— Разговор у меня к тебе небольшой, — начал Федя, — небольшой, но серьезный. Вызов получил из военного училища. Медкомиссию прошел. Завтра комсомольское собрание — нового секретаря будем выбирать. Пришел к тебе посоветоваться.
Виктор, польщенный, что с ним советуются по таким важным делам, не сразу понял намерение Феди.
— А что, если тебя, Ильин, в секретари выберут?
— Да разве я гожусь? — заволновался Виктор. — Разве я смогу?..
Спорить Федя не стал, но на собрании предложил:
— Есть подходящая кандидатура — Ильин Виктор. Парень серьезный, толковый, начитанный. Правда, ему будет труднее, чем кому-либо из вас… Думаю, что он будет неплохим секретарем.
…С комсомольского собрания Виктор вернулся с папкой комсомольских бумаг под мышкой. Комсомольцы избрали его единогласно. «Лето поработаю, — думал он, хмуря брови, — а там с фронта вернется молодежь^. Понимал, что теперь в столь долгожданный победный год отказываться никак нельзя.
Кончилась война с фашистской Германией. Все радовались в деревне. Ожидали с фронта своих. Ожидали даже те, кто уже получил «похоронную».
А для Виктора наступившая весна была вдвойне победной. Восьмой класс он закончил успешно. Не было уже никакого сомнения, что он будет переведен в девятый.
Осенью в девятый класс Виктор отправился спокойно. Стал он в школе своим человеком. Снова вошло в привычку через день вставать рано, знакомой дорогой отмерять километры.
В девятом классе учиться стало сложнее: много предметов и материала. Приходилось все чаще обращаться за консультацией и в свою деревенскую школу.
Когда приезжала в деревню Нина, заходила к Витюшке и запросто требовала:
— Показывай отметки!
Свои почему-то показывать отказывалась. Немного важничала, что она не школьница, а студентки. Рассказывала, как живет в общежитии техникума, какие там порядки.
— Не освободили тебя от секретарской должности? — поинтересовалась она осенью.
— А он никому и не говорит, что ему трудно, — вступила в разговор мать. — В ревизионную комиссию колхоза теперь его еще избрали. Да за комиссию трудодни начисляют.
И не знала — быть ли ей довольной, все же заработок, или по-прежнему жаловаться, что перегрузили парня.
— Раньше помогали ему учителя из нашей школы… — продолжала мать, — теперь он им помогает.
Виктор никак не ожидал, что доведется ему в. своей родной школе поучительствовать. Немецкий язык он знал хорошо. Заболела в деревне учительница, и Мария Егоровна предложила ему:
— Может быть, сможешь несколько недель позаниматься немецким с классом? Я тебя очень прошу…
Пришлось согласиться. Способность спокойно и деловито рассказывать у него выработалась с детства, и Мария Егоровна давно это подметила.
Вечером Виктор вместе с Ниной, как обычно, прошлись по деревенской улице.
— Видишь, разрастается наше Ядрино. Теперь с полсотни новых построек есть.
— Но до прежней, довоенной жизни еще далеко, — отозвалась Нина.
— Конечно… Но не все сразу. Колхоз вот слабоват. Опять председателя сменили.
Шли дни… Летом прихворнула мать. Все заботы по хозяйству полностью легли на сыновей. В это лето Впервые Виктор вышел на колхозный покос. Косить он научился давно. Справлялся с косою, специально для себя приспособленной, неплохо. Но это когда спокойно косил на своей усадьбе. Другое дело косить на миру! Й все же он решился появиться на народе.
…Было раннее утро. Солнышко еще находилось на покое за михайловским лесом. Чистое, ясное небо только розовело рассветом, когда ядринские колхозники собрались у покоса. Трава стояла по пояс. Виктор, внешне спокойный, встал в ряды косцов. Только бы не отстать, не помешать другим! Засвистели косы. Разлился медовый запах по скошенной луговине. Поднималось все выше над лесом солнце, осушая росу. Но Виктор не видел солнца. Пожалуй, ничего не видел, кроме спины соседа косца. Стекла очков покрылись испариной, и белая рубашка давно уже взмокла, но он продолжал косить… В этот очень трудный для него день Виктор выстоял. Вернувшись домой, упал на постель. Так велико было физическое напряжение. Но нервное сильнее.
Зимой, когда он уже учился в десятом классе, неожиданно быстро ушел из жизни Василий Михайлович Журавлев. Сказались фронтовые ранения, не выдержало сердце. Хоронили директора Рамешковской школы с духовым оркестром. Впереди школьники несли связанные из еловой хвои венки с красными лентами. Шел за гробом Виктор и думал, как чутко, тепло в трудные минуты подошел к нему Василий Михайлович, как подбадривал, помогал. Окажись на его месте другой, иной дорогой пошел бы, может быть, Ильин.
Все чаще задумывался Виктор, как будет жить дальше? Многое зависело от Нины. Вернется она, окончив техникум, в деревню или останется в городе?
Мать тоже думала о ней.
— Что это Нина к нам давно не заглядывала? До него доходили разговоры Нины с подругами: — Окончу техникум, останусь работать в городе. Несколько месяцев спустя Виктор уже сдавал последний экзамен на аттестат зрелости. Стоял перед столом экзаменационной комиссии в белой рубашке с галстуком и с комсомольским значком на груди. И внешне спокойно, обстоятельно отвечал на вопросы.
Экзамены он сдал на «отлично».
Слегка кружилась голова, когда вышел из школы и отправился домой. Пошел, как и обычно последнее время, пешком. Велосипеда у него уже не было. Несчастье случилось еще осенью. В лесу наскочил на малоприметный пень. Виктор на полном ходу вылетел из седла, разбил очки, окровенил лицо, а велосипед, уже неоднократно чиненный колхозными умельцами, рассыпался на отдельные части. Честно отслужил положенный ему век. Починить его уже было невозможно.
Сейчас, шагая по лесной дороге в день последнего экзамена на аттестат зрелости, Виктор подводил итоги.
Где-то далеко, далеко в памяти оставался прежний Витюшка, горько плакавший, забившись под одеяло, от гнетущего сознания своей беспомощности, невозвратимости потери. Прожитые годы закалили, укрепили волю Виктора. Можно было спокойно и уверенно смотреть вперед и строить свою жизнь.
19. БОГАЧ И НИЩИЙ
В жаркий июльский день Виктор ехал на пригородном поезде в Москву в почти безлюдном вагоне. Сидел у полуоткрытого окна, углубившись в книгу, и не сразу заметил, как в вагон вошел новый пассажир, высокий, обрюзгший, в полинялой солдатской гимнастерке с закатанными рукавами, с опухшим красным лицом. Еще в дверях, выставив вперед свои обнаженные зарубцевавшиеся культи с перевернутой фуражкой на них, по привычке хрипло заголосил:
— Граждане, подайте безрукому воину! Теперь побираюсь, не способен ни к какой работе…
Увидев, что в вагоне, кроме Виктора и одинокой старушки, сидевшей у двери, больше никого нет, он умолк и подсел к Виктору. Водянистые, с кровяными жилками глаза смотрели осовело.
— Хоть бы ты, браток, помог калеке, ссудил на стаканчик утешительного, — наклонился он к юноше, обдавая перегаром. И вдруг откинулся назад, удивленно заморгал глазами: — Тоже… калека, горе мыкаешь.
Виктор отложил в сторону книгу и усмехнулся:
— Не-ет, горе не мыкаю, а… — указав на раскрытый учебник, доверчиво пояснил: — Еду в институт сдавать экзамены.
Весь дальнейший путь до Москвы они ехали вместе. Новый знакомый ни минуты не молчал, спешил выговориться. Рассказал о себе все — имеет среднее образование, но делать ничего не умеет и не хочет.
— А зачем? — громко спрашивал он, колотя себя культей в грудь. — Я кровь проливал за Родину… Пускай теперь кормит. Я имею полное право жить, ни о чем не беспокоясь. Ты думаешь, я пенсию не получаю? Получаю, да еще какую. Но я сознательный человек, полностью пенсию отдаю жене и дочери. — Он тряхнул картузом с медяками, хлопнул короткой культей по провисшему карману засаленных армейских брюк. — Столько же и себе собираю. Большего мне не нужно, но и на. меньшее я не согласен.
Хмель постепенно сходил. Новый знакомый Виктора перестал бахвалиться и приступил к расспросам:
— Как ты живешь? Работаешь?! Неужто умеешь?
На остановках в вагон входили пассажиры, все более заполняя вагон. С удивлением и интересом смотрели на двух одинаково изувеченных войной людей.
С заметной жалостью поглядывал Виктор на своего попутчика: человек в годах и, главное, фронтовик, и так опустился! Находит свое утешение только в вине. Хотелось чем-то помочь ему. Но чем? И как? Виктор знал, что здесь человек сам себе первый помощник. Инвалид же искал помощь только у других.
Виктор готовился к важному разговору с этим человеком, внимательно всматривался в его лицо и вдруг разглядел на небритой щеке приметный рубец-шрам.
— А нас, кажется, вместе оперировали в одном госпитале? — осторожно напомнил Виктор. Сосед уставился на него.
— Точно, браток, помню, — выдохнул он. — Лежали рядом…
И тогда Виктор решился рассказать о себе все.
В Москве из вагона они вышли вместе. Собеседник Виктора заметно отрезвел, стал более серьезен, глядел уже осмысленнее, с какой-то затаенной тоской в глазах. Он даже обнял юношу на прощанье и заверил:
— Бросаю пить… Буду жить, как ты… — И решительно пошагал уже твердой походкой, надев картуз и спрятав «руки» в карманы брюк. Виктор посмотрел ему вслед, подумал:. «Выполнит ли свое обещание?» Так хотелось верить!
Приемные экзамены в педагогический институт Виктор сдал успешно. Немного страшил конкурс, пройдет ли? Ведь на каждое место несколько человек. С нетерпением ждал, когда же будут вывешены списки. А пока жил в общежитии института и знакомился с Москвой.
Наступил день, когда в вестибюле института вывесили списки принятых на первый курс. С бьющимся от волнения сердцем Виктор протолкался вперед и… нашел свою фамилию.
20. В МОСКВЕ
Прошло несколько лет…
В светлом обширном зале Московского областного педагогического института было людно. Собрались студенты-выпускники, гости. Выдавали в торжественной обстановке дипломы.
Услышав свою фамилию, к столу, за которым сидели ректор, декан, профессора, неторопливой походкой подошел среднего роста, светл