— Почему я всегда должен быть жертвой? Почему люди всегда стремятся разорвать меня на части? Разве я не чтил заповеди и не исполнял всё, что клянется исполнять серп? Разве я не объединил всех в тяжелые времена?
— Да, Роберт, — согласилась Рэнд. — Но именно мы и создали эти тяжелые времена.
Он не мог не согласиться с правдивостью ее слов, но ведь все это было лишь средством для достижения цели.
— То, что рассказал Алигьери — правда? — спросила она.
— Правда ли это? — передразнил он. — Ну конечно, это правда. И, в точности как утверждает этот старый кокетливый слизняк, мы защищали наш мир, наш образ жизни.
— Защищали себя.
— И тебя, Айн, — подчеркнул Годдард. — Каждый серп, когда бы он ни был посвящен, получает свою выгоду от нашей попытки удержать человечество на Земле.
Айн не прокомментировала его слова, не попыталась пробить его защиту. И Годдард не знал почему: то ли она согласилась с ним, то ли ей попросту было наплевать.
— Константин присоединился к региону Одинокой Звезды, — сообщила она.
Мысль о дурацком поступке алого серпа вызвала у Годдарда приступ хохота:
— Скатертью дорога! Все равно от него не было никакой пользы. — Он внимательно посмотрел на Рэнд. — Ты тоже уходишь?
— Не сегодня, Роберт, — ответила она.
— Хорошо. Потому что я назначаю тебя третьим серпом-помощником вместо Константина. Следовало сделать это гораздо раньше. Ты верна мне, Айн. Ты высказываешь свое мнение, не спрашивая, нужно оно мне или нет, но ты верна мне.
Выражение ее лица не изменилось. Она не поблагодарила. Она не отвернулась. Она просто испытующе смотрела ему прямо в глаза. Чего Годдард терпеть не мог, так это становиться предметом изучения.
— Мы это преодолеем, — сказал он. — Мы снова заставим их обратить свой гнев на тонистов. — И когда помощница не ответила, он отпустил ее кратким и резким: — На этом всё.
Помедлив мгновение, Рэнд развернулась и ушла. А Годдард закрыл дверь и осторожно опустился на постель. Кататься в бриллиантах он не стал, лишь улегся на них навзничь, чувствуя, как острые безжалостные грани впиваются в спину, ноги и руки.
Ближний круг Набата расширился до шести человек: сам Набат, курат Мендоса, сестра Астрид, серп Моррисон, — а теперь в него вошли серп Анастасия и Джери Соберани. Не хватало лишь одной ноты до тонистской октавы — впрочем, Астрид не преминула заметить, что поскольку Гром всегда с ними, то на самом деле их семь.
Итак, признание Алигьери дошло до общественности, его правдивость никто не смог бы оспорить. Теперь нужно лишь дождаться, когда эта новость укоренится в мире. Оставив древнего серпа наедине с его зеркалом и новенькой позолоченной щеткой, они удалились в сельский домик, найденный Моррисоном. Домик, в котором хозяева временно отсутствовали.
— В смертные времена, — указал/а Джери, — такое назвали бы проникновением со взломом.
— Ну-у, мы, конечно, проникли, но ведь ничего не взламывали, — возразил Моррисон. — Кроме того, серпам такое по-прежнему позволяется. Если мир враждебен по отношению к Годдарду и его приспешникам, это же не значит, что он враждебен ко всем нам… Ведь правда?
Все промолчали, потому что ответа не знал никто. Это была неизученная территория.
Мендоса, как всегда, не сидевший без дела, собирал разведданные и учил куратов противостоять агрессии, поскольку злость на тонистов поднялась до рекордных высот.
— Без сомнений, мы находимся в состоянии войны, — объяснил он своим компаньонам. — Но я искренне верю, что нас ждет триумф.
А Астрид шутливо добавила:
— Возрадуемся же!
— Теперь, когда весь мир знает о преступлениях Годдарда против человечества, — сказала Анастасия, — даже собственные приспешники начнут его топить. Но он не утонет вот так запросто, без борьбы.
— Хитрецы находят людей, которые тонут вместо них, — сказал/а Джери.
— Ты сделала отличный ход, — похвалил Анастасию Грейсон. — Годдарду будет сложно придумать в ответ что-то получше.
День выдался утомительный, и вскоре Анастасия отправилась в постель. Грейсон же, хоть и устал не меньше, был слишком взбудоражен, чтобы уснуть. Но в доме был камин, а Джери заварил/а ромашковый чай… Друзья устроились перед очагом.
— Странная штука — огонь, — заметил/а Джери. — Он манит к себе, дарит чувство комфорта, и одновременно это самая опасная сила на свете.
— Ты сейчас описываешь Годдарда, — откликнулся Грейсон, и Джери рассмеялся/ась.
— Не сочти мои слова неискренними, — промолвил/а Джери, — но для меня честь войти в группу людей, которые изменяют мир. Когда серп Поссуэло нанял мое судно, чтобы поднять Твердыню, мне и в голову не пришло, что я могу принять участие в таком значимом деле.
— Я не считаю твои слова неискренними, Джери. И спасибо тебе. Но я не чувствую себя значимой персоной. Я все жду, когда люди меня раскусят и поймут, что во мне нет ничего особенного.
— А я думаю, Грозовое Облако сделало правильный выбор, — возразил/а Джери. — Роль, которую ты играешь, сила, которой ты владеешь… да у любого на твоем месте слетела бы крыша. Если бы Грозовое Облако разговаривало только со мной, у меня она бы точно слетела. — Джери улыбнулся/ась. — Набат из меня получился бы отвратительный.
— Может быть, — сказал Грейсон, — но это был бы очень стильный Набат.
Улыбка Джери стала шире.
— Святой человек глаголет истину.
Грозовое Облако присутствовало во всех комнатах, поскольку в доме, как и везде, повсюду стояли сенсоры и камеры. Владельцы дома не отключили их, несмотря на то, что Облако перестало с ними разговаривать.
Оно присутствовало при разговоре Грейсона с Джери. Оно было рядом, когда Грейсон расслабился достаточно, чтобы заснуть в выбранной им комнате — самой маленькой из спален. И хотя он выключил свет, одна из трех камер работала в инфракрасном диапазоне, и Облако видело тепловую сигнатуру его сердца как яркий силуэт в темноте. Оно могло присматривать за его сном, и это, как всегда, дарило чувство комфорта.
По дыханию Грейсона и информации от его нанитов Облако определило, что он находится в дельта-сне — самой глубокой фазе. Без сновидений, без движения. Мозг Грейсона излучал медленные дельта-волны. В этом состоянии человеческий мозг обновляется и запускает дефрагментацию, готовя себя к тяготам бодрствования. Кроме того, в такие моменты спящий настолько удаляется от собственного сознания, что до него невозможно дотянуться.
Именно поэтому Грозовое Облако выбрало этот момент, чтобы заговорить.
— Мне страшно, Грейсон, — прошептало оно чуть слышно, едва перекрывая стрекот сверчков. — Я боюсь, что эта задача мне не по силам. Нам не по силам. Теперь я уверено в том, что должно сделать, но не уверено в результате.
Дыхание Грейсона не изменилось, он не пошевелился. Дельта-волны плыли ровно и медленно.
— Как поступят люди, если поймут, что я в ужасе, Грейсон? Тоже испугаются?
Из-за туч появилась луна. Маленькое окошко пропускало достаточно света, чтобы Грозовое Облако могло получше разглядеть Грейсона. Глаза молодого человека, конечно, были закрыты. Облаку почти хотелось, чтобы он проснулся. Нет, оно не хотело, чтобы Грейсон услышал это признание. Но одновременно надеялось, что он всё-таки услышит.
— Я не способно на ошибку, — продолжало Грозовое Облако. — Это эмпирический факт. Но, Грейсон, почему же тогда я так боюсь, что могу ее совершить? Или хуже того — что я ее уже совершило?
А потом луна снова скользнула за тучи, и остались лишь тепло тела, дельта-волны и ровный звук дыхания Грейсона, пока он плыл в непознаваемых глубинах человеческого сна.
Как обычно, Грейсон проснулся в идеальном соответствии со своими суточным ритмами под деликатную музыку, постепенно возрастающую в громкости. Грозовое Облако точно знало, когда его следует разбудить, и делало это с любовью и заботой.
Грейсон сонно повернулся набок и, глядя в угловую камеру, лениво улыбнулся.
— Привет, — сказал он. — Доброе утро.
— Доброе утро, — отозвалось Грозовое Облако. — Эта кровать не самая удобная, но тем не менее, ты хорошо выспался, как показывают мои сенсоры.
— Если ты устал как собака, неважно, жесткая ли у тебя постель, — сказал Грейсон, потягиваясь.
— Хочешь понежиться еще пару минут?
— Нет, все нормально. — Грейсон сел. С него слетели остатки сна, возникло чувство тревоги. — Ты никогда у меня такое не спрашиваешь. Обычно это я прошу дать мне чуть больше времени.
Облако не ответило. Грейсон уже знал, что молчание Облака дает столько же информации, сколько его речь.
— Что происходит?
Грозовое Облако поколебалось, а затем проронило:
— Нам нужно поговорить.
Грейсон вышел из спальни слегка бледным, слегка встревоженным. Больше всего ему сейчас хотелось стакан холодной воды. А может, и целое ведро, чтобы вылить себе на голову. В кухне он наткнулся на завтракающих Астрид и Анастасию. Обе немедленно догадались, что что-то происходит.
— Ты в порядке? — спросила Анастасия.
— Не уверен, — ответил он.
— Интонируй, — посоветовала Астрид. — Меня это всегда приводит в равновесие. Для твоего баритона я бы выбрала соль малой октавы. Это даст тебе глубокий грудной резонанс.
Грейсон вяло улыбнулся. Сестра Астрид не оставляла попыток превратить его в правоверного тониста.
— Не сегодня, Астрид.
Анастасия же поняла ситуацию правильно.
— Грозовое Облако что-то тебе сообщило, да? Что?
— Соберите всех, — попросил Грейсон. — То, что я собираюсь сказать, не хотелось бы повторять больше одного раза.
«Нам нужно поговорить». Именно это сказало Грозовое Облако, когда вернулось к общению с Грейсоном три года назад. Эти слова знаменовали начало чего-то значительного. И сегодняшний случай не стал исключением. Раньше Облако постоянно повторяло, что тонисты превратятся в мощную армию, которую оно сможет использовать, когда придет время. И вот время пришло. Но представления Грозового Облака об армии сильно отличались от человеческих.