– Атмосферно, а?
Ваня сел на край причала и свесил ноги. Патлатый парень в воде колебался. Ванька подобрал камешек и со всей силы швырнул его в парня. Патлатый заволновался, расплылся, но спустя мгновение снова сидел на краю зыбкого осеннего неба.
Вдалеке прогудела электричка и хрипло рассмеялись санаторские вороны. Подбежала запыхавшаяся Надин:
– Я гриб нашла!
– Один? – спросил Ваня, продолжая рассматривать отражение в воде.
– Один, ага. Так жалко его! Может, лучше оставить?
– Если жалко, тогда оставь.
Девчонка села рядом:
– Чего раскис? Давай поедим?
– Ты ешь, – ответил Иван. – Я потом.
Но девчонка уже вскочила, пригладила волосы и объявила своим сценическим голосом:
– Дамы и господа! Ремейк лучшей роли моей лучшей матери!
Ванька повернулся к ней.
Надин отбежала, а потом степенно пошла по причалу, изображая, что несет в руке горящую свечу и закрывает ее от ветра. Поравнявшись с Ваней, она с трагической миной посмотрела в воображаемый зрительный зал и задула свечу.
– И всё? – спросил Ваня.
– Не бывает маленьких ролей, бывают маленькие актеры! – процитировала девчонка и вытащила из корзины термос с морсом.
Показалось заспанное солнце. По-осеннему блёклое, оно подсветило трухлявый спасательный круг на синей стене домика, выхватило в озерной воде плоскобокого леща. Лещ замер под солнечным лучом, дал задний ход и скрылся под затопленной корягой.
Девчонка церемонно отвела Ваню к одинокому подосиновику, забросала гриб листвой, потом съела слойки и улеглась в сухую, выцветшую траву. Ванька сел поодаль, и ему были видны только Надина взъерошенная макушка и мыски желтых резиновых сапог.
С молодых дубков падали вертлявые листочки-мотыльки. От земли поднималось тепло. Пахло дымом далеких дачных костров. И во всем было столько ласковой, щедрой тишины, что Ванька улыбнулся и задремал.
Он проснулся от голоса над самым ухом:
– Надо ее спасти!
– Кого? – разморенно спросил Ваня, не открывая глаз.
– Да лодку! Говорю же, там лодка в воде потонула. Давай на берег ее вытащим?
– Смысл? – снова спросил Ванька и посмотрел на девчонку сквозь ресницы.
Надин закрывала головой солнце и со своей вскосмаченной стрижкой и голубыми заклепками на зубах походила на заполошного лесовика. Лесовик махнул рукой и зашагал прочь, цепляясь за поросли терновника. Ваня остался сидеть, привалившись к пустой корзине. Но когда с озера послышались плеск и чертыханья, не выдержал и спустился к причалу.
Среди надломленных камышей лежала маленькая шлюпка. С ее боков свисали струпья лазурной краски, болтались вырванные «с мясом» уключины, а в деревянном брюхе стояла вода.
Надин раскачивала лодку, пытаясь вылить через борт заболоченную воду. Ваня взялся с другого края. Шлюпка оказалась тяжелой, будто вросшей в тину. Он быстро выбился из сил. Но девчонка в непонятном исступлении продолжала тянуть лодку из воды.
– Зачем это? – переводя дыхание, спросил Ваня. – Не вытащишь ты ее.
Девчонка не ответила. Взгляд ее был лихорадочным, на лбу выступила испарина.
– Надо только воду вычерпать! – бормотала она и с остервенением рвала руками сгнивший лодочный борт. – Банку консервную поищи!
– Надя! – словно лунатика, окликнул ее Ванька. – Оставь ты ее! Там у нее пробоина! Всё уже!
Девчонка оступилась, и ледяная озерная вода хлынула за голенища ее сапог. Ванька грубо схватил Надин за шиворот и выволок на берег.
– Сдурела?! – испугавшись, рявкнул он.
Надин закрыла лицо руками. Ваня смотрел на нее не двигаясь, соображая, что делать. С собственными странностями он обходиться умел, а вот с чужими был бессилен.
Девчонка по-детски икнула и размазала по щекам слезы. Ваня присел на корточки, стащил с нее сапоги и промокшие насквозь носки в енотах. Быстро снял с себя ветровку, вывернул ее байковой изнанкой наружу, насухо вытер озябшие ступни и укутал их, как в куколь.
Они сидели в береговой траве. Рядом сушились сапоги-желторотики.
– Жаль, морса не осталось, – сказала девчонка.
– Тебе бы валерьянки, – заметил Ваня.
– Думаешь, я психопатка?
Ваня потрогал большим пальцем шип терновника:
– Ты давай носки свои суши!
Потемневшую амальгаму озера прочертила летящая в небе стая журавлей.
Девчонка подняла голову и сказала невпопад:
– А я плавать не умею. И на велике не умею, и на скутере, и на сноуборде. А ты?
Ваня забрал у нее мокрые носки и закатал их в свой свитер.
– На сноуборде умею.
– Да ладно?! – изумилась Надин.
– Меня отец на доску ставил. Когда еще вся эта фигня моя не началась, – не глядя на девчонку, ответил Ваня.
Он давно уже решил: пусть тот веселый молодой мужчина в горнолыжных очках, с пушистым инеем на усах и бороде будет его отцом. Отцом, которого унесло лавиной. Хотя какие лавины на Воробьевых горах?
Ванька подумал, повернул голову к свету и показал девчонке белый рубец под скулой.
– На маунтинбайке навернулся.
Надин с уважением осмотрела шрам:
– Зашивали?
– Нет, сказали: «У собачки боли́, а у Вани заживи!»
Рассек тогда скулу до самой кости. Очнулся быстро, но не сразу смог вспомнить, на какой станции метро находится. С мозаичного плафона на него падал парашютист из смальты, с еще не раскрывшимся куполом. Слишком яркая, будто ненастоящая, кровь стекала Ваньке за воротник. Он зажал рану рукой и, качаясь, пошел за повалившей к выходу толпой. Люди отшатывались от него. Женщина на эскалаторе воскликнула, призывая остальных к диалогу: «Вот наша молодежь! Напьются – и в драку!»
На улице Ваня открыл дверь такси. Водитель закричал: «Куда ты лезешь! Не повезу! Я только чехлы сменил!» Но Иван упрямо сел в машину. Таксист зыркнул на него в зеркало заднего вида: «В больничку тебя?» «Нет, домой», – ответил Ваня и, пачкая кровью обивку, откинулся на спинку сиденья. Высадив его у подъезда, водитель высунулся из окна и крикнул: «Эй, салага! Дома-то есть кто? В больничку, может?» Ваня обернулся и зачем-то показал ему окровавленными пальцами V…
– Ничего так, брутально, – сказала Надин. – А твой папа переживает, что ты?.. – Она обвела пальцем вокруг своей головы, словно нарисовала космический скафандр.
Ваня еще раз с силой потер своим свитером девчонкины носки.
– Не знаю. Вряд ли. – Он и в самом деле не знал, о чем может переживать тот безымянный инструктор по сноубордингу.
Надин в задумчивости постучала по своим брекетам пальцем:
– Слушай, ты только не ори на меня, ладно?
Ваня насторожился:
– Попробую. А что?
– «ВКонтакте» группа есть про эпи, но там одни взрослые. А из вашего города вообще никого нет. Давай сделаем паблик, чтоб не старше восемнадцати? Я даже название придумала: «Эпитин». С английским «тин». Потом можно будет в реале увидеться. Встретитесь, поговорите… Что думаешь?
Ваня отдал девчонке ее носки и забрал свою куртку.
– Не пойму, – сказал он спокойно, – чего ты взялась меня спасать? Я тебе что, – Ваня кивнул в сторону озера, – лодка затонувшая? Или у вас в школе факультатив такой – «Спаси котика и идиотика»?
Девчонка надела на ноги влажные носки, и вывязанные на них еноты удивленно вытянули мордочки.
– Я так и знала! – с раздражением проговорила она. – Так и будешь в своем аквариуме сидеть, пока воздух не кончится.
Ванька смотрел, как она прыгает на одной ноге, пытаясь надеть непросохший резиновый сапог.
– Помочь?
– Себе помоги! – огрызнулась Надин и шлепнулась в траву.
Ваня примирительно протянул ей руку, но девчонка только фыркнула.
– Раньше людей с такой болезнью вообще на костре сжигали! И сейчас не лучше. А ты сидишь и ничего не делаешь! – Она топнула ногой и безо всякой логики добавила: – У тебя вон куртка мокрая, и свитер тоже.
– Да нормально, – улыбнулся Ваня. – Пока дойдем, на мне грибы вырастут. Со-берешь.
До самой станции они шли молча.
Когда подъехала электричка, парк вокруг потемнел, заморгал редкими огоньками. Вагон был пуст, и только на станции «Лисички» ввалились уставшие грибники, навьюченные бугристыми рюкзаками. Запахло сыростью, дымом и вечерним холодком.
В вагонных окнах тянулись гирлянды лампочек, вспыхивали синие огни переездов. Надин спала, уткнувшись щекой в Ванькино плечо: верхняя губа наползла на нижнюю клювиком, а в волосах застряли высохшие травинки. Ваня осторожно вытащил одну и сжал в кулаке. Девчонка вздрогнула и пробормотала:
– А? Приехали?
– Нет еще. Спи, – прошептал Ванька, и по спине побежали мурашки.
Он немного подождал и прижался губами к стриженой девчоночьей макушке. От нее всё еще пахло солнцем.
Глава 5
На рассвете прилетел жаркий ветер-чужестранец. Он заблудился по пути из намибийских, погребенных в песках городов и в ярости метался по незнакомому материку.
Ветер пронесся по Липовому скверу, ужалил дворника и сорвал с деревьев последние, заржавленные ноябрем листья. На закорках у этого странного ветра уже сидела зима. Индейское лето на прощание сигналило дымом от жаровен каштанщиков и катало на крышах сонное солнце.
Ваня томился на уроках.
Вся эта монотонность школы: утепленные окна, стеганый жилет трудовика, осыпающийся с доски мел – всё казалось ненужным. Всё отнимало время. А ведь у него было так много дел: короткой дорогой дойти до кремля, свернуть на голубиную площадь, купить, прослезившись от дыма, кулек жареных каштанов и дождаться Надю.
Сидеть рядом, доставать горячие орехи с хрупкой, лиловой от пепла кожурой, счищать замшевую подложку, выуживать рассыпчатую мякоть и отдавать Наде. И, не отрываясь, смотреть, как она ест, роняя крошки, как оставляет сажевые отпечатки на картонном стаканчике с кофе, как вытряхивает из бумажного кулечка крупные кристаллы соли и слизывает их, словно лосенок.
Надя съедала каштаны, вытирала улыбающийся рот тыльной стороной ладони и говорила: «Да, месье Пуаро, эти полчаса убила я!» Потом сладко потягивалась, вытянув вверх свои тонкие руки. Коснувшись пасмурного облака, руки падали вниз и обнимали Ваню за шею. Тогда он подвигался ближе и целовал ее. Неловко, неумело.