друг другу: если Алешка, повиснув, пригибал лещину к земле, старший обеими культями обрывал орехи. С грибами было проще: каждый управлялся самостоятельно.
— Завалили, успевай только поворачиваться, — хвалила ребят мать, хлопоча возле печки. Крепкий, духовитый запах белых грибов долго стоял у них в амбаре. Мать несколько раз носила на станцию продавать грибы и орехи. Вернувшись, выкладывала на стол деньги.
— Ваша доля.
Но как ни старались ребята, до покупки велосипеда было еще далеко. Очень далеко…
13. НОВОСЕЛЬЕ
Поздней осенью справляли новоселье. Свой амбар на усадьбе разобрали и по бревнышку перетащили поближе к деревенской улице на прежний план. Помогли красноармейцы из воинской части: собрали, подвели новостройку под крышу, поставили стропила, прорубили в стене окошко, из досок сколотили маленькое крылечко. Ходили братья вокруг своего дома, радовались. Подгребали щепки, лазили на узкий и низкий чердак. Вырыли по фасаду канаву, чтобы дождевая вода не застаивалась. Насыпали завалинку, закрепив сверху пластами дерна. Перед окошком сколотили скамейку. Все как у настоящей крестьянской избы, честь честью. Орудовал теперь Виктор и топором, приладив к топорищу пару ремешков, чтобы можно было засунуть «руку» и выполнять несложную работу.
Праздновали новоселье не одни Ильины: в деревне уже насчитывалось тридцать две жилые постройки. Справлял новоселье и Гришка Цыганков. Вместе с матерью и младшей сестренкой сколотили вокруг сохранившейся на пепелище печки с развороченным дымоходом дощатый каркас, оплели его тычинником и хворостом. Обмазали глиной, соорудили из кусков толя крышу. Получилась времянка что надо и для зимы и для лета.
С большим трудом вставала из пепла деревня, и налаживалась жизнь в колхозе. Из соседней Владимирской области привезли семян для посева. Появились в хозяйстве несколько лошадей — дали отбракованных из воинских частей. Из-под Ярославля пригнали десяток коров для общественного стада.
После погожих осенних, по-летнему солнечных дней грянули заморозки, а затем надвинулась беспросветная дождливая пора. Тускло светит коптилка. Шевелятся на бревенчатой стене уродливые тени. В трубе с присвистом, словно жалуясь на свою долю, завывает ветер. Шумит по соломенной кровле дождь, да сами с собой разговаривают часы-ходики на стене: «Тик-так, тик-так…» Торопливо бегает взад-вперед круглый ребристый на медном стерженьке маятник, отстукивает уходящие из жизни минуты. Вот уже прошел час… другой… третий. Обложившись книжками, Виктор сидит за столом.
Первого сентября заявил матери:
— Одолею самостоятельно восьмой класс.
И был полон надежд. Трудности видел только в том, где достать необходимые учебники. Снова в который раз убеждался, если поставлена цель — легче жить.
И очень обиделся, когда Гришка Цыган попытался его охладить:
— Без школьных занятий ничего у тебя не получится.
Сам он поступил на курсы трактористов в районном поселке и в деревню заглядывал только по выходным дням. Остальные ребята-ровесники тоже определились кто куда.
— Дорогой Гришенька! Весной ты первый меня будешь поздравлять. Вот увидишь!
Такого упорства, настойчивости Гриша за своим другом уже давно не замечал. Он не знал, что перед этим Виктор поспорил с Ниной Серегиной, которая вопреки прежнему решению уезжала в Волоколамск поступать учиться в техникум. Тогда она тоже усомнилась, что Виктор освоит дома восьмой класс.
В своей школе недостающих книг не оказалось. Мария Егоровна где-то все же раздобыла ему учебники по геометрии и русскому языку.
Каждый день он тренирует свои «руки», чтобы они стали более гибкими, послушными: уже может, изогнув культю, удержать ведро с водой, застегнуть пуговицу, снять сапоги. Принесена в избу пятикилограммовая гиря, сохранившаяся после пожара. После физических упражнений опять книги. Устал — перемена. Теперь на очереди домашние дела. Делает их Виктор почти в темноте, керосин бережет на ночную учебу. Вот покончено с хлопотами по хозяйству. Можно немного отдохнуть на печке.
Скрипнула дверь в сенцах. Мать вернулась с работы. Она теперь в колхозе кладовщица, возвращается поздно.
— Живы? — спрашивает она. Развязывает платок, снимает ватник. Отодвинув заслонку, выгребает из печки еще теплящийся уголек… И вот уже светится в коптилке огонек.
У Витюшки идут последние минуты отдыха, и он снова растягивается на все еще теплой печке. Рядом — гладко дремлет и мурлычет хозяйка печи кошка. Так можно и уснуть. Но спать не полагается — у него строгий график: вечером обязательно заниматься.
— Наши наступают на всех фронтах… — сообщает мать, гремя трубой самовара. Газеты в деревню поступают редко. Радио ни у кого нет. Живут только слухами, а слухи с фронтов все более радостные.
Вот и загудела в трубе самовара разожженная лучина, стало уютнее и веселее в избе.
— Будем ужинать, — говорит мать, вынимая ухватом из печи чугунок с утренним варевом.
И вот уже все спят, но коптилка в избе Ильиных все еще светится, озаряя осунувшееся за последнее время лицо Виктора, низко склонившегося над учебником.
14. ЗАОЧНИК
Наведывалась Нинка Серегина в деревню только в каникулы и изредка в праздничные дни. Запросто, как соседка, забегала к Ильиным. На этот раз, появившись в деревне, она тоже зашла. Принесла обещанный учебник по физике за восьмой класс.
— Вот видишь, выполнила свое обещание. — И вдруг поинтересовалась: — Ждал меня?
— Ждал… учебники.
Не обиделась. Знала привычку Виктора сокровенное прятать глубоко.
— За учебники спасибо.
— Большое?
— Большущее… преогромное.
Обоим весело. Разговор пошел оживленно.
— Хочешь, я тебе помогу? Решим вместе несколько задач.
Виктор отказался: ночью сам докопается…
Ей нравились его самостоятельность, непреодолимое желание учиться, какое-то неброское достоинство и благородство.
А она-то видела, как он жил: скудная обстановка в маленькой избе, кусок хлеба и две картофелины на голом столе. Виктор ел, когда она пришла. Рваные, в заплатах штаны, растоптанные огромные валенки, расстегнутая куртка с короткими рукавами.
— Городским легче учиться, — первой заговорила она, немного помолчав, — там и электричество и радио…
— Кончится война, и к нам проведут электричество и радио, — отозвался Виктор, искоса поглядывая на свою собеседницу. Почему-то она выглядела в этот день более миловидной, чем прежде: в накинутой на плечи овчинной шубейке, без платка, в розовой блузке, щеки зарделись, глаза блестят.
В тесной избушке, чуть потрескивая, слабо горел огонек коптилки, неровно озаряя бревенчатые стены. Низко нависал собранный из горбылей потолок. Было тепло и сумрачно. Стрекотал, очевидно переселившийся из амбара, сверчок. А за маленьким окошком, завывая, шумела пурга, занося снегом деревню по самые крыши. Нина и Витюшка долго молчали. И это молчание было для них не тягостным. Они готовы были вот так молчать еще час и два, только бы не расставаться.
Пришла мать, загремела трубой самовара, предложила:
— С нами чаевничать?..
Но Нина отказалась и убежала домой.
На следующий день вечером Нина зашла проститься. Виктор, облачившись в огромный, не по росту ватник и подшитые валенки, отправился ее провожать. Домой она не спешила, и они медленно прошлись по занесенной сугробами деревенской улице. На дороге лежали лиловые тени. Тускло светились огоньки в окнах. Кругом белел снег. Чуть-чуть пахло горьковатым дымком. Было очень тихо и морозно.
— Ты кончишь техникум, в деревню вернешься или в городе останешься? — поинтересовался он.
— А ты хотел бы, чтобы я вернулась?.. — Она пытливо глядела на него.
— Тебе решать…
— Так я и знала.
Нина не сердилась. Почему-то она была уверена, что он больше всего хочет ее возвращения.
Шли по дороге парнишка и девчонка, оба еще угловатые, застенчивые, ничем не огражденные от людского злословия и насмешек. «Смотри-ка… Безрукий с Нинкой Серегиной гуляет. Как жених и невеста», — услышали они за своей спиной женский голос. Оба — вспыхнули, отодвинулись друг от друга. Не оглядываясь, прошли дальше, но хорошее, светлое настроение сразу же омрачилось. Даже разговаривать почему-то застеснялись. Виктор невольно думал: «Словом можно стегнуть больнее, чем кнутом».
…Учебник, который Нина привезла, он внимательно просмотрел. Составил новый график занятий. Пытался самостоятельно разобраться в материале по математике, физике и все больше с горечью убеждался, что одному не одолеть.
Прозанимался еще с месяц и совсем увяз в незнакомом материале. А тут еще простудился, ослабленный бессонницей организм долго не поправлялся. После болезни Виктор за учебники не сел..
Наступила пора ничегонеделания, когда он вечером вслед за Алешкой залезал на печь. И думал, думал… Ему нужна школа! Обязательно.
Снова мечта заиметь велосипед все более овладевала им.
15. НИКОГДА НЕ ПАДАЙ ДУХОМ
Новый график так и остался невыполненным, но зато за зиму Витюшка научился ездить на лыжах. Еще осенью нашел он их в лесу возле землянки, очевидно, оставленные красноармейцами. Засунув в тесемки палок культи, парнишка мог свободно управлять лыжами не хуже других. Тренировался ежедневно.
С лыжами у Виктора связаны далеко идущие планы: следующей зимой он будет ездить на них в Рамешки в школу. Но как добираться осенью, весной?..
Мать видела: слишком большие надежды старший возлагает на велосипед. Пообещав сгоряча помочь приобрести машину, она уже не могла отказаться. Весной сама первая заговорила с ребятами:
— Малы еще наши капиталы… Вот вырастет поросенок, продадим, тогда видно будет…
И начал Алешка приходить в хлев к поросенку, разговаривать с ним, укорять:
— Плохо, Гаврюшка, растешь… Витьке скоро в школу!
Время шло. Гаврюшка рос все же медленно, несмотря на уговоры младшего брата. И вдруг случилось несчастье. Пришло оно вечером. Мать вбежала со двора с криком: