а котором он поздоровался со мной, пожелав доброго утра, и кхуздул — тайное наречие, которое почти никогда не звучит под открытым небом. Ну, понятно — коренастые, средний рост гнома — 155–165 сантиметров. И бородатые.
Встречался я с гномами до этого два раза: как-то в усадьбу к деду Косте бригада рабочих приезжала, флигель для охраны перестраивать, но я тогда быстро на один из этих дурацких праздников уехал и пообщаться с ними не успел. А второй раз — на дороге, когда засада, граната и всякая такая прочая дичь приключились.
Этот бородатым не был, у него имелись шикарные бакенбарды коричневого цвета. И волосы — тоже коричневые, коротко остриженные. Глаза — голубые, нос — крупный, челюсть — волевая. Фигура — весьма спортивная, мышцы под кожей так и играют. И трусы эти идиотские, эдакие полотняные плавочки, необъятные, как подгузники у младенца — вообще не в тему. Все это в голове моей пронеслось моментально, так что уже через секунду я шагнул вперед и протянул ему руку:
— Титов Михаил, можно — Миха. Я тут живу со вчерашнего дня и учусь — с сегодняшнего.
— А! — он вцепился мне в ладонь так, будто хотел переломать все кости. — Значит, будем соседями. Меня зовут Авигдор Бёземюллер, можно — Ави, я к двоюродной тете на похороны уезжал. Она папина кузина по материнской линии, из кавказских кхазадов. Нельзя пропустить похороны!
— Такая хорошая женщина была? — вежливо поинтересовался я. — Земля ей пухом, или как у вас говорят?
— Доннерветтер, я бы не назвал ее такой уж хорошей, но мне в наследство кое-что перепало, аж полпроцента акций обогатительной фабрики в Железноводске, — он наконец прекратил уничтожать мою руку и отпустил ее. — Я теперь могу… Ну, могу… Вердаммте шайзе, ни хрена я не могу, я несовершеннолетний по нашим меркам! Да и так — что такое полпроцента? Ну, квартиру снять в Ингрии и каждый день сосиски жрать и пиво пить. Неплохо на старте, конечно…
Я скинул кроссовки и улегся-таки на кровать, и стал наблюдать за тем, как герр Беземюллер ходит по комнате и ворчит. Он ворчал на все подряд: на тетю, на гномские обычаи, на пыль под кроватью, на то, что не может найти одежды, на дурацкое расписание, по которому ему через час нужно идти на концентрацию, а он и голову не помыл… Это было довольно комично, если не знать, что мы с ним должны были теперь и жить вместе, и учиться в одной группе. Ему годков-то было как мне, если переводить с гномского возраста на человеческий. А ворчал, как старый дед!
— А Тинголов где? Куда ты дел Тинголова? — забеспокоился он.
— Это белобрысый эльф такой? — спросил я. — Так с ним какая-то дичь приключилась, я когда пришел — он стоял тут посреди комнаты весь застывший. Прям страшно! И я позвал преподов, и они его куда-то утащили.
— Арсшлехт! — выругался гном и мигом нашел серые штаны и клетчатую рубашку, которые в колледже считались мужской формой одежды для учащихся. — Пошли в лазарет, он точно там.
— Мы? — удивился я.
— Ты что — думмкопфише швайнехунд? Дурацкая свинособака? — он посмотрел на меня своими пронзительными голубыми глазами. — Мы же теперь соседи! Соседи — это даже ближе, чем родственники, соображаешь? Если мы сейчас не проведаем Руари и не выясним, что с ним — как мы потом будем жить?
Я не так, чтобы очень разбирался в межрасовых отношениях, но мне всегда казалось, что гномы и эльфы не очень ладят, по крайней мере, в книжках так писали. А тут коренастый и бакенбардистый Авигдор Беземюллер проявлял искреннюю заботу об белокуром и остроухом Руари Тинголове и пытался к этому акту гуманизма привлечь еще косматого Михаила Титова с гетерохромией. Дичь, дурдом и все такое прочее.
Но, со стоном поднявшись с кровати, я сказал:
— Пошли. Там, наверняка, опять Розен дежурит, мы с ним, кажется, поладили.
— Знаешь Розена? — с уважением цыкнул зубом гном. — Розен — это голова. А Выходцеву со Святцевой видал? Они вокруг него увиваются, проститутки. Нет бы сами работали, а им старшекурсников перспективных подавай! Но Денчик не такой, Денчик их насквозь видит…
Никогда бы не подумал, что Святцева с Выходцевой вокруг него увиваются. Я-то думал, они его ненавидят… Вдруг мне показалось, что где-то глубоко внутри моего сознания грустно усмехнулся один раздробленный на тысячу осколков и сгоревший процентов на девяносто Руслан Королев. И я вздрогнул.
Вместе с Розеном в медпункте дежурили два незнакомых усатых взрослых опричника. В полной боевой броне и с автоматами Татаринова на коленях они сидели на креслах в небольшом холле, пили кофе из крохотных чашечек и ели конфетки «Коровка». Смотреть, как они разворачивают обертку закованными в латы пальцами, было очень интересно.
— Хуетак! — громко пожелал доброго дня Ави. Все посмотрели на него с неодобрением. — Мы к Руа. Соседи по комнате.
Интересно — в какой момент у него утро превратилось в день? Розен сфокусировал на нас свой максимально пофигистический взгляд и сказал:
— Вот и поможете ему до комнаты дойти. Он уже в порядке. А то у нас тут новый пациент.
— Цыть! — рявкнул один из опричников.
— Ладно, ладно… — отмахнулся Денис. — Молчу. Пойдемте в палату, заберете своего пострадавшего.
Пострадавший сидел на кровати и болтал ногами. Как и все эльфы, он обладал правильными тонкими чертами лица, по-лаэгримски подтянутой фигурой, тонкими музыкальными пальцами и почему-то косо обстриженной гривой белых волос.
— Здорово, вальдтойфель! — Ави кинулся к эльфу, ухватил его в охапку и потряс всего сразу. — Живой? Ну, и хорошо. Пошли математику делать.
— Ёлки, Ави, отстань! — прохрипел Тинголов. — Какая математика? Отпусти уже меня наконец, что ты как дебил? А это кто?
— Это Миха Титов, наш сосед. Новенький, вчера прибыл. Это он тебя обнаружил и за помощью побежал, — кхазад поставил эльфа на пол. — Давайте, знакомьтесь.
Он был жутко душный, этот Бёземюллер. Но поздороваться стоило:
— Доброго дня, я — Миха!
— Руари, можно — Руа, — эльф пожал руку нормально, а не как этот медведеподобный гном! Крепко, но без издевательства. — Слушай, у меня к тебе вопрос есть, Михаэль…
Михаэль — это было что-то новенькое, отдающее всякими Тинувиэлями и Глорфинделями. Даже интересно.
— … скажи, вот ты когда в комнату зашел — у меня эта беда с волосами уже была, или еще нет? — он ткнул пальцем в косой срез его шевелюры.
— Э-э-э-э… Ну, прямо так сразу и не скажу. Надо сосредоточиться, — пожал плечами я.
— Ну, сосредоточивайся, — кивнул он. — Очень мне это важно. Принципиальный момент!
И мы пошли в общагу, и Ави придерживал эльфа, потому что Руа слегка шатался, а я думал про Библиотеку: будет ли там про это написано или нет? Я ведь видел, а значит — рассмотрел все!
Уже в комнате, усевшись на кровати и прислонившись затылком к стене, я прикрыл глаза, и… И открыл дверь Библиотеки.
…Тут точно имелся шкаф с датами, я помнил! Большая такая этажерка с толстыми общими тетрадками в клеточку, на обложке каждой из которых стояли число и дата. И табличка: «Ежедневная хроника жизни Михаила Титова».
Чем ближе к дню сегодняшнему — тем выше стояли тетрадки. Всего — что-то около 6500 штук, в соответствии с прожитыми днями, солидно! Вчерашнюю найти оказалось просто и пролистать — тоже. Она стояла на самом виду, на уровне лица. Обнаружил и страницу, исписанную моим корявым почерком — новолатинкой, слава Богу, а не кириллицей.
— «парень, которого я увидал, был очень спокоен. Максимально. Он вообще признаков жизни не подавал: замер посреди комнаты в странной позе с вытаращенными глазами и не дергался. Кроме того, явно принадлежал к эльфийскому племени: худой, даже — изящный, с белокурыми волосами и острыми ушами, он и не мог быть никем другим, кроме как лесным галадрим из европейской части России…»
Это я и так помнил, и потому страницу воображаемой тетрадки перелистнул, надеясь увидеть там описание Тинголова. И прочел:
— «… волосы: светлые, почти белые, справа чуть длиннее, чем слева, криво обстриженные…»
Ура! Работает! Обожаю быть менталистом, даже таким недоразвитым!
— Руари, — проговорил я, открывая глаза. — Тебя обстригли до того, как я зашел в комнату. Это точно. У тебя слева волосы были короче.
Эльф продемонстрировал мне светлый волос, который он нашел под кроватью:
— Вот! И я так думаю. У галадрим волосы на голове сами не выпадают, никогда, разве что если только сильно вычесывать или — отстричь, или химией какой-то воспользоваться! Вот что, пацаны… — слышать слово «пацаны» от эльфа было весьма странно. — У нас тут маньяк орудует, волосяной!
— Поясни? — потребовал Ави.
— Там в лазарете лежит еще один пацан, рыжий, из новеньких, ему лет четырнадцать. Неделю назад поступил в колледж, а сегодня его тоже кто-то в стазис отправил и отстриг челку, Боткина сказала — завтра выпишут, а колледж, скорее всего, изолируют на несколько дней, чтобы провести расследование. Пришлют кого-то важного из Сыскного приказа. Она не мне говорила, а директору за закрытыми дверями, но я — услышал! — он для наглядности пошевелил ушами с заостренными кончиками — сначала правым, а потом — левым.
— Какая-то дичь творится, — констатировал я. — Но на концентрацию идти надо. Кстати, а директора как зовут?
— Ян Амосович Полуэктов, — ответил гном. — По крайней мере, так везде написано.
— А…
— А не надо лишних вопросов, Миха, — погрозил пальцем Ави. — Не надо.
— Да просто он у меня концентрацию ведет, — пояснил я. — Пойду концентрироваться.
На концентрацию я пришел не один. Два каких-то пацаненка лет четырнадцати и три девчонки — две помладше и одна постарше — терлись у дверей кабинета.
— Эльвира! — сказал я, увидев под красной косынкой черные кудри.
— Титов!.. — она сделала что-то вроде книксена, что вкупе с клетчатой юбочкой выглядело экстремально. — А ты что — тоже к Яну Амосовичу?