В голове у Лэйми что-то щелкнуло — он понял, наконец, что так долго собирался сделать: всего лишь задать Охэйо давно его мучивший, но в общем-то глупый вопрос.
— Аннит… — смущенно начал он, — ты никогда не пытался понять, как действует Зеркало Хониара?
Вопрос получился рискованный: Охэйо был «путешественник во времени», он изменял их мир сообразно своему представлению о прошлом и будущем: больше ученый, чем художник, скорее прагматик, чем поэт. В его понимании даже красота должна была быть функциональна. Источником раздражения для него служило бесплодное теоретизирование — чужое или собственное — а вопрос о сущности Зеркала был в Хониаре сродни вопросу о сущности бытия. Думали о нем все, но обсуждать его вслух считалось занятием бесполезным.
Лэйми ожидал, что ответом послужит недоуменный взгляд — в лучшем случае или смех — в худшем — но Охэйо ответил спокойно и бездумно: как всегда, он думал о чем-то совершенно другом.
— О, разумеется. Только давно. Год назад или больше. Если бы Зеркало было абсолютно непроницаемым — сила тяжести тоже исчезла бы, верно? Однако, для гравитации оно прозрачно. Это дало мне ключ. Все дело в волновых свойствах материи. Два электрона не могут находиться в одном месте — так устроен наш мир. Один атом не может войти в другой. Одна вещь — в другую. Но ведь на самом деле электрон — это и волна и частица, устойчивое возбуждение в электронном поле. Именно оно создает потенциальный барьер на пути другого электрона. Представим теперь, что электрона нет, а есть только возбуждение в поле — барьер будет существовать точно так же!
Силовые заграждения действуют именно по этому принципу. Сверхчастотный генератор создает колебания в электронном виртуальном поле, на определенном расстоянии от проекционной матрицы они складываются — и возникает потенциальный барьер для электронов и, значит, для материи вообще. А Зеркало Мира — это набор потенциальных барьеров вообще для всех стабильных частиц — кроме гравитации, конечно, потому что она — свойство пространства, а не полей в нем.
— А как же объяснить тогда наше бессмертие? — спросил Лэйми. Пока он не услышал ничего нового.
— Это труднее. Резонанс Зеркала ограничивает подвижность всех связанных частиц друг относительно друга — причем, чем этих связей больше, тем сильнее. Можно представить каждый «узел сложности» крючком, а резонанс, порождающий Зеркало — эластичными нитями, которые цепляются за эти крючки, причем, не только за ближайшие, а за все сразу. Если сложность чего-то возрастает в два раза — то прочность в четыре. Живые организмы самые сложные — и, соответственно, самые неразрушимые.
— Тогда почему же мы все не окаменели?
— Именно потому, что это резонанс, а не статичное поле. Подвижность молекул сохраняется, но в ограниченных пределах. Эти сдерживающие силы возрастают с расстоянием. Как та же резинка — сначала она тянется легко, потом все труднее. Это понятно?
— Нет. Я знаю, как устроено мое тело. Если бы Зеркало действовало так просто — в нем возникли бы… противоречия, из-за которых я бы не смог вырасти. Ведь с точки зрения физики обмен веществ и удар ножом в сердце — одно и то же.
— Именно. — Охэйо удивленно посмотрел на него, как человек, услышавший от другого эхо собственных мыслей. — Этого я и сам долго не мог понять. Единственная возможность — гармоники Зеркала на определенном уровне как бы обретают сознание и начинают подлаживаться под потребности живого организма. Нет, не так. Что-то в самом пространстве накладывается на Зеркало и делает его… сознательным. А это уже не имеет к физике никакого отношения. Это чья-то работа, причем, очень сложная. Если ты спросишь меня, как можно изменить физические законы, я отвечу — не знаю! Даже представления не имею, как это может быть. Чтобы представить такое, нужно быть умнее скажем… в миллион раз.
— Но кто это может быть? Бог?
— Нет. При сотворении Вселенной этого не было.
— Откуда ты знаешь?
— Потому, что эта… сознательность пространства возрастает. Совсем по чуть-чуть, но с помощью точнейших приборов это можно заметить. Так вот: чтобы дойти от нуля до ее нынешнего уровня нужны миллиарды лет. Два-три, примерно. Зеркало просто усилило то, что уже было заложено в свойства пространства и это не случайно. Если у тебя есть возможность жить вечно, ты вряд ли захочешь, чтобы ей обладали все без разбору — потому что тогда среди них окажутся и ТЕ. Поэтому ОНИ сделали так, чтобы плоды их трудов были доступны только тем, кто уже достаточно развит. Очень просто. Ключ и замок. Или как книга. Неграмотный ее не прочтет.
— Так значит, ОНИ тоже живут за Зеркалом?
— Да. Только ИХ Зеркало, я полагаю, не в пример больше нашего.
— Но… но… — Лэйми был ошеломлен, но это не лишило его ум остроты. — Но это все же как-то… отказаться от целой Вселенной ради…
— Ради жизни, Лэйми. Просто ради жизни. В этом мире все просто — ты жив, пока живо твое тело. Души не существует. Как физик — и не самый плохой, как надеюсь — я не вижу никакой возможности к тому, чтобы сознание существовало отдельно от тела. Хотел бы — но не могу. А поскольку выбора между бытием и небытием у нас все равно нет, приходится продолжать свою жизнь здесь, в этом мире.
— Как-то глупо все получается, — сказал Лэйми. — То есть, умирать я, разумеется, не хочу, но ведь под Зеркалом нельзя жить вечно. Мир в нем рано или поздно исчерпается и мы все сдохнем от скуки.
— Тут ты неправ, — Охэйо поджал ноги, обхватив руками колени. — Вторичный Мир можно выращивать бесконечно. Чем больше он становится — тем больше открывается возможностей.
— Но это же не дело, а одна видимость!
— Естественно. Но ты хотя бы раз думал, что многообразие материи тоже неисчерпаемо? Можно изучать ее целую вечность, открывать один закон за другим — и никогда не дойти до конца.
— Но зачем? Если все эти знания нельзя использовать? Ведь для этого надо выйти за Зеркало! То есть, отключить его и потерять все преимущества…
— Необязательно. Миллиардов через пять лет вся Вселенная станет такой же, как здесь. Да и само Зеркало вовсе не является непреодолимой преградой. Через него не может пройти ничего, верно? Кроме ДРУГОГО Зеркала. Положим, у нас есть второй Генератор, поменьше. Если мы его включим где-нибудь на границе, в него попадет часть внешнего мира. А большое Зеркало будет обтекать это, маленькое. Если перейти на ту его часть, которая выступает за большое, а потом выключить — ты окажешься вне Зеркала вообще.
— Хорошо. А вернуться?
— Это сложнее. Тут надо условиться с тем, кто управляет малым Генератором, чтобы он включил его в определенное время. Ничего иного не придумаешь.
— А можно построить второй Генератор?
— Конечно. Он проще, чем брахмастра. Гораздо проще.
— И ты смог бы его сделать?
— Зачем? Он уже готов.
— А? — Лэйми был, мягко говоря, ошарашен. Охэйо вообще не выглядел особенно умным — он был очень образован и начитан, но никогда не демонстрировал этого. Он был совершенно чужд декларативности, предпочитая любой рекламе работу и ее результаты.
— С нашей нанотехнологией это было несложно. Радиус его действия — всего метров десять.
— И ты уже был… ТАМ?
Охэйо вдруг смутился, как мальчик.
— Нет. То есть, я включал его, но вот выключить… перейдя на ТУ сторону, не смог. Руки тряслись. Я здорово перетрусил. Вдруг мы так приспособились к Зеркалу, что вне его уже не сможем жить? Такое, знаешь, очень даже вероятно. Мы двигаемся, но не едим, а откуда поступает энергия? От резонанса Зеркала. Вот и…
— И ты никому не сказал?
— Как? «Я вот нашел выход за Зеркало, но не смог его открыть, потому что боюсь до смерти»? Так?
— Ну, я бы смог…
— В самом деле? — Охэйо внимательно посмотрел на него. — Хочешь попробовать?
Начав что-нибудь делать, Охэйо действовал быстро. Поскольку вылазка к границе Зеркала в любом случае оставалась опасной, он решил, что должен идти и третий их общий друг — Анту Камайа.
Камайа был восьмым, младшим сыном наместника Хониара. Под Зеркалом Мира не велось войн — вот уже почти двести лет — но военные игры были и он стал лучшим специалистом в них. После пары минут расспросов выяснилось, что сейчас он сидит в Малой Библиотеке — в библиотеке Арсенальной Горы. Вслед за Охэйо Лэйми прошел в это низкое, просторное помещение, расположенное сразу под её крышей. С его потолка, облицованного матовым стеклом, на коричневый навощеный паркет и золотистые изразцы стен падал неяркий свет словно бы зимнего, негреющего солнца. В центре зала стояли окруженные креслами столы, а вдоль стен — шкафы с книгами. Лэйми очень редко бывал здесь — тут хранилась лишь техническая литература, по большей части, изданная ещё до Зеркала.
Камайа, должно быть, узнал их шаги. Он вышел из-за стола, широко улыбаясь — Лэйми уже давно его не навещал. Он не прочь был бы поболтать с другом, но Аннит сразу перешел к делу. Под многочисленные клятвы молчать до окончания вылазки, он объяснил, что они собираются сделать. Глаза Анту загорелись и он стал вдруг очень серьезен. Разговор сразу пошел об возможных опасностях вылазки и о том, как их уменьшить. Проще всего было воспользоваться авиусом — еще со времен Империи в Хониаре сохранилось множество летающих домов — но ни один из них, увы, не вошел бы в созданное Охэйо мини-Зеркало. Все небольшие машины под ним вывелись — кроме, разве что, скутеров — а их небольшие багажники вмещали немного, так что вдруг оказалось, что они могут взять с собой лишь оружие. Мнения о том, какое и сколько, разошлись; не переставая спорить, они втроем поднялись в арсенал.
Арсенал Хониара был громадным помещением. Он занимал всю верхнюю половину пирамиды Горы, располагаясь сразу над главным коридором. Здесь царствовал холодный синеватый полусвет. Лэйми казалось, что этот зал вообще не имеет границ — проходы между бесконечными стальными стеллажами суживались в точку, уходя в неразличимый сумрак, полы и потолки здесь были решетчатые и под ногами — как и над головой — он видел десятки других ярусов. Невольно возникало ощущение, что он тут парит в воздухе…