— … всей этой распрекрасной дичи, я понял, — удовлетворенно кивнул я. — Еще раз спасибо, Аронович, но если завтра или через неделю, или через год ты снова попробуешь взять у меня кровь, постричь мне ногти, сделать анализ мочи или позаимствовать прядь волос — предупреждай заранее, или мне придется тебя убить.
— А…
— Шучу.
— О! Мин херц, а я уж…
— Если анализ мочи — то можно!
— Ой, ну ты и засранец, мин херц! Убивать — меня? Это я такую змею на груди пригрел? Это я его всему научил, в люди вывел и в нелюди тоже вывел? Ай-ой, этот мерзавец после такого царского подарка так портит мне сердце, а? — воздел руки к потолку гном. — Иди отсюда, подлец, и чтобы до августа я тебя не видел, а потом у нас много работы, слышишь, унданкбарер шунке? Такой молодой и такой невероятно скверный негодяй, просто ужас!
— Слышу-слышу, — сказал я. — Деньги мои на хранение возьмете?
— А? — тут же сделал стойку Лейхенберг. — Документ составлять будем? А в дело пускать можно? Есть одно местечко неподалеку, там делают ключи и еще кое-чего по мелочи, и если вложиться в оборудование, то можно…
И тут я понял, что он вообще на меня не обижается. И хорошо, и ладно.
— Конечно, пусть деньги работают, — кивнул я. — Вы в этих делах куда опытнее меня. И бумагу, конечно, составим.
В общем, попрощались мы вполне довольные друг другом.
Дюссак
главы теперь будут выходить раз в два дня, в 00–15, по крайней мере я буду стараться
Глава 8На практику
Я сидел в столовой в полном одиночестве и ел третью порцию гурьевской каши. Потому что гурьевская каша — это чудо природы! Манная, на молоке и сливках с добавлением варенья, мёда, орехов, сухофруктов, цукатов и пряностей. Просто объедение. Там, за пределами столовой, парни и девчата суетились, делились на команды, что-то обсуждали и строили планы: кто скольких монстров завалит, где побывает и как прославится.
Все это было фигней на постном масле. Я в свои семнадцать лет пару раз пересекался с военными и с опричниками — тоже. Из того немногого, что я понял за эти встречи, можно было вывести пару аксиом, одна из которых звучала примерно так: «военным пофиг на твои планы, мечты и предпочтения, они просто выполняют поставленные задачи». Или типа того.
А еще я прятался от Ермоловой, да. Она тоже там была, в этих своих леггинсах, высоких ботинках, обтягивающей водолазке и с красной косынкой на кудряшках. Если бы у меня в голове водились молоток, доски и гвозди — я бы заколотил антресоль намертво. Но придумать, где там у меня может прятаться ящик с инструментами для ремонтных работ, как-то не выходило.
Поэтому я ел гурьевскую кашу. Каша полезнее и приятнее, чем несбывшиеся планы и мечты, это точно. Рядом со мной стоял рюкзак, на рюкзаке лежал дюссак. Просто стихотворение получается!
Раздались гулкие шаги, но я и не думал оборачиваться: сбор был назначен на девять ноль-ноль, и я намеревался доесть кашу и выпить пару стаканов сладкого чаю, потому что понятия не имел, когда дадут так вкусно покушать в следующий раз. Наверное — в августе, когда с практики вернемся. Никогда не слышал, чтоб у военных давали гурьевскую кашу! Я просто начал поглощать пищу быстрее, и уже взялся за чай, когда услышал:
— Привет, Титов! — голос оказался знакомым.
И я рад был его слышать вообще-то. Этот голос никогда не доставлял проблем, напротив — он их обычно решал.
— Здрасте, князь! — откликнулся я. — Хотите гурьевской каши? У них еще осталось, я точно знаю. Сейчас на смене нормальная повариха, она поделится. Я уже третью тарелку доедаю!
— Молодцо-о-ом, Титов, — одобрительно протянул куратор Барбашин и похлопал меня по плечу рукой в опричной броне, от чего у меня каша чуть не полезла обратно через рот. — Сколько там у нас, десять минут до старта? Успеем! Хороший солдат ест и спит при всякой возможности! Организуешь порцию?
Я организовал. Еще со времен моего дежурства на кухне у меня со здешними тетеньками образовались неплохие отношения, так что спустя минуты две я смотрел, как князь Владимир Барбашин рубает кашу. Опять стихи, да что ж это такое сегодня? Барбашин рубает кашу…
— Ты едешь со мной на Угру, — сказал он. — Тут и говорить нечего. Там купцы уже агитируют ребят, кого-то в Камышин, кого-то на Урал к Полозу, других Сколевские Бескиды привлекают, еще кто-то на Каракум заглядывается. А ты едешь на Угру.
— Ладно, — сказал я. — Я еду на Угру.
— Кого из парней посоветуешь с собой взять? — внезапно спросил князь.
— Это как? — удивился я. — С чего вы меня спрашиваете? Про Угру не интересно вам было мое мнение, а вот тут — «кого посоветуешь?»
— Просто скажи, — покрутил ложкой в воздухе князь.
Опричник в полной тактической броне, который ест манку с сухофруктами — это было нечто! Просто услада для глаз, ей-Богу! Я еще и чайку ему принес для полного счастья, так что Барбашин получал удовольствие по полной.
— Ну, мы с Бёземюллером и Тинголовым сдружились. Соседи по комнате мои. Розен — парень ничего. Вяземский хоть и говнюк, но авторитетный и с понятием. Киря из сборной по русской стенке — крепкий парень, Строев Вадим… Серебряный еще адекватный пацан. Да много нормальных, чего там! — я махнул рукой. — Тут ведь надо понимать, что там на Угре такое! Я про Угру только и знаю, что это под Калугой где-то, и там Великое Стояние было. когда Иван Третий татарам мзды дал!
— Чего дал? Мзды? Ла-а-адно! — он быстро доел кашу, встал и сказал. — Угра — Хтонь классическая. Я бы даже сказал — базовая! Начинать с нее — милое дело, хотя и паскудное. Всё, больше никого не посоветуешь?
— Девчонок разве что… — мне ничего из его пояснений не было понятно.
У меня в голове снова заскрипела антресоль. Но куратор сказал:
— У девчонок другие задачи. Может, и будет кто-то из них на Угре, точно сказать не могу. Но что не рядом с нашими позициями — это наверняка. А вот двадцать пять бойцов-пустоцветов у меня пехота очень просила. Там ситуация хоть и классическая, но сильно поганая временами, им каждый одаренный как манна небесная!
— Интересно, — проговорил я, глядя в пустую тарелку Барбашина. — А манна небесная похожа по вкусу на гурьевскую кашу или нет?
— Не интересно, — сделал отсекающий жест рукой куратор. — Собирай манатки и шуруй во двор. Тинголов и Бёземюллер точно с нами поедут, можешь их обрадовать. С остальными посмотрим. Розен и Вяземский — они же старшекурсники, так? С опытом?
Я вспомнил, как Вяземский звал меня в свою команду. Наверное, такая практика после выпускного каждый год проходит, так Афанасий явно успел повидать некоторое хтоническое дерьмо.
— Наверное, — пожал плечами я. — Вяземский точно — с опытом. Розен — целитель. Специалист по кожным заболеваниям, но и в травматологии шарит мама не горюй!
— Понятно. Тогда я к директору вашему — и назад, к конвертоплану. У нашего за штурвалом — Нейдгардт. Ну, телекинетик-металлист, помнишь его? — дернул подбородком князь.
— Машинами в гномов швырялся! — закивал я. — Такой, с волосами!
— Именно! Вот по волосам и узнаешь, — скупо улыбнулся Барбашин. — Вокруг Лаврика и кучкуйтесь. И не разбегайтесь!
Он со смаком допил чай, и бухая по полу стальными подошвами, пошел к выходу. Я забросил на спину рюкзак, прицепил к поясу дюссак в ножнах и двинулся следом. Шагать было легко, несмотря на минимальное столпотворение: студенты раздвигались в стороны, едва завидев фигуру в черных доспехах. Таких тут было немного: всего прилетело пять конвертопланов, в каждом — один «купец» и один пилот. Я двигался за князем в кильватере и дошел до самой развилки, остановившись у тренировочных площадок.
— Давай, Миха, жди у конвертоплана, — Барбашин ткнул меня кулаком в плечо и двинул сквозь толпу дальше.
Я повертел головой и увидел на лужайке большой грузовой летательный аппарат, у которого стоял тот самый телекинетик: взрослый, но еще довольно молодой, лет тридцати, с роскошными светлыми волосами. Конвертопланы застыли посреди сквера черными глыбами, готовыми вот-вот сорваться в небеса. Всегда поражался этим вывертам физики: огромные металлические фиговины — и летают! Интересно — для того, чтобы они приземлились, наши выключали купол над колледжем, что ли?
— Привет, Миха, — произнес девичий голос.
Я обернулся и посмотрел на нее. Блин, что бы там ни было, Эля — очень красивая и милая девочка. Я так и сказал:
— Отлично выглядишь, Эля, рад тебя видеть, — и помахал рукой. — Мы с Ави и Руа летим на Угру, с моим куратором. Владимир Барбашин, из Кавказского опричного полка!
— Миха, а… — он потерла ладошкой носик. — А ты… Хм!
— Что?
— А у меня тоже куратор из Кавказского полка — Роксана Розен-Ртищева! — было видно, что она специально переключилась на другую тему. — Представляешь — жена брата нашего Дениса! Такая классная! Аэромантка, командир отряда спецмедэвакуации, ну, и о-о-о-очень красивая женщина!
— Наверное, Розена к ней определят? — предположил я, разглядывая облака на небе.
Почему облака? Потому, что куда на Ермолову ни посмотрю — сразу начинаю слышать скрип антресолей. И талия, и грудь под водолазкой, и ножки, и шея, и… О, ёлки, скорей бы уже улететь в Хтонь!
— Нет, почему? Наоборот! Родственников к родственникам не определяют! А я пока не знаю, куда нас повезут… Может быть — разные аномалии будут? Куратор обещала нам целый аттракцион! — она сложила руки в замок за спиной и встала на носочки, вся вытянувшись в струнку. — Нет, я все-таки спрошу! А ты…
— Команда Ртищевой! — раздался звонкий женский голос. — На борт!
Она выдохнула и прикусила губу.
— Ну, и ладно. Удачи на практике, Миха! — она помахала рукой.
— И тебе удачи, Эля, — поднял ладонь я.
Девушка побежала на голос и пару раз оглянулась, чтобы убедиться, что я смотрю ей вслед. Конечно, я смотрел. А кто бы не смотрел?
А потом я нашел Тинголова и Бёземюллера, и мы пошли к нашему конвертоплану. Машина, конечно, впечатляла. Туда, наверное, танк можно было загнать при желании! Тот самый телекинетик-металлист Нейдгардт сидел на аппарели и ел изюм из бумажного пакетика.