Случилось то, что столяр-кхазад точно обозвал бы «очень драматичной ситуацией». Просто как в самой дерьмовой из всех книжек, что я читал в усадьбе деда Кости! Прямо по курсу, в тени высокого раскидистого дерева я увидел Ермолову, и не одну, а в компании какого-то парня!
Какого-то. Вяземского, Афанасия. Скотины этакой.
И он держал ее за локоть, даже не держал — удерживал, потому что вся фигурка Эльвиры была направлена в сторону, а Эля в тот самый момент, когда я появился из-за поворота живой изгороди, что росла вдоль тротуара, с дурацкой стремянкой наперевес, говорила:
— … ничего не было и не будет, уясни это наконец и отпусти меня. А то я закричу! — ее голос звенел.
— Хватит уже строить из себя «не такую», Ермолова! — скривился Афанасий. Я, уже ничего не соображая, рванул к нему со стремянкой наперевес, а он продолжал: — Давай, не ломайся. Просто скажи, чего хочешь, и все!
И даже перехватил Элю за вторую руку!
— С-с-скотина, а ну, пусти ее! — у меня разве что пар из ушей не шел, я бы, ей-Богу, врезал ему стремянкой, и плевать на вторую отметку в личном деле, пусть хоть вообще выгоняют!
— Титов, ты? Не надо! — он-то ее выпустил от неожиданности, а она-то метнулась ко мне и просто взяла — и перегородила всю дорогу! Уперлась ладошками мне в грудь и прямо в лицо смотрела, а у Эли глазищи такие, что…
Вяземский, похоже, оторопел. Он кого угодно ожидал увидеть, но не меня — точно. Небось, у него еще фантомные боли в хлебальнике аукались, хоть его Боткина и подлатала. Да еще и спецовка эта рабочая, и стремянка…
Я тоже немного растерялся, не знал, что предпринять дальше. Точнее — знал, но Ермолова меня с толку сбила своим этим маневром. А, плевать! Не знаю, почему она делает то, что делает, но что должен делать я — это понятно. Потому, поймав взгляд Вяземского, я заговорил:
— У вас тут вызывают на поединок, да? Вяземский, быдло ты туповатое, я тебя на поединок вызываю, слышишь? Ты же сам зассал, да? Или тебе понравилось подносом по морде получать? Чего ты секундантов вчера не прислал? А? — меня несло уже, но Эля пристально следила за мной, и стоило мне сделать шаг в сторону — она шагала туда же, и не давала мне добраться до сраного Афанасия.
Тут на авансцене появились новые действующие лица — какие-то парни, девчонки и даже Иван Ярославович Кузевич — социальный педагог и историк магии. Наверное, опять дежурил по кампусу. И Вяземский сразу осмелел:
— А я и прислал, — сказал он. — Сегодня! Мои секунданты тебя в комнате искали, а потом — по всему кампусу. Понятия не имею, куда ты делся, но — судя по твоей одежке — решил, что учиться тебе не нужно, и занял самое подходящее место. Но, знаешь… Как там тебя? Мишенька? Так вот, Мишенька, раз уж ты сам меня вызвал, то правила поединка и время его проведения выбираю я. Все слышали? Он сам меня вызвал! Деремся завтра вечером, без оружия, на площадке для магических поединков. Только ты, я и всё, что подарила нам Вселенная.
Концовочка у него получилась что надо, пафосная! «Вселенная подарила», ну, надо же! Я бы так красиво нарезать не смог.
— Идет, — сказал я, делая безразличное лицо, как у Розена. — Точное время назначь, у меня с двадцати ноль-ноль дела, мебель надо собирать в новом корпусе. Давай на девятнадцать тридцать? Я успею разбить тебе хлебало еще раз и пойду работать.
— Ну, ты… — он задохнулся от бешенства.
Я тоже умел нарезать, но не так, как он, а по-другому. И к моему вящему злорадству это отлично сработало!
— Девятнадцать тридцать вас устроит, господин Вяземский? — повысил голос Кузевич.
Он стоял и слушал нашу перепалку, до сих пор не пытаясь вмешаться. Похоже, поединки тут периодически случались, и на сей раз по местному уставу я вел себя в рамках. Это Эле, что ли, спасибо?
— Устроит, — мрачно кивнул Афанасий. — Титов, ты отправишься на больничку, так и знай.
— Ага, — сказал я, отвернулся от него и глянул на Ермолову. — Эля, не буду я на него уже бросаться. Мне надо идти работать, Людвиг Аронович стремянку ждет.
— Стремянку? — она хлопала глазами, наконец осмотрев меня с головы до ног. — Аронович?
И тут я понял, что произошло нечто ужасное:
— Ох, бли-и-ин, дрель уронил… Не дай Бог, сломалась! — вот тут мне поплохело, и я подхватил инструмент с земли…
Хорошо, хоть не на плитку упала! Вот это — первый рабочий день… Вот это косяк!
— Титов? — голос Эли прозвучал необычно.
Все уже почти рассосались, только Иван Ярославович стоял в сторонке.
— Ты капец какой странный, — сказала она. — Но спасибо, наверное.
Развернулась, махнула кудряшками и юбочкой, и ушла. И это я — странный? Вообще какая-то с прибабахом.
— И тебе спасибо, наверное… — задумчиво проговорил я, глядя ей вслед.
Если б она дорогу мне не перегородила, я б его точно пришиб лестницей.
— Чего так долго, мин херц? — спросил кхазад.
— Дуэль на завтра назначал, — ответил я. — Тут такое дело, Людвиг Аронович, я дрель уронил. Если не работает — будете из моей оплаты вычитать, пока не компенсирую.
— Это ты правильно сделал, что сразу сказал, — он забрал инструмент у меня из рук, щелкнул, хрустнул чем-то и — вж-ж-ж-жу! — дрель заработала. — Но дрель — противоударная, и много чего еще «противо», специально для экстремальных условий. Тут же магический колледж, по классу опасности приравнен к хтонической аномалии, так что не дергайся. Арбайтен?
— Яволь, — откликнулся я. — Глядишь — успеем закрепить все, что собрали… А может, и еще комнатку обставим, до двенадцати должны успеть, а? И вот еще что, Людвиг Аронович… Раз дрель работает и ничего вычитать из меня не надо, у меня есть большая личная просьба!
— Ну, ну? — поднял лохматую бровь кхазад.
— Купите где-нибудь в городе экзотический фрукт, пожалуйста. И принесите мне завтра, ладно? — я чувствовал себя глупо, но больше мне обратиться было не к кому. — Я отдам деньги.
— Фрукт? — он смотрел на меня с сомнением.
— Фрукт. Вкусный и необычный.
— О! — он почесал бороду. — У нас в «Денежку» всякую бодягу из Сиама привозят. Сиамские фрукты интересуют?
— Пусть сиамские, только чтобы не ядовитые и вкусные, — закивал я.
— Договорились! — кивнул бородатой башкой в тюбетейке столяр. — Завтра к обеду привезу тебе твои фрукты. Давай, бери стремянку, пошли в следующую комнату…
Надо ли говорить, что, когда я добрался в общагу, было уже за полночь, и до кровати я едва доплелся, игнорируя попытки ребят пообщаться. А потом рухнул на матрац — и вырубился мертвецким сном.
Афанасий Вяземский
следующая глава будет платной, благородные доны и милые леди. если цена покажется вам высокой — через время будут скидки 50%. но я не поставлю ценник выше среднего по сайту
Глава 11Вещи поважнее
Спецовка по условиям договора найма переходила в мою собственность! Вот это — новость так новость! Сама по себе одежка — что надо, прочная и удобная, и с самоподгоном по размеру, явно опричного изготовления, во всяких земщинах такого не делают! А еще — ботинки. Ботинки — просто загляденье, крепкие, высокие, на тракторной подошве, кажется, даже со стальными вставками в носах. В них и осенью, и зимой гонять не зазорно, никто и не подумает, что они какие-то там рабочие. Может, у меня стиль такой?
Так что постепенно я становился зажиточным парнем: джинса из интерната, местные серые брюки и клетчатая рубашка, кеды, кроссовки, ботинки… А еще мне тут выдали сменное белье — обычные черные футболки и трусы-боксеры, несколько пар. Это тренер наш, Мих-Мих, постарался, за что ему большое человеческое спасибо. А Руари поделился зубной щеткой, у него их было аж три, в герметичных упаковках:
— Держи, — сказал он. — Экологичная, из перерабатываемых материалов. И пасту зубную бери, не стесняйся. «Кедровый бальзам» производства Ород-Рава, Байкал! Лаэгрим делали. Они хоть и вредные, но наши…
Лаэгрим — это сибирские эльфы. В отличие от европейских, беленьких и изящных младовегетарианцев, эти — свирепые хищники. Недаром в честь Эльфийских Добровольцев чуть ли не в каждом городе если не проспект, то сквер назван…
Ну, а полотенцами и постельным бельем нас в общаге снабжали. А книжками — в библиотеке! Библиотека тут была более, чем приличная, так что я на переменке после первого урока туда сбегал и взял четыре книги: Большую Энциклопедию — том на «Г», конечно; сборник билетов по истории Государства Российского, сборник экзаменационных задач и сборник изложений.
Свинство и шулерство? Конечно! Но за каким хреном мне сдавать экзамены, скажем, на семь или восемь баллов, если я могу получить максимальные десять? Тут осталось-то недели три, и я прочту все это от корки до корки, и запомню. А потом — возьму из Библиотеки. И перепишу на бумагу. Плевал я на эти условности, я неплохо разбираюсь в математике, но, например, алгебра всегда казалась мне скучной. И с языками вопросов нет, но вот дали бы сочинение вместо изложения, тут я и не думал бы списывать, зачем? Но изложение — тоже скукотища. А про билеты по истории я и вовсе молчу: история эта такая дичь, в которой важно говорить не то, что считаешь правильным, а то, что понравится экзаменатору. Или — соответствует принятым государственным стандартам. Это я усвоил, экзамены я сдавал каждый год, поскольку учился дома и катался в Народное просвещение только на аттестацию…
Людвиг Аронович остановил меня на улице с этой самой стопкой книг.
— О! Мин херц, а я фрукты принес! — он потряс передо мной авоськой. — Из Сиама!
— Э-э-э-э… Людвиг Аронович, я же один просил, а…
— Это — материальное поощрение от непосредственного начальника. Мы с твоим телекинезом неплохо вчера работнули, так что и денег заработаем тоже прилично. Можешь считать это авансом! Держи! Тут всего по одной штуке: папайя, маракуйя, питахайя…
— Че-го?
Ну, я названия эти слышал, конечно, кроме питахайи, но вживую не видал никогда. Да и видеть нашего российского гнома, у которого изнутри седой бороды раздается «маракуйя» — это, конечно, матерая дичь!