- Понял, господин доктор, - опешил подполковник и потупился.
Штейнман знал, что "доктор Шнейдер" имеет слабость не дорожить своими агентами, распоряжается их жизнью легко и без сожаления. Раз он им платит, значит, он покупает их со всеми потрохами и может поступать с ними так, как найдет нужным, удобным для себя, для дела, которому он служит. Вот и теперь он запросто отдает в руки польской контрразведки целую резидентуру без особой, как казалось Штейнману, к тому необходимости. Из прихоти. Подполковник старался сделать бестрепетный вид, но бледные тонкие пальцы выдавали волнение, которое не могло ускользнуть от проницательного взгляда "доктора Шнейдера".
- Один Савич может стоить десяти таких агентов, как штеттинские, - со спокойной величавостью пояснил Гелен. - Его сотрудничество с "Шеруд моссадом" и ЦРУ для нас весьма полезно. А связь его с алмазно-золотой империей Оппенгеймера - поистине бесценна. Что же касается его прошлого - жертва нацизма, участие в польском Сопротивлении - то это весьма кстати! Это подлинный клад. Представьте себе, Штейнман, такую картину: вы - руководитель польской контрразведки. И вдруг и вам заявляется прибывший на конгресс Савич - бывший польский гражданин, а ныне подданный Австрии, и заявляет, что перед отъездом в Варшаву его пригласили в ведомство Гелена и настоятельно предложили оказать немецкой разведке небольшую услугу - связаться с резидентом в Штеттине и передать ему указания Центра. Кстати, заготовьте такие указания. Он, Савич, будучи патриотом Польши и прокоммунистически настроенным антифашистом, для видимости согласился выполнить просьбу нашей организации, разумеется, за соответствующее вознаграждение. Но прежде чем ехать в Штеттин, он счел своим долгом уведомить об этом польскую контрразведку. Притом бескорыстно, из патриотических чувств и идейных побуждений. Как бы вы на месте польской контрразведки поступили с Савичем? - строго и стремительно спросил Гелен.
- Его следовало бы поблагодарить и попытаться привлечь сотрудничать, - смекнул подполковник. Голос его осекся.
- Вы подаете надежду, Штейнман, начинаете кое-что соображать, - гордо и великодушно уставился на него Гелен. - А на связь с вроцлавским резидентом направьте эту… итальянскую журналистку Эмилию-Ханну.
Гелен обладал цепкой памятью на имена.
Возвратясь к себе в кабинет, подполковник сразу вызвал своего сотрудника Макса Веземана, который тотчас же явился. Высокий, худощавый, с густым загаром на лице, со скромной прической черных крашеных волос и черной ниточкой аккуратно постриженных усов, одетый в новый элегантный костюм, сшитый у первоклассного портного, Веземан был похож скорее на коммивояжера из Латинской Америки, чем на немца. Внимательные холодные глаза скрыты за стеклами дымчатых очков. Пожалуй, даже школьному товарищу или сослуживцу-однополчанину было трудно узнать в этом респектабельном господине белобрысого, всегда молчаливо-сдержанного партизана из отряда "Пуля" Вальтера Дельмана, вот уже почти три года служащего в ведомстве "доктора Шнейдера". Но это был именно он, тот самый Вальтер Дельман, который не стал расстреливать польского мальчика Казека, убил эсэсовского офицера и на машине вместе с Казеком явился к партизанам Яна Русского, где и пробыл до самого освобождения Беловирщины от гитлеровцев. Когда отряд "Пуля", как и вся бригада имени Матейки, был расформирован, Вальтер Дельман вместе со Слугаревым прибыл в Москву, где находился до весны 1945 года. Потом, по заданию советской разведки был направлен в американскую зону Западной Германии, какое-то время работал в одном учреждении оккупационных властей, а в сорок седьмом году он получил то, к чему стремился: его пригласил к себе на службу подполковник Штейнман.
У Макса Веземана была обстоятельная и безукоризненная легенда, в которой правда ловко переплеталась с вымыслом, так что даже осторожный и подозрительный Штейнман не мог ничего заподозрить в личности своего подчиненного, тем более что в те годы нацисты, и особенно бывшие сотрудники СС, СД и гестапо, всячески старались скрыть свое подлинное лицо. Штейнману было известно, что его новый сотрудник во время войны работал шофером в абвере, был ранен на фронте, затем служил в СД, выполнял особые задания. Должно быть, у этого Веземана, думал подполковник, достаточно оснований для того, чтоб красить волосы и носить дымчатые очки. Уж наверняка руки его по локоть в крови.
Веземан явился по вызову тотчас же, не заставляя себя ждать. Он был по-немецки дисциплинирован, точен и аккуратен, что несомненно нравилось начальству.
По взволнованному лицу и суетливым жестам Штейнмана Макс-Вальтер понял, что подполковник только что возвратился от генерала и что там произошел серьезный разговор. Не садясь за стол, подполковник приказал Веземану срочно передать резиденту в Штеттин радиограмму следующего содержания: в ноябре к вам прибудет связной. 20-го числа от семи до восьми вечера будет ждать у памятника Копернику. Приметы: невысокого роста, рыжий, на шее красный шарф. Пароль прежний. Передадите ему информацию.
Штейнман спешил. Нужно было прежде всего встретиться с Савичем и дать ему задание. Затем поручить Эмилии Конти во время конгресса постараться побывать во Вроцлаве и установить связь с резидентом. Потом в Варшаве от агента "23-18" получить секретную информацию.
- Это нужно срочно, - повторил подполковник и прибавил: - Вы слышали: англичане отказали миротворцам, и конгресс состоится в Варшаве. Так что поторопитесь, Макс. Я сейчас исчезну до завтра. - Невыразительные, узко посаженные глаза Штейнмана сверкали хищно и возбужденно, а в голосе звенела повелительная решимость.
Макс знал мстительный и завистливый характер своего начальника и потому всячески старался избегать с ним конфликта, пряча под маской наивного простодушия свое холодное презрение к этому злобному честолюбивому типу. Он поражал Штейнмана своим благочестивым спокойствием, умением держаться на почтительном расстоянии и не задавать излишних вопросов. Подполковник ценил эти качества в подчиненном и сам, как бы между прочим, сказал ему, что он едет сейчас в Зальцбург.
От Мюнхена до австрийского города Зальцбурга рукой подать. "Вернется только завтра, - размышлял Макс, выйдя из кабинета Штейнмана. - Похоже, что едет на встречу с Савинским. Возбужден, торопится. Должно быть, получил указание от Гелена. Какое? Срочно радиограмму в Штеттин. Конгресс состоится в Варшаве. В Варшаву прибудет наш связной для встречи со штеттинским резидентом". Мысль работала с логической последовательностью и наводила на правильные домыслы: Савич, которого Макс однажды видел в компании Штейнмана и узнал в нем Мариана Савинского - бывшего санитара из отряда "Пуля", вероятно, едет в Варшаву. Возможно, он и пойдет на связь со штеттинским резидентом. Весьма интересно, даже оригинально: неужто бывший юный узник фашистского концлагеря, официально занимающийся розыском и разоблачением нацистских преступников, имеет второе, неофициальное, скрытое от публики лицо?.. Впрочем жизнь многому научила Дельмана-Веземана, и он привык ничему не удивляться. Если Вальтер становится Максом, то почему бы Мариану не стать Милошем, тем более что он сотрудничает в так называемом Еврейском центре документации, которым руководит Симонталь - личность весьма загадочная.
Веземан опасался встречи с Савичем: присмотревшись, тот мог узнать в нем Вальтера Дельмана, и тогда ставь крест на столь блестяще начавшейся карьере советского разведчика.
В тот же вечер Веземан передал по рации в Москву о том, что 20 ноября в Варшаве у памятника Копернику состоится встреча геленовского связного с резидентом; что на конгрессе будут люди Гелена, возможно, среди них Савинский - Савич.
Глава седьмая
Милош Савич прибыл в Варшаву поздно вечером. Как и большинство участников конгресса, его поместили в гостинице "Бристоль" - в одном из немногих уцелевших зданий польской столицы. Несмотря на поздний час, гостиница напоминала потревоженный улей. В вестибюле у не знающего покоя лифта толпились приезжие иностранцы - белые, желтые, черные, - разноязычная речь этой пестрой толпы сливалась в какой-то общий монотонный гул, похожий на морской прибой.
Получив ключ от номера гостиницы, Савич поднялся на пятый этаж. Крохотная комнатка была в конце коридора - это его устраивало: вдали от неугомонного лифта. Все же остальное огорчало. Ему, привыкшему к комфорту в отелях Иоганнесбурга и Вены, Парижа и Стокгольма, Женевы и Брюсселя, где он побывал в последние два года, эта комнатушка без ванной и прочих удобств показалась убогой кельей захудалого монастыря. Он знал, что в "Бристоли" есть и номера люксы, но они, конечно, отданы более важным персонам. Он же, Милош Савич, прибыл сюда с мандатом корреспондента одной не очень влиятельной австрийской газеты и одновременно как представитель Еврейского центра документации, возглавляемого Симонталем. А эта "фирма" уже приобрела определенную известность благодаря шумной саморекламе своего организатора и руководителя - "неутомимого борца с нацизмом и беспощадного мстителя", как он величает самого себя. Официально "фирма" Симонталя занималась розыском нацистов, чьи руки обагрены еврейской кровью, регистрацией их преступлений и ниспосланием на них возмездия и кары. Но были у "фирмы" и другие функции, о которых не трубила на всех перекрестках западная пресса, не вещал эфир и уж, конечно, помалкивали сам Симонталь и его сотрудники.
Для газеты Савич и не собирался писать о конгрессе: просто знакомый редактор из любезности устроил ему поездку в страну детства, на бывшую родину, с которой Мариан Савинский добровольно распростился навсегда сразу же после окончания войны. От Симонталя он получил довольно несложное, обычное и привычное для него задание: общаясь с участниками конгресса, попытаться раскрыть новые, еще не зарегистрированные в Еврейском центре документации преступления фашистов и установить имена, а также нынешние местожительства кровавых палачей. Задача поистине благородная, и на этот счет у Савича уже был кое-какой опыт. Главным и самым сложным заданием было, конечно, поручение Гелена