караванных путях, основывали земледельческо-ремесленные поселения и торговые фактории, возможно, имели столкновения с коренными берберскими и западноафриканскими племенами. Однако никаких широких завоеваний в глубинных районах Африки Карфаген, по-видимому, не предпринимал, и в этом состояло его существенное отличие от наследовавших ему империй, которое, возможно, свидетельствовало о внутренней слабости Карфагенской державы. В частности, она заключалась в крайней гетерогенности системы составлявших ее обществ. Северная Африка — основная территория Карфагенской державы — до сих пор поражает контрастами между городами Сахеля, горными селениями Атласа и кочевьями Сахары. В средние века противоречия между горожанами, горцами и номадами были здесь одним из важнейших моментов политической истории. Еще 150–200 лет назад высокоразвитый поздне — феодальный мир Сахеля с весьма заметными элементами капиталистических отношений почти без переходов граничил с раннефеодальным строем Атласа и оазисов Сахары и патриархально-феодальным миром кочевых племен. Нет оснований считать, что в древности различия между приморскими городами, земледельческими племенами и номадами пустыни были менее существенны. В городах, таких, как Карфаген, Лике, Лептис, Утика, кипела торгово-ремесленная и портовая жизнь, высокого развития достигли товарно-денежные отношения, вблизи городов интенсифицировалось земледелие, свидетельством чего являются не только археологические материалы, но и сведения о трудах карфагенских агрономов, сохранившиеся в римской традиции. Однако уже в нескольких десятках километров от городов жили коренные ливийские племена, которые вели в основном натуральное хозяйство и платили Карфагену ренту-налог продуктами своего земледелия. Еще дальше обитали отсталые горные и степные племена, не знавшие классовых отношений и государственной власти.
Сходную структуру расселения этнических групп мы наблюдаем в тогдашней Эфиопии, колонизованной родственными финикийцам этносами Аравии.
Сабеи в Эфиопии
Центральную часть Северной Эфиопии занимает плато Тигре — четко очерченная природная область с почти субтропическим климатом, хорошо орошаемая муссонами. С севера, северо-запада и востока она окружена полупустынями, с юго-запада ограничена горными лесами и бушем так называемой охотничьей зоны, с юга-высокими горами Сэмен, Амхара-Сэйнт и Ласта. Посреди плато возвышаются амба — «столовые» горы с отвесными склонами и плоскими вершинами, служившие естественными крепостями.
Вместе с известной изолированностью, способствовавшей защите от иноземных завоевателей, плато Тигре имело и преимущество географической близости к мировым центрам цивилизации и источникам сельскохозяйственных и природных продуктов. В районе Аркико-Зула лишь узкая полоса прибрежной полупустыни отделяет плато Тигре от Красного моря. В нескольких днях пути под парусами отсюда находились два важнейших перекрестка древних торговых путей: пролив Баб-эль-Мандеб на юге и Синайско-Суэцкий перешеек на севере. Долины рек Атбара (Такказе) и Гаш соединяли плато Тигре с плодородной долиной Нила и высокими цивилизациями Нубии и Египта. За узким Красным морем лежали плодородные нагорья, долины и оазисы Аравии с ее богатыми древними городами. За горами, ограничивавшими плато Тигре с юга, простирались еще более плодородные и обширные плоскогорья Центральной, Южной и Восточной Эфиопии. К северу и юго-западу от плато Тигре (в Нубийской пустыне и Уоллеге) находились богатые месторождения золота, а также платины, серебра и драгоценных камней, на берегах Красного моря — заросли кораллов, места добычи жемчуга и ловли черепах, к юго-востоку, в области Африканского Рога, — ладоносные леса, в глубине материка — месторождения обсидиана, сурьмы, места охоты на слонов, бегемотов, носорогов, жирафов, леопардов и другую ценную дичь.
Эфиопское нагорье представляло собой обширное поле для торговой и культурной экспансии и сельскохозяйственной колонизации. В культурном отношении в 4-м — середине 1-го тысячелетия плато Тигре вместе с Нубийской пустыней составляло северную часть кушитского мира, простиравшегося на юг до нынешней Танзании.
Комбинируя археологические, палеоботанические и историко-лингвистические данные со сведениями письменных источников (древнегреческих и древнеегипегских), мы получаем некоторое представление об Эфиопии до переселения сюда племен из Аравии. В целом общественный строй кушитов Эфиопии того времени, по-видимому, мало отличался от общественного строя кушитских племен Судана и Африканского Рога, который описывали древнегреческие географы IV–I вв. В окружающих плато Тигре полупустынях и горных лесах сосуществовали хозяйственно-культурные типы полукочевых скотоводов, разводивших коров и овец и занимавшихся отчасти также экстенсивным мотыжным земледелием, собирательством и охотой, рыболовов-собирателей морского побережья, бродячих охотников-собирателей и др. Однако основным на плато был хозяйственно-культурный тип сравнительно интенсивных земледельцев тропической зоны, выращивавших пшеницу, ячмень, тефф (местный культурный злак) и, по мнению американского ученого Ф. Саймунза, применявших искусственное орошение и, может быть, также пахоту на быках. В пользу этого предположения говорят данные этнографии и исторической лингвистики. Ф. Саймунз обнаружил в кушитских языках Эфиопии два слова для обозначения пахотного орудия: одно из них семитского происхождения, другое же («марэша») — древнеегипетского. Этому соответствуют и типы пахотных орудий, из которых один (с лопатообразным лемехом и воронкой для сева) ведет свое происхождение из Месопотамии, а другой — из Египта. Египетский плуг мог быть заимствован древними кушитами из долины Нила накануне переселения в Эфиопию семитов с Аравийского полуострова, аравийско-месопотамский же был, очевидно, принесен последними. Однако по отношению к цивилизациям долины Нила и Аравии кушитская Северная Эфиопия была отсталой окраиной. К середине 1-го тысячелетия плато Тигре оказалось хотя и на дальней периферии тогдашнего цивилизованного мира, но в то же время между цивилизациями Мероэ и Сабы и поясом древних культур Востока и кушитской «глубинкой».
Тогда-то на плато Тигре и переселяются выходцы из Южной Аравии. Здесь они нашли природные условия, близкие к ландшафту Асира и Йемена, и благоприятные возможности для посреднической торговли между своей аравийской родиной, одной стороны, и долиной Нила и кушитскими племенами — другой.
Судя по топонимике, переселенцы происходили из различных областей Южной Аравии. Но господствующее положение заняли выходцы из царства Саба, которому принадлежала гегемония и на юго-западе Аравии. В своей массе колонисты вряд ли существенно отличались от аборигенов по характеру трудовой деятельности. И те и другие занимались земледелием в сочетании со скотоводством, выращивая в основном одни и те же злаки и разводя одних и тех же животных (коров, овец, коз и ослов). Но в древней Аравии методы водосбора и искусственного орошения были более совершенны, чем у кушитов Эфиопии, и, возможно, пахотное орудие (примитивный плуг) впервые появилось в Эфиопии вместе с семитскими переселенцами. Долго работавший в Эфиопии французский археолог Ф. Анфрей, крупнейший знаток эфиопско-сабейской культуры предаксумского периода, считает, что южноаравийские колонии были «первыми настоящими земледельческими поселениями» в Эфиопии