Неделю изо дня в день наведывался Михаил в порт. Многие матросы и завсегдатаи кабаков, осевшие на берегу «морские бродяги» уже считали его своим знакомым, здоровались, спрашивали, как дела, говорили, что имей он профсоюзный билет, тогда легче было бы устроиться на какую-нибудь посудину, и не жалели крепких международных выражений для судовладельцев, капитанов и полиции.
Через одного из таких «морских бродяг» Михаил познакомился с «мастером», который в крошечной каморке на Орлеанской набережной промышлял подделкой любых документов, начиная от векселей и кончая завещаниями. За десять долларов он в течение получаса заменил фотографии Сенцовых в эмигрантских паспортах на фотографии Михаила и Лоры. Оставалось только удивляться его виртуозному мастерству – рельефный штамп на новых фотокарточках был воспроизведен в точности.
Однажды внимание Донцова привлек невзрачный пароход, стоявший в конце причала. Не сам пароход, а его наименование – «Наргиз». Это было азербайджанское имя. Надо полагать, пароход турецкий. У азербайджанцев и турок много общих имен, да и сами языки похожи. Михаил мог объясниться на азербайджанском языке. В детстве у него большинство приятелей были азербайджанцы.
«Э, попытка – не пытка, авось и турок меня поймет», – подумал он и решительно поднялся на борт по грязноватому трапу. Едва он ступил на палубу, как с невысокого мостика его окликнули на языке, который, по-видимому, следовало считать французским:
– Э! Что есть вы надо?!
Михаил поднял голову и увидел перегнувшегося через поручни полного старика в черном плаще и капитанской фуражке. Густые седые брови его были сердито сдвинуты.
– Это турецкое судно? – вопросом на азербайджанском языке ответил Донцов.
Морщины на лбу старика разгладились. Он проворно сбежал с мостика по крутому трапу. В его карих глазах Михаил уловил интерес.
– Ты что же – турок? – бесцеремонно перешел он на «ты». – Откуда родом?
– Я русский, но родом из Баку.
– Ай сагол! Я жил в Баку, имел пароход, тоже «Наргиз». Слышал?
– Нет.
Старик ухватил Михаила за рукав и потянул на бухту каната, сам уселся рядом.
– Эмигрант? Наниматься пришел?
– Да, сижу на мели. Увидел ваш пароход, думал, может, земляки помогут.
Старик рассмеялся, словно бисер рассыпал.
– Не будь я Муса Ахмет-Оглы, если сам на мели не сижу. Аллах тому свидетель.
Далее он рассказал, что является капитаном и владельцем парохода. Пароход – старая калоша, машина – сплошной лом. На переходе из Стамбула, в Тунисском проливе их потрепал шторм, поломалась машина, прогорели трубы в котлах. Почти три месяца простояли в доке. Только вчера пароход отбуксировали к причалу. На борту их двое: он да старший помощник. Команду давно пришлось списать на берег – нечем платить. Все деньги ухлопаны на ремонт. И теперь неизвестно, что делать – хоть вешайся на рее. Судно зафрахтовано франко-Стамбул, а команду нанимать не на что. Надо, самое маленькое, двести долларов.
О своих несчастьях Ахмет-Оглы рассказывал с каким-то горьким удовольствием, то и дело посмеивался, приглашая Михаила подивиться столь фатальному невезению. Судя по всему, для него самым главным было выговориться перед свежим человеком.
Михаил понял: судьба посылает случай и упустить его нельзя.
– Если дело стало за двумя сотнями, капитан, вы их получите. Я дам двести долларов.
Ахмет-Оглы оборвал свой бисерный смешок и уставился на Донцова такими глазами, будто у того выросла вторая голова.
– Что? Э… вы? Вы, эффендим?
Михаила развеселила эта молниеносная перемена обращения. «Вы» и «эффендим» говорили о многом. Теперь можно было выдвигать условия.
– Да, я дам вам деньги, а вы включите меня и мою жену в состав команды и доставите в Стамбул.
Ахмет-Оглы сорвал с головы фуражку, обнажив бритый, сияющий на солнце череп. От глаз его разбежались лукавые морщинки.
– Что-нибудь натворили во Франции?
– Чепуха, – небрежно бросил Михаил. – Незаконное содержание игорного дома.
Он подал старику свой паспорт и, как бы по нечаянности, вместе с ним извлек из кармана стодолларовую кредитку.
– Как только вы включите меня и жену в судовую роль и дадите нам соответствующий документ, я выкладываю деньги. С полицией я все улажу.
– Так-то оно так, – рассеянно просматривая паспорт, проговорил Ахмет-Оглы. – Только ведь меня ободрали, как липку… Двадцатку остался должен за ремонт да еще мелкие расходы…
Михаил лениво поднялся с бухты, зевнул, не оборачиваясь бросил:
– Двести тридцать – и ни копейки больше.
Ахмет-Оглы надел фуражку, ожесточенно надвинул на лоб.
– Прошу ко мне в каюту, Сенцов-эффендим.
– Есть новости, Колокольчик, – весело сказал Михаил, появившись на пороге комнаты. – Капитан Муса Ахмет-Оглы оказал тебе величайшее доверие. С сегодняшнего дня ты судовой кок на его пароходе «Наргиз». Твой покорный слуга имеет честь состоять там матросом.
Бурно радуясь его возвращению, Лора со счастливым смехом упала в кресло.
– Это ужасно! Еще недавно я была телефонисткой в парижской Ратуше, затем помощницей русского большевика и, наконец, судовым поваром на турецком пароходе. Феерическая карьера! Чем-то я займусь через неделю? О, Жорж, только не укрощением бенгальских тигров.
Он подхватил ее на руки и зашагал по комнате, назидательно приговаривая:
– Мой Колокольчик полон предрассудков. Бенгальские тигры крайне симпатичные и ласковые животные. А но сравнению с бандитом, наедине с которым однажды мой храбрый Колокольчик провел четверть часа, они обыкновенные котята.
– Жорж, я согласна на тигров.
– Но перед тем ты должна освоить профессию повара.
– Понимаю, хитрец, ты жаждешь получать лучшие куски…
– Если предварительно они будут сварены или поджарены и к тому же в меру посолены…
Она спрыгнула с рук и подбоченилась с видом сварливой кумушки.
– Смотрите-ка, он вздумал экзаменовать свою жену. Да было бы вам известно, мсье, что я прекрасно умею готовить.
Итак, осталось самое трудно и рискованное – договориться с полицией. Теперь все зависело от полицейского чиновника: он мог дать разрешение на выезд, морем, но мог и арестовать чету Сенцовых за невыполнение постановления о высылке. От Лоры Михаил скрыл такую возможность, не желая волновать ее понапрасну. Он верил в лучший исход.
Утром Михаил побрился, придирчиво исследовал перед зеркалом свою физиономию. Глаза ввалились и вокруг легли темные тени, от крыльев носа наметились две морщины. Он выглядел явно старше своих лет и это было хорошо. Ведь по паспорту ему тридцать шесть.
Он основательно подготовился к посещению полиции. Увидев его во всем блеске – рубашка безукоризненной белизны, темный английский костюм, купленный вчера на улице Капнебьер, галстук-бабочка темно-вишневого цвета, модные лакированные ботинки, котелок, новенькая трость с рукояткой слоновой кости, – Лора пришла в восторг.
– Боюсь, в полиции тебя примут за принца Уэльского.
– Ты хочешь сказать, что я выгляжу, как джентльмен?
– С головы до пят.
– Галстук не ярок?
– О нет, он тебе к лицу.
«Пусть-ка попробуют арестовать джентльмена», – подумал Михаил, выходя на улицу. В сердце его, как всегда перед схваткой, вскипала веселая решимость.
К бюро портовой полиции он подкатил на такси и велел шоферу подождать. В вестибюле у дежурного справился, к кому он должен обратиться за разрешением на выезд из Франции в качестве члена команды. Полицейский удивленно захлопал глазами: он-то думал, что перед ним по крайней мере директор банка.
– Второй этаж, 36-я комната, инспектор Камюзо, мсье.
За широким письменным столом сидел тучный человек лет сорока, с широкой лысиной, прикрытой десятком волосков, одутловатым лицом, на котором выделялись маслянистые глаза и брюзгливо опущенные уголки губ. Это и был инспектор Камюзо. «Как минимум, любит женщин, не удовлетворен продвижением по службе и, следовательно, нерешителен, – подумал Михаил. – Пятьдесят долларов его вполне устроят».
– Садитесь, мсье, – любезно улыбнулся инспектор. – Слушаю вас.
– Благодарю, мсье инспектор.
Михаил опустился на стул, поставил между ног трость, обе руки положив на рукоятку. Такая поза выражала достоинство.
– Я коммерсант Сенцов. Русский эмигрант, бывший офицер и дворянин. Женат. Жена – урожденная баронесса Вильнёв. Некоторое время назад я имел несчастье содержать игорный клуб в Париже. Я доверился своему компаньону, а он пренебрег кое-какими формальностями, дело оказалось незаконным; я и моя жена получили постановление о высылке из Франции. Я прошу вашего разрешения, мсье инспектор, покинуть нам с женою Францию морем, на пароходе «Наргиз».
Михаил протянул справки, полученные от Ахмета-Оглы, и паспорта, в один из которых успел вложить пятьдесят долларов. Пока он говорил, лицо инспектора ничего не выражало. Только в глубине глаз можно было уловить легкое злорадство: попался, голубчик, хоть и одет, как министр.
Камюзо придвинул к себе документы, раскрыл паспорт Михаила. Донцов рассеянно осматривал кабинет, не выпуская, однако, инспектора из поля зрения. Все решится сейчас, в тот самый момент, когда инспектор обнаружит взятку.
– Позвольте, мсье Сенцов, но срок вашего пребывания во Франции истек десятого сентября прошлого года, то есть четыре месяца назад, – проговорил Камюзо, подняв на Донцова взгляд, исполненный возмущения.
У Михаила отлегло от сердца. Инспектор видел вложенные в паспорт деньги и не швырнул их ему в лицо, не крикнул полицейского.
– Что делать, мсье инспектор, – добродушно развел Михаил руками, – именно столько времени потребовалось нам с женою для того, чтобы устроиться на пароход.
– Но вы четыре месяца скрывались от полиции. Я полагаю, на вас объявлен розыск.
– Скрывался? – Михаил поднял брови. – И не думал. Все четыре месяца мы с женой жили в Марселе под своей фамилией.
– Где?
Михаил назвал первый пришедший в голову адрес.