пост. В этот промежуток Воропаев мог забежать к знакомому, имеющему телефон, и предупредить собравшихся. Потом позвонить мне.
– Могло быть и так, а могло и не быть, – хмуро возразил Мельников. – На все твои вопросы Воропаев ответит – не подкопаешься. А коли он враг, так еще и спасибо скажет за предупреждение. Нет, Тихон, тут надо ударить из главного калибра. Внезапно, чтобы сразу наповал. – Мельников медленно поднял на Холодкова глаза – они казались странно неподвижны, будто взгляд их был обращен внутрь. Размеренно, как бы прислушиваясь к чему-то, проговорил: – Как инженера-то зовут с электростанции? Вершкин? – Придвинул к себе потрепанный телефонный справочник города Баку, быстро полистал, пробежал глазами по странице. – Точно! Вершкин! Телефончик имеется.
– Да при чем здесь именно Вершкин? – не понял Холодков.
– А при том, что именно Вершкин знаком с Воропаевым лично. Не может не быть знаком – вместе ж работали. Смекаешь?
– Воропаев не должен допустить его ареста?
– В яблочко! Руководить ночной операцией придется Медведеву. В двадцать три часа он вызовет Воропаева и прикажет ему тайно, без шума, арестовать Вершкина ровно в двадцать четыре. Остальное сделаем мы с тобой.
– Мы?
– Ну да. Не окунать же в эту помойку других. Хотя вот что – захватим Донцова. Бить, так из всех орудий. А для парня урок на всю жизнь.
17
Михаил все еще корпел над рапортом, когда появился Ибрагим.
– Слушай, где ты пропадал? – начал он с порога. – Я беспокоился…
– Лоб-то цел? – весело осведомился Михаил.
– Э! – чисто восточным жестом Ибрагим дал понять, что вопрос по своей ничтожности не достоин обсуждения. – Я их перещелкал, как барашков, и они смотались.
– Садись сюда, я составляю рапорт. Клюев еще выходил?
– Нет.
– А красноармеец с бородой, за которым я следил, не появлялся?
– Нет. А что – упустил? – в черных глазах Ибрагима мелькнул испуг.
– Упустил.
– Ну, Мишка, нагорит тебе.
– Нагорит.
Вошел Воропаев. Поверх косоворотки накинута кожаная тужурка.
– Эй, братва, закурить не найдется?
Присутствие его было Михаилу неприятно. Почему – он бы не сумел связно объяснить. Стараясь не показать неприязни, отсыпал Воропаеву махорки на закрутку. Сам курил мало – побаивался все-таки отца. Отцу же оставил и пайковые папиросы.
Воропаев свернул цигарку, чиркнул спичкой, поинтересовался:
– Ну что, взяли на Нагорной?
– Чего? – довольно искусно притворился непонимающим Михаил.
– Не чего, а кого, – усмехнулся Воропаев. – Ты же сам просил меня сообщить Холодкову.
– А… – Михаил помрачнел и отвернулся к окну. – Ошибка вышла, что ли… В общем, никого там не оказалось.
– Ладно, не горюй, – ободрил Воропаев. – Первый блин всегда комом. Небось, начальство душу вытрясало?
– Пока нет.
– Ну, и то ладно.
Он ушел, и Михаил опять принялся за рапорт.
Закончил только часа через полтора, исписав убористым почерком шесть страниц линованной конторской бумаги. К тому времени в комнате оперативных дежурных собралось порядочно народу. Были тут и Поль Велуа, и Дадашев, и Костя Спиридонов. Громко обсуждали новый французский фильм «Жюдекс или Черный судья» с участием самого Мазамета.
Фильм не интересовал Михаила. Если о чем и хотелось ему поговорить с товарищами, так о сегодняшних и позавчерашних событиях. Раздумья над ними во время сочинения рапорта позволили установить странную закономерность: в обоих случаях его постигла неудача, и в обоих случаях она была как-то связана с Воропаевым. Начальство что-то знает, но молчит. Поль быстро нашел бы объяснение этим странностям… Впервые Михаил понял, что такое бремя тайны.
Отнес рапорт Холодкову. Тот, не читая, положил его в сейф и сказал:
– Будьте готовы, Миша. В половине одиннадцатого поступите в распоряжение Мельникова. Оружие при вас?
– Дома оставил.
– Успеете обернуться? Заодно и переоденетесь, а то босяк босяком.
– Успею. Я мигом.
– Действуйте.
Автомобиль – открытый форд – мчался на третьей скорости. Улицы, такие длинные для пешехода, казалось, укоротились втрое. Они проскакивали одна за другой, будто кадры киноленты.
Михаил с любопытством оглядывался на мелькавшие фонари, дома, следил, как убегала под радиатор освещенная фарами мостовая. Он и Холодков поместились на заднем сиденье, Мельников – рядом с шофером. Молчали.
После очередного поворота Мельников попросил остановиться. Указал шоферу на темный, как пещера, переулок.
– Езжай туда, в самый конец, и жди.
Все трое вылезли из автомобиля, и он скрылся в переулке.
Целый квартал прошли пешком. Иногда Мельников карманным фонариком высвечивал номера домов. Прохожие попадались редко. Улица находилась где-то в западной части города, недалеко от Баилова, и была незнакома Михаилу.
На языке у него вертелось не меньше десятка вопросов. Однако при Мельникове задавать их стеснялся. Улучив момент, когда тот немного опередил их с Холодковым, шепотом спросил:
– Тихон Григорьич, мы зачем здесь?
– Арестуем одного эсеровского деятеля, а заодно кое-что проверим.
– Сюда, – позвал Мельников, остановившись около трехэтажного здания с застекленными балконами.
Через гулкий сводчатый туннель прошли во внутренний двор, поднялись на второй этаж. Широкая площадка была тускло освещена засиженной мухами электрической лампочкой. На двухстворчатой, обитой солидным черным дерматином двери внушительно поблескивала медная дощечка: «Инженер Б. Н. Вершкин». Рядом – кнопка звонка.
Поднялись еще на один марш и остановились на промежуточной площадке. Здесь в полумраке (свет на площадке третьего этажа не горел) можно было, оставаясь незамеченными, наблюдать за дверью инженерской квартиры.
Мельников сел на подоконник (на площадке имелось окно), достал часы.
– Без пяти одиннадцать. Самое меньшее через пятнадцать минут он выйдет.
Непривычно тихий голос начальника СОЧ в большей степени, чем даже скупые объяснения Холодкова, заставили Михаила проникнуться важностью происходящего. Одно оставалось непонятным: зачем ждать выхода Вершкина? Рискнул спросить. Холодков объяснил вполголоса:
– Если Вершкин сейчас попытается уйти, мы будем знать, что его предупредили об аресте по телефону.
– Кто предупредил?
– Это-то, Миша, и предстоит выяснить.
Мельников протянул всем по папироске.
– Только давайте подальше от окна.
Снова, как и днем, Михаилу приходилось ждать, ждать… Можно подумать, что вся оперативная работа чекиста заключается в ожидании.
Правда, сейчас, когда ответственность за успех дела с ним делили куда более опытные люди, секунды не казались столь продолжительными.
И все же ему было бы легче, если бы Холодков не объяснил смысла этого ожидания. Теперь же он начал испытывать волнение, так как понимал, почему Мельников то а дело поглядывает на часы. Выйдет или не выйдет Вершкин? От того, как повернется дело, зависел весь смысл операции. И Мельников и Холодков беспокоились не меньше Донцова, но они умели держать себя в руках. А Михаил поминутно закуривал, садился на ступеньки, тотчас вставал и начинал расхаживать по площадке. Мельников наконец вынужден был сделать замечание, чтобы он вел себя поспокойнее.
Негромкий посторонний звук заставил всех троих насторожиться. Мельников отступил под прикрытие марша, ведущего на третий этаж, знаком приказал то же самое сделать остальным.
Дверь вершкинской квартиры чуть приоткрылась. Высунулась голова в зеленой инженерской фуражке. Глаза, затененные крутым козырьком, обшарили площадку, лестничные марши. Створка распахнулась, и на площадке появился высокий плечистый человек в сером плаще с большим коричневой кожи чемоданом. Прикрыл дверь. Щелкнул самозапирающийся английский замок. Человек сделал шаг к лестнице, и в то же мгновение Мельников в два прыжка, с необычайной для его комплекции легкостью, преодолел расстояние до площадки второго этажа. Следом сбежали Холодков и Михаил.
Вершкин от такой неожиданности уронил чемодан. Глубоко посаженные черные глаза расширились.
– Придется вернуться, гражданин Вершкин, – загородив собою лестницу, негромко сказал Мельников. Холодков быстро ощупал карманы инженера, из правого достал браунинг и маленький блестящий ключик. Отпер дверь, вошел. Мельников втолкнул туда же Вершкина, кивком велел пройти Михаилу, подхватив чемодан, вошел сам и закрыл дверь. Щелкнул английский замок. Все это произошло в течение считанных секунд.
Холодков нащупал выключатель, и в прихожей вспыхнул свет.
– Па-а… пазвольте, – придя наконец в себя, заговорил инженер, – я не понимаю… Кто вы?..
– Сядьте, – Мельников подбородком указал на колченогий облезлый стул, доживавший в прихожей свой век.
Вершкин послушно сел. Мельников показал ему удостоверение и ордер на арест и обыск.
Михаил с любопытством рассматривал эсеровского деятеля. Это был крупный, упитанный человек с розовой, тщательно выбритой физиономией. Он быстро сумел овладеть собой и, ознакомившись с документами Мельникова, даже нашел в себе силы иронически усмехнуться:
– Вы действуете незаконно, товарищи чекисты. Обыск производится в присутствии понятых.
– Для вас мы не товарищи, а граждане, прошу запомнить, – официально-сухо сказал Холодков. – Понятые будут. Что же касается обыска, то он не потребуется. Все, что нас интересует, полагаю, собрано в этом чемодане.
Инженер безразлично пожал плечами – воля, мол, ваша.
Прихожая представляла собой обширный коридор. В него выходило четыре двери. Большое, во весь рост, зеркало. Оленьи рога, вместо вешалки.
– Жена, дети дома? – спросил Мельников.
– На даче.
Глаза Мельникова сузились, в них промелькнула ирония.
– Отправили на время заварухи?
– Какой заварухи?
– Той самой, которую вы и ваши единомышленники готовили завтра в ночь.
– Не понимаю, на что изволите намекать.
Холодков взвесил на ладони отобранный браунинг.