Влюбленный в Стешу мрачный Савелий потер ладони и хлопнул с ней в унисон.
Елена Леонидовна вздрогнула.
Двойняшки Кузнецовы переглянулись и сделали хлопок, потом другой. С первой парты к ним присоединился отличник Соломин.
Классная закричала педагогическим голо-сом:
– Марш из класса! Сейчас же!
По партам захлопали все.
Елена Леонидовна выскочила в коридор. Спустя пять минут в кабинет царственно вошла завуч с покосившейся высокой прической.
Класс безмолвно хлопал по партам.
– Прекратить немедленно! – не повышая голоса, жестко приказала завуч. – Всем «неуд» по поведению. – Завуч поперхнулась, подбирая самое страшное наказание для учеников. – Вон из класса! Все к директору! Строем!
Ученики десятого «Б», не сговариваясь, затопали ногами. На полке из торса разборного человека что-то вывалилось и покатилось по полу.
Классная испуганно прошептала:
– Ребята, вы что? Разве так можно? – и со всхлипом выбежала снова.
Завуч стояла, скрестив руки на груди, и смотрела на подростков сухими глазами. Кривая ухмылка уравновешивала ее съехавший набок шиньон.
Историк Георгий Денисович пытался опознать шум, доносящийся из соседнего кабинета, и при этом не сбиться с мысли. Класс, как трава под ветром, клонился в сторону двери. Историк не выдержал:
– Кривулин, пойди, пожалуйста, узнай, в чем дело.
Довольный своей миссией Кривулин выскользнул в коридор.
Дверь кабинета биологии обступили школьники. Кто-то из старшеклассников был в спортивной форме и обнимал сразу два баскетбольных мяча, похожих на небольшие тыквы. На подоконнике сидел охранник в униформе и болтал ногами:
– Распустились, цветы жизни!
Проныра Кривулин с ходу врезался в толпу, собрал информацию, опросил свидетелей, отогнал от замочной скважины пятиклассника с фингалом под глазом и сам заглянул в нее.
Завуч решила, что отступать надо красиво.
– Хорошо, я уйду, – зловеще сказала она. – Но учтите, я вернусь с директором!
Толпа расступилась перед открывшейся рывком дверью.
Печатая шаг, завуч пошла по коридору, чувствуя, как ей в спину смотрят двадцать пар всепонимающих глаз. Послышалось:
– Оса улетела, но обещала вернуться!
Кто-то приоткрыл дверь в кабинет биологии и крикнул:
– Чуваки, мозоли не натрете? – и тут же получил подзатыльник.
Счастливый и гордый собой Кривулин ворвался в свой класс.
– Там у «бэшек» забастовка! Топают! Осу затопали! Извиняюсь, Георгий Денисыч… Луча из школы поперли, за его приступы!
Класс загудел.
Историк сделал свой фирменный пасс руками, призывая к тишине.
– Так, прекрасно. Кто нам поведает о принципах ненасильственного сопротивления? На примере Махатмы Ганди [33] и Мартина Лютера Кинга [34].
Взметнулись руки. «Можно выйти?» – «И мне можно?» – «А мне?» – «Ой, мне очень надо!»
С задней парты пробасил начитанный Добрыня:
– Георгий Денисыч, синхронизация. Надо всех отпускать. Нам долго терпеть нельзя.
Учитель посмотрел на часы, потом на косо висящий портрет Карамзина и печально сказал:
– Сначала бы историю выучили, а потом на баррикады… До звонка четыре минуты, идите.
Десятиклассники с грохотом снялись с мест. В дверях образовался затор. Георгий Денисович крикнул им вслед:
– К понедельнику всем прочесть про Соляной поход[35]!
Когда класс опустел, он пробормотал:
– Топают они… Я, может, в свое время тоже бы топнул. А толку-то?
Историк дернул за кольцо рулонной карты, и она с жужжанием свернулась.
Понедельник начался как обычно.
За ночь мороз сковал всю слякоть и разрисовал стекла полярными звездами. Дворники сыпали соль на ледяные дорожки, а вороны готовили санки, чтобы кататься с крыш.
Вешалки в школьном гардеробе заросли пуховиками и потерянными варежками. Повар начала добавлять в ведерную кастрюлю с чаем шиповник и листья брусники. А Марк Венедиктович надел под пиджак мохеровую жилетку и выглядел от этого толще и добрее.
В «живом уголке», где давно уже не было никакой живности, сидела Эми и смиренно вертела в руках свою туфлю со сломанным каблуком-шпилькой. На прошлой неделе она ломала этот каблук трижды и каждый раз просила завхоза его починить. Одинокий школьный завхоз решил, что делает она это нарочно, и начал ходить на работу в галстуке.
Эми вздохнула, попробовала оторвать каблук от другой туфли и чуть не опрокинула террариум.
– Ах, вот вы где! – сказала возникшая из воздуха завуч. – Я вас ищу.
Психолог вздохнула снова и спрятала туфлю за спину.
– Светлана Александровна, – елейно вступила Оса, – я понимаю, вы у нас главный друг детей, но настраивать их против остального педсостава – непедагогично! Мы еле подавили этот их нелепый бунт!
– «Подавили»… – повторила Эми. – По-моему, вы их сами против себя настраиваете.
Завуч с готовностью перешла в нападение. Психолог с уважением выслушала ее длинную тираду до конца.
– Знаете, Оксана Сергеевна, – сказала она, – если честно, мне фиолетово!
– Что-о-о? – Прическа завуча качнулась вперед. Совладав с собой, Оса язвительно прищурилась: – Между прочим, так уже никто не говорит. Лезете к ученикам в друзья, а языком их не владеете!
– И пускай не говорят. А мы будем. Будем говорить. Даже если слушать нас не хотят.
Завуч обидно рассмеялась.
– С такой дешевой патетикой лучше вам устроиться в… – Она мысленно перебрала все подходящие учреждения, но выбрать ничего не смогла.
Эми встала, обула туфлю и, подволакивая ногу на сломанном каблуке, вышла из «живого уголка».
Разгневанная завуч полетела по коридору, жужжа себе под нос:
– Ну надо же, ну надо же!
На дверях кабинета биологии она заметила альбомный лист. Уверенным шрифтом на нем было написано: «Мне фиолетово! Эпилептик – не изгой!»
Оса сорвала листок и с ненавистью слепила из него бумажный снежок. Забыв о педагогической походке, она понеслась по коридору, обрывая такие листки с двери каждого класса.
На примерзшей к стеклу герани распустился нежно-фиолетовый цветок. Оса подлетела к окну, отщипнула цветок и бросила его за батарею. На лестнице она натолкнулась на первоклашку с ярко-фиолетовым рюкзачком за спиной. Завуч поймала ученика за рукав:
– Какой класс? Почему рюкзак такого цвета?!
– Мне ма-а-а-ма купи-и-и-ла!.. – заныл первоклашка и на всякий случай приготовился зареветь.
Завуч взлетела по лестнице и спряталась в учительской.
Там на стремянке стоял завхоз в фиолетовых брюках и, насвистывая, вкручивал лампочку.
– Виктор Семёныч! – страдальчески выкрикнула завуч, тыча в его брючину. – И вы туда же! Как вам не совестно!
Завхоз озадаченно оглядел свои ноги. Он купил эти брюки вчера. Ведь Светлана Александровна сказала, что это ее любимый цвет.
Глава 8
Январские сугробы всё еще стояли в подпалинах от фейерверков и петард. Вороны уносили себе в гнезда блестящие кусочки конфетти и мандариновые корки. На ветки старого тополя кто-то привязал красные ленточки. А дворнику подарили красный шарф и варежки на плетеной тесемке.
Ивану нравились эти первые дни нового года.
По утрам над рекой поднималось облако инея, опушало деревья и купола храмов. Город был притихшим, завьюженным.
Кирпичные трубы домов выдыхали густой белоснежный дым, словно бы не дома это вовсе, а полярные экспрессы, ждущие отправления. В синем ледниковом небе всходила бледная луна. И казалось, что на ней тоже поскрипывает снег от чьих-то торопливых шагов.
Ивану снова звонила мама. Голосом корабельного паникера, которого первым выбрасывают за борт, она восклицала в трубку:
– Это же Средневековье, лучик! Темное царство! Возвращайся домой. Здесь тебя никто из школы не выгонит. Всё будет как раньше.
– Не будет уже как раньше, мам, – устало повторял ей Иван.
– Ты про девочку свою? – заводилась Аля. – Сынок, ты же просто хромой щеночек для нее. Она поиграет с тобой и бросит. Она не знает, как это тяжело – быть рядом с таким человеком. У нее ведь тоже мама есть. Думаешь, она позволит ей с тобой общаться? Приезжай, сыночек. Ты никому, кроме меня, не нужен! На что ты там надеешься?
Ваня бережно положил говорящую трубку на подоконник и увидел идущую по дорожке Надю. Девчонка подняла голову и, высмотрев его в окне, по-пингвиньи обхлопала себя замерзшими руками. Потом стянула с головы воображаемую кепку, ликуя, подбросила ее в воздух, уронила, подняла, обтряхнула о колено, надела и шутовски поклонилась.
Ванька поднял вверх большой палец и зааплодировал, словно тюлень ластами: он тренировался три дня.
Елизавета Львовна деликатно стукнула в открытую дверь:
– Каков вердикт?
Иван улыбнулся ей и ответил:
– Я остаюсь.
Бабушка подошла и легонько сжала его плечо:
– Ну что, Лучников. Будем жить.
…Пришла весна и жаркой пяткой натоптала в снегу прогалины. От влажной торфяной земли поднимался едва заметный пар. Хотелось разуться и со сладостным чваканьем наступить в этот весенний след.
Из водосточных труб с грохотом бобслея сыпались ледышки, скользили по нагретому солнцем тротуару и превращались в ручейки. Ручейки впадали в лужи, лужи просачивались в ботинки, ботинки приходили вместе с людьми в квартиры и приносили туда запах весны.
Дворник в красном шарфе с сожалением разобрал тающего снеговика, не глядя в его угольные глаза. Ленточки на тополиных ветках оттаяли и затрепыхались на теплом ветру.
Иван с Надей сидели на подоконнике, играли в шахматы и щурились от солнца.
Кодама прислала сообщение:
«Ваня, вот тебе хокку:
Сквозь космос луч прошел,
Чтобы древесного листа
Коснуться».
Надя подняла бровь и хмыкнула:
– Никакой ты не луч пока. Ты лучина, которая дальше носа не светит.