Закончил Ярослав разговор, сам проводил Шварна до ворот, выказав старому боярину великий почёт.
Возвращаясь назад, ловил недобрые взгляды собравшихся в гриднице на нижнем жиле молодых боярских отпрысков. Отыскал среди них Филиппа Молибогича, давеча воротившегося из Познани, знаком велел ему следовать за собой.
Спросил, когда остались они вдвоём в палате:
— О Берладнике ничего не слыхать?
— У ляхов его не было, у чехов тоже. Слух ходит, в Солуни его видели, у греков. С ним ещё скопец один... Ох ты, имя какое-то птичье! Не выговорить враз.
— Птеригионит?! — спросил, мгновенно посуровев лицом, Ярослав.
— Ага, точно, княже! Он самый!
«Неспроста он там обретается. Кто-то его к Берладнику подослал. Из бояр галицких, верно. Или...»
Вспомнилась Ярославу хищная полная злорадства улыбка княгини Ольги, когда сведала она о гибели Давидовича. Она могла... Помнится, выспрашивала тогда его о Птеригионите. Знает она о нём многое. Она могла... К тому же после их разговора вскоре исчез Птеригионит из Галича.
— Проведай побольше о Берладнике. Купцов расспроси, — приказал Ярослав Филиппу и жестом отпустил его.
Отчего-то после разговора и мыслей о Птеригионите ему стало не по себе.
ГЛАВА 86
Гавань Фессалоник, наполненная судами, открывалась сверху, с каменной крепостной башни. На берегу кишели толпы народа, шумело многолюдное торжище. По глади морского залива Термаикос скользили рыбачьи лодки. От гавани тянулись узкие кривые улочки, тесно прижимались один к другому дома. В церквах шла служба. Обычный греческий город — эти Фессалоники, хоть и крупный, второй в империи после столицы. Но всё одно — провинция. Иван с Птеригионитом поселились на окраине, неподалёку от порта.
— Вначале, доблестный архонт, нужно узнать, чем живёт город. Потолкаться на торгу, расспросить купцов. Потом идти к стратигу[265] и объявить, кто ты и зачем приехал. Ещё надо найти человека, который смог бы устроить тебе встречу с самим базилевсом или с лицами из его ближайшего окружения. Не всё сразу, архонт. У нас, у ромеев, такие дела требуют выдержки и холодной головы, — наставлял князя-изгоя скопец.
Говорил Птеригионит вроде правильно, убеждал Ивана, что неверный шаг может привести к тому, что их схватят и выдадут Ярославу.
— Пойду искать, с кем бы мы могли отправиться в Константинополь, — объявил евнух спустя седмицу после того, как они с немалыми трудностями достигли Фессалоник.
Он поспешил скрыться из дому. Но совсем не за тем направил Птеригионит стопы в одну из портовых таверн. Искал он одного знакомого старика, который знал толк в ядах.
В таверне Птеригионит вначале с удовольствием отведал тушёного тунца, а затем, выложив перед хозяином крупную серебряную монету, сказал:
— Мне нужно найти Стратоника из Мегары. Такой старик, часто бывает в порту, продаёт украшения.
— Сегодня в два часа пополудни. Будь у входа. Тебя встретят, — тихо промолвил хозяин, принимая монету и пряча её в подвешенный на поясе холщовый мешочек.
В той же таверне попался евнуху на глаза один довольно молодой человек с бледным явно усталым после ночного бдения лицом. Одетый в плащ тонкого сукна, в войлочной шапке, с саблей на поясе, незнакомец подрёмывал за соседним столом. Перед ним стояла оловянная чарка с вином.
Птеригионит подсел к нему, стал осторожно расспрашивать.
— Судя по одежде, ты служишь здесь. Или я неправ?
— Да, состою на службе у местного стратига. Нынче ночью я охранял стены крепости.
Человек медленно, маленькими глотками пил молодое вино. Говорил он по-гречески с сильным акцентом.
— А я приехал издалека, из страны руссов, — счёл нужным сообщить о себе Птеригионит. — Много лет провёл на чужбине. И вот, наконец, мне удалось возвратиться на родную землю.
— Из страны руссов? — Лицо незнакомца вытянулось от неприятного изумления. — Я тоже там бывал. Ничего хорошего у руссов нет. Варвары! Даже невесту, и ту потерял!
— Позволь полюбопытствовать, как твоё имя, о доблестный? Хотелось бы мне помочь тебе в беде. Понимаю, лишиться невесты — большое горе.
— Да что ты в этом можешь понимать? Ты, скопец! — Незнакомец досадливо махнул рукой.
— Как твоё имя? — осведомился Птеригионит.
— Зовут меня Фаркаш.
— Выходит, ты угорец?
— Да, так.
— Угорский король сейчас воюет с базилевсом. Но мать базилевса Мануила Пирисса была угринкой. Среди его приближённых есть твои соотечественники. Вот и воспользуйся этим. Кстати, говорят, сын короля Гезы Бела сейчас находится в Константинополе. Не попробовать ли тебе устроиться к нему в свиту?
— Ну, пусть так. Я попробую это сделать, — Фаркаш подозрительно прищурился. — Но тебе какая от того выгода?
— Ну, ты меня не забывай. Я тебе пригожусь. Вспомни мой совет. И если мне понадобится помощь... Иными словами, не забывай евнуха Птеригионита.
Скопец рассмеялся тонким визгливым голосом.
— Мне пора, — шепнул он и поспешил, набросив на голову куколь, скрыться из таверны.
Разговор, может статься, пустой, а может, и нет. В будущем всякое может произойти. В этой жизни Птеригионит умел изворачиваться и находить нужных людей. И почти никогда он не ошибался.
Вечером он привёл Ивану, зная его женолюбие, весёлую портовую гетеру[266]. Принёс он и вино, подымал чарку, чокался с Берладником, скалил в улыбке некрасивые зубы. Гетера хохотала над ним, брезгливо толкала ногой, а Ивана обнимала, обхватывала смуглой ладонью за мускулистую шею.
Незаметно Птеригионит подложил в Иванову чару из-под ногтя маленькую горошину. С тайным удовлетворением видел он, как князь-изгой залпом осушил чару и продолжил наслаждаться обществом красивой гречанки. Глубокой ночью Птеригионит незаметно выскользнул за дверь. Дело было сделано. Теперь евнуху предстоял путь в Галич.
Утром он купил на торгу маленького прядущего ушами ослика, погрузил на него свой нехитрый скарб и не спеша тронулся по хорошо знакомой каменистой дороге через горный перевал.
ГЛАВА 87
Жаркое марево повисло над Галичем. Пыль стояла столбом в раскалённом воздухе. Строители везли на подводах камень для будущего храма. Князь Ярослав велел воздвигнуть его на Горе и посвятить своему небесному покровителю — святому целителю Пантелеймону. Вообще, стольный город Червонной Руси в последние годы вырос, расцвёл. Многолюдней и обширней стал посад, обнесённый по линии валов крепкой дубовой стеной, в Детинце и внизу одни за другими вырастали, как грибы после дождя, храмы и терема. Камень всюду соседствовал с деревом, высокие окна в боярских и княжеских домах забраны были слюдой или многоценным богемским стеклом. По случаю закладки нового храма в Галиче намечались торжества, город наполняли посланники из соседних княжеств и иноземные гости. Из земли угров пожаловал в гости к Ярославу родич короля бан Белуш, почтила своим присутствием Галицкого властителя чешская королева, прибыл во главе отряда дружины вместе с семьёй волынский князь Мстислав. Были бояре из Киева, Новгорода, Турова, Чернигова, послы польских князей преподносили Ярославу и его ближним людям дорогие дары. В городе царил шум, повсюду раздавалась громкая разноязыкая речь.
На маленького евнуха в чёрном куколе, медленно семенящего по Подолу на таком же невеликом сером ослике, никто и внимания не обратил. Разве мальчишки посадские, потешаясь, забросали его камешками. Ослик недовольно заржал, побежал быстрее, ловко протиснулся сквозь толпу на торгу, поскакал, взметая пыль, вверх по склону Горы.
...В новых хоромах княгини Ольги — отдельном огромном строении в ограде княжеского дворца — стоял запах свежей древесины. Всё здесь было сотворено по образу и подобию суздальскому — крыша двускатная, брёвна, баня во дворе, высокий и широкий всход, сени. Будто в другой стране оказался Птеригионит, когда окунулся в прохладу горниц и переходов. Свет канделябров в двадцать пять свечей каждый ослепил его, заставил прикрыться рукавом хламиды. Суздалец — начальник дворцовой стражи поспешил шепнуть на ухо княгине о приходе вельми странного человека. Страж толкнул евнуха в спину тупым концом копья. Птеригионит недовольно обернулся, злобно оскалил зубы, прошипел недовольно:
— Как смеешь? Я принёс важную весть.
Ольга сидела в горнице в окружении придворных боярынь. Выслушав начальника стражи, она тотчас поднялась, извинилась перед боярынями и последовала в малый покой, где и намеревалась побеседовать с греком с глазу на глаз.
Птеригионит протиснулся в полузакрытую дверь, распростёрся на полу, заговорил:
— О, прекрасноликая архонтисса! Я, жалкий твой раб, исполнил веленное тобой! Архонт Иоанн мёртв!
Ольга вздрогнула, вскрикнула от неожиданной вести. Растерявшись, она с некоторым страхом смотрела на евнуха, который, подобрав полы хламиды, устроился на коленях посреди палаты и вопросительно уставился на неё.
— Поручение твоё оказалось весьма трудным. Много препятствий пришлось мне одолеть. Не одного Иоанна надо было устранить, — продолжил Птеригионит. — Но я всё сделал, как ты велела. Я накормил архонта ядом.
— Ты пришёл за серебром? — спросила, недовольно морщась, Ольга.
— Ты угадала, мудрейшая. Я сильно издержался.
— Подожди здесь.
Княгиня вышла, прошуршав шёлковым платьем. Птеригионит стал испуганно озираться по сторонам.
«А если она пришлёт убийц! Мне не выбраться из этой западни!» — холодок ужаса пробежал змейкой по спине скопца.
Но всё для него на сей раз обошлось. Княгиня воротилась с тугим мешочком в руках.
— Впредь столь же добросовестно исполняй мои поручения, Птери... Извини, не могу никак запомнить твоё имя. Покуда ты должен исчезнуть. Но из Галича не выезжай. Пригодишься нам с князем.
Евнух поспешил скрыться за дверями. Ольга долго сидела в задумчивости. Она всё не могла решить, рассказать ли о табели Берладника Ярославу. Может, ничего от него не скрывать, молвить всё, как есть? К чему здесь хитрить?