Когда остались вдвоем, Нина спросила, лукаво прищурив глаза:
— Ты что, и вправду давно бы уехал на моем месте?
— Точно.
— А скучать не стал бы?
— По кому?
— Хотя бы по мне?
— Если почувствовал, что по мне тоже скучают, то стал бы.
— Сильно скучал бы?
— Сильно! — вдруг решился сказать Виктор. — На праздники приедешь?
Она, прищурив глаза, взглянула на него и, видимо желая немного подзадорить, выпалила!
— А зачем? Какой мне тут интерес? Фи-и… скучища. Он, нахмурившись, надолго замолчал.
— Так, пожалуй, и поругаться можно, — спохватилась Нина и сразу же перевела разговор на учебу. — Давай соревноваться? — предложила она. — Серьезно, Витька. Впрочем, тебе легко. Ты половину восьмого класса дома одолел.
Договорились вечером встретиться на улице.
— Не опаздывай… — предупредила она и убежала домой.
К вечеру собрались у пожарного сарая на бревнах. Гриша Цыган принес гитару. У него был приятный голос, теплый, задушевный.
Ой, туманы мои, растуманы,
Ой, родные леса и луга!
Сразу же присоединились другие голоса:
Уходили в поход партизаны,
Уходили в поход на врага.
Мимо прошла Витюшкина мать в новом черном платье, в белом платке. Присела на завалинку, где собрались соседки.
Ребята сидели у пожарного сарая недолго, разошлись парочками. Виктор с Ниной тоже ушли к околице, а когда возвращались, услышали разговор на завалинке:
— Обезмужичело наше Ядрино. Все похоронки идут. Остались только безногие да безрукие…
Виктор смутился, искоса взглянул на свою спутницу, услышала она или нет? «Немного забудешься, а жизнь не забывает напоминать», — думал он.
А к утру погода испортилась, полил дождь. Глядя на хмурое небо, мать советует:
— Не езди сегодня в школу, отложи… Ну, пропустишь день.
— Не понимаешь ты, — сердится сын, — сегодня же первый день.
Протертый и смазанный велосипед дожидается в сенях. Новые сапоги жмут ноги, привыкшие к ходьбе без обуви. Аккуратно подстриженный, в белой рубашке, в брюках навыпуск Виктор чувствует себя празднично.
— Ну, я пошел, — сообщает он домашним, сунув за ремень чистую тетрадку. Накинул на плечи старенький отцовский дождевик.
Мать кладет ему в карман завернутые в платок еще теплые лепешки с творогом, пару яблок. Печку в это утро она истопила спозаранок.
— Вернешься, наверно, поздно… Может, тебе там у кого переночевать? — по-прежнему беспокоится она. По узкой тропке усадьбы идет вслед за сыном, провожая до калитки.
И вот он едет по мокрой проселочной дороге. Сжатое, с уже побуревшей стерней поле сменяется лесной чащобой. Дорога то и дело раздваивается, петляет среди желтеющих кустов, пересекает ручейки, овраги, ныряет под свисающий орешник. Сверкают, словно стеклянные, капельки дождя. Велосипед подпрыгивает на перекрещенной корнями лесной дороге. С лица Виктора струится пот, стекла очков затуманились. Пришлось не столько ехать, сколько вести велосипед, пробираясь между залитых водой колдобин. Ноги отяжелели от налипшей глины. А дождь не перестает, мордент. Похоже, зарядил на весь день.
Звонок в коридоре прозвучал как раз тогда, когда он, очистив сапоги и оставив велосипед в раздевалке, вошел в 8-й «А» класс. Тяжело дыша, красный и потный, Витюшка еле держался на ногах. Так изнурила его дорога. Сел на ближайшее свободное место за парту. Класс затих. Вошел учитель в военной гимнастерке, постукивая впереди себя палочкой. В руках у него классный журнал. Это директор Василий, Михайлович Журавлев. Дружно поздоровались. Первый урок — история.
Самый любимый и самый всегда легкий для Виктора. Умело, толково ведет урок слепой учитель. Записывать Виктор ничего не записывает, чтобы не привлекать к себе внимания. Память у него отличная и раньше была и теперь…
Уже под конец урока директор, очевидно, вспомнив о нем, вызвал Виктора к столу.
Поднялся с места, положил свою тяжелую теплую руку на плечо подростка, повернулся к школьникам.
— Это ваш мужественный товарищ, ребята. Из Ядрина… Учиться у нас он будет по особому графику. Надеюсь, поможете ему, когда в чем отстанет.
На перемене Витюшка вышел в коридор. К нему никто не подходил, никто не заговаривал. Так было и раньше, когда он появлялся в незнакомом месте. Так и теперь. Так будет всю жизнь… Вот кто-то нечаянно, убегая от другого, наскочил на него, толкнул, смутился. Витюшка прижался к стене.
На уроках назойливо смотрели, как он пишет. Кто-то даже засмеялся. Как тяжело в чужой школе начинать учиться!
И, словно предчувствуя настроение нового ученика, во время большой перемены в коридор вышел директор школы. Что-то спросил у мальчишек. Его подвели к Виктору.
— Ну как, дружок, дела? — обнял его за плечи, прошелся с ним по коридору. — Будет трудно, заходи ко мне. Заходи почаще… Все думаю, кому из нас легче? Тебе или мне? Пожалуй, одинаково. — И проводил его в класс до парты. Спросил: — С соседом-то познакомился?
На следующей перемене подошел староста:
— Учебники у тебя все есть?
Через день Виктор вовремя явился на занятия, устав не так, как в первый раз. Встретили его ребята уже радушнее.
18. ХВАТИТ ЛИ СИЛ?
Осень была на исходе. Уезжал Виктор в школу затемно, возвращался домой тоже в сумерках.
Начались заморозки. Глыбы грязи на дороге окаменели. Лесная дорога! Сколько она отнимала сил, особенно когда возвращался в сумерках. Пробовал Виктор ходить в Рамешки пешком, тоже не легче.
Но зато, когда выпал снег и велосипед пришлось сменить на лыжи, он так уже не уставал. Зима выдалась снежная, вьюжная. Морозы все крепчали.
Пока проходили материал, во многом знакомый, тот, что он изучал раньше дома самостоятельно, Виктор не отставал. Но после Нового года стало труднее. Вечером, когда он возвращался в деревню, было уже не до занятий. А на следующий, свободный от школы день столько скапливалось уроков, что голова шла кругом. А тут, простудившись, заболел. Недели на две вышел из строя. А когда снова вернулся в школу, понял, насколько он отстал.
Вскоре директор вызвал его к себе.
— Математику запустил, Василий Михайлович, — сразу же признался Виктор, — но я догоню. Может быть, каждый день ездить на занятия?
— Нет, дружок, каждый день тебе не по силам. Задумался.
— Могу попросить учителей: будут с тобой заниматься после уроков. Но тогда поздно будешь возвращаться домой.
Директор предложил устроить его на ночлег к старушке техничке. Но Виктор отказался. За постой нужно было что-то платить, а денег у Ильиных не было.
Вернувшись домой, составил более жесткий график домашних занятий. Разрешал теперь себе Виктор спать не больше шести часов в сутки. Не сразу, но все же догнал свой класс. Шла уже третья четверть. До весны оставалось недолго.
Дома Алешка допытывался:
— Не боишься через лес вечером один ездить?
— А чего бояться-то?.. — храбрился старший брат, не признаваясь, как порой бывает жутко, очень жутко на сумрачной лесной. дороге.
И вскоре он испытал по-настоящему чувство страха, когда, задержавшись в школе допоздна, возвращался домой уже перед полуночью. Полем от Рамешек ехал на лыжах, ни о чем не думал. Но в занесенном сугробами лесу вдруг почувствовал себя неспокойно. Лес в ночных сумерках, не шелохнувшись, таинственно молчал. Поскрипывал под лыжами снег. Натянув на лоб шапку, закутавшись, Витюшка смотрел только себе под ноги. Когда же поднял голову и взглянул вперед, его сразу прошиб холодный пот. Сверкали среди деревьев огоньки! Перебегали огоньки с места на место. «Волки!»— сообразил паренек. Машинально еще двигался вперед, не зная, на что решиться — повернуть назад или остановиться. В то же время понимал, что на лыжах от волков не уйти, без рук не отбиться. Не помня себя, с отчаянной решимостью Витюшка все же заскользил вперед и вдруг, о что-то запнувшись, свалился в снег. Вскочил. Вновь понесся по тропинке.
А впереди уже мелькнул просвет… опушка леса, залитая лунным светом. Вдали чернеют постройки Ядрина. Отсвечивают сосульки на обледенелых елках. Облегченно вздохнул.
В деревне ни огонька, тишина. Но возле кустарника на тропинке притопывает какой-то человек. «Мать опять вышла встречать», — и на душе становится спокойнее, теплее. Лыжи скользят ровнее.
— Отогревайся на печке, — беспокоится дома мать, помогая старшему снять заледенелый от мороза овчинный полушубок, стащить с ног валенки. Как хорошо, когда за тобой ухаживают, а в избе тепло, и знаешь, что можешь вволю отоспаться: утром в школу не идти. Предупредителен и Алешка, тоже хочет как-то услужить брату.
На следующий день мать допоздна на работе, и братья распределяют между собой обязанности по хозяйству: кому за сеном идти для коровы, кому напоить теленка, накормить кур, приготовить болтушку для поросенка, принести с речки воды. Только управившись с домашними делами, мальчишки садятся за уроки. Вернулась с работы мать. Поужинали.
— Ну, пора на покой, — говорит она, устраиваясь в своем углу на постели.
Ядрино тоже спит, а в маленькой избушке посредине деревни опять светится тусклый огонек. При скупом свете коптилки Виктор сидит за столом, зябко ежится — сердитый ветер в окно выдул все тепло. «Заснуть бы на часок», — мелькает заманчивая мысль, но нельзя.
В школе завтра контрольная. Выходит на крыльцо немного освежить голову. Белеет снег. В светлом сиянии высыпали в посиневшем небе звезды. Безлюдье, тишина. Возвращается в избу, снова усаживается за стол. «Скоро каникулы, вот тогда вволю отосплюсь».
Порой заглядывали в избу ребята, и чаще других Гришка Цыганков. Окончив курсы, работает он в соседней МТС трактористом. Появлялся в деревне в рабочей, пахнущей бензином спецовке, заметно повзрослевший. Выглядел совсем парнем, гулял под руку с девчатами, курил махорку.
Весной, незадолго до школьных каникул, секретарь комсомольской организации Федор Буянов зашел к Виктору.