— Слева обходят.
— Между ими и татарами есть промежуток?
— Есть.
— Значит, как встанут перед воротами, Джанибек пошлет подкрепление. Боюсь, не сдюжим.
— Потери, атаман, большие. Стрелки многих повыбивали. Казаков от усталости шатает. Там, гляжу, один турок трубкой попыхивает, идет как на ярмарку.
— Это их командир. Они всегда так ходят, чтобы своим подчиненным внушить уверенность.
— Мне бы сейчас да с этим их командиром побеседовать. — Посох Саввы ни на секунду не прекращал свою ужасающую работу.
Янычары обошли крепость с фланга и уже были готовы к штурму, как залп из полутора десятков пищалей и мушкетов заставил их упасть на землю. Несколько человек упали навеки. Организованного отпора у ворот неприятель не ожидал. Большие потери никогда не входят в планы наемников. И турки, лежа на земле, попятились подобно гусеничным насекомым. Терентий Осипов сразу понял, что штурм со стороны ворот сорван, и противник не пойдет в лобовую, а потому, оставив семь стрелков и троих заряжающих возле ворот, сам с остальными переместился на подмогу Кобелеву. Стрелки Осипова, на ходу перезарядив ружья, молниеносно оказались у бойниц нижнего яруса стены и открыли огонь. И тут уже не выдержали татары. Поначалу отступили, а потом и вовсе побежали по броду на свой берег.
— Перезаряжай! — Кобелев крикнул в тот момент, когда подлая крымская стрела, вылетевшая из бегущей толпы, пробила шею Гмызе.
Старый ветеран захрипел:
— Ах ты, сука, мать твою! — обломил древко у самой раны, но тут же, закатив глаза, полетел со стены прямо на разорванную деревянную пушку. Настоящий, верный своему делу, пушкарь Гмыза накрыл своим мертвым телом, словно флагом, погибшее орудие.
— Гмыза! — Буцко закричал так, что бежавшие прочь татары стали оборачиваться. Казак спрыгнул на землю, подбежал к мертвому. Приподнял горячей от боя ладонью голову пушкаря. — Ты чё ль… Не мри, Гмыза… — Но, увидев остекленевшие глаза, зарыдал. Завыл! Слышавшие этот вой, застыли в ледяном молчании.
— Терентий, — первым пришел в себя атаман, — продолжай вести перестрелку с турками. Они скоро уберутся. Зачепа, посчитай убитых, раненых и целых. Мне нужно знать: кого куда упредить. Савва, возьми кого надо в помощь и одну пушку ставь к воротам кати к воротам.
— К воротам?
— Да. Чего вылупился?
— Так ворота Терентий охраняет и вроде — ничего, справился!
— Я знаю, что справился. А ты сделай, как я велел.
— Деревянные разорвало. Есть только две чугунные.
— Знаю. Вот одну ставь на ворота. Как Терентий турок отгонит, так и ставь.
— Одной-то не мало будет, коли в лоб пойдут?
— Да, в том-то и дело, что не пойдут они больше в лоб. В лоб будут бить с горы, а сами основными силами пойдут на ворота.
— Чего ж сейчас так не сделали? — Савва явно не понимал атамана.
— Да того ж. Думали с двух сторон взять нас. Янычары со стороны ворот, татары прямо с брода. И разом покончить. Но, вишь, Терентий хорошо встретил да угостил. А они не ожидали. А мы здесь на жилах отбились. Теперь они так делать не будут. Я Джанибека знаю. В степи хитрый лис, хитрее не сыщешь, при осаде же ошибок не повторяет. Не получилось за горло, вцепится в ногу. Не получиться в ногу, вопьется в живот. Это настоящий волк.
— Ты сказал, что Джанибек подкрепление кинет? Не кинул…
— То-то и оно. Подозрительно мне это. Но сегодня больше не пойдут. Сейчас попросят до утра мира: мертвых похоронить. Да и горочка у них подосела заметно. Разъехалась, вишь, в разные стороны. Всё продумал Джанибек. Если б сейчас жара была, то долго бы они не прокуковали. Мясо гнить начнет, а там до беды полшага. Но пока весна и ночи холодные. Поэтому день еще горочка их простоит. Но, думаю, хан по-другому сделает… — Кобелев закончить не успел.
— Атаман! — Зачепа глядел из-под руки на татарский стан. — Я видел сегодня много крымцев наверх по течению пошли. Да забыл тебе сказать. И сейчас вон гляжу, еще отряды туда двинулись.
— Вверх, говоришь?
— Ну да. И даже знамя при них.
— Вот и понятно мне теперь стало: почему Джанибек подкрепление не бросил. Значит, нашли они брод в Студеном.
— Еще брод есть? — Савва тоже высунулся за частокол.
— Есть. — Кобелев закусил губу.
— Может, кто указал? — Монах перекрестился.
— В этом нет разницы: указал кто или сами нашли. Вот по засекам их точно кто-то из местных водил. А брод могли сами найти. Засеки каждый год новим, а брод, парень, всегда на одном месте. Эти ханы-то здесь бывали. Хоть давненько, правда. Семнадцать лет минуло, но могли вспомнить.
— Значит, пройдут на Москву, атаман? — Зачепа сплюнул под ноги.
— А то от нас зависит.
— Так ведь Студеное-то в скольки верстах — у-у! — Зачепа махнул рукой.
— И что? Там брод глубокий и узкий. Не то, что здесь. — Кобелев потерся бородой о ворот рубахи. — По одному, ежели на коне, идти придется. Да еще не обмочиться нужно по холоду. Будут на коленях в седлах извертываться. Вот тут бери, только не ленись из пищали.
— Можно мне, атаман? — Монах стиснул посох до белых ногтей.
— Не, Савва, ты мне здесь ой как нужен.
— Кого ж отправлять? Старики быстро не управятся. Крестьяне испугаться могут, коли не в числе окажутся. А казаков в теле раз-два и те нужны пушки туда-сюда тягать? — Глаза у Саввы горели.
— Нет, батюшка мой, — Кобелев покрутил головой, — ты здесь останешься. И ты, Зачепа, не гляди эдак. Тоже здесь будешь. А чего ты еще около меня трешься, а? А тебе чего приказал сделать?
— Дык, батька, ежели бы я не сказал про татарские отряды, ты бы и не узнал.
— Не брани его, атаман. Нам решать бы чего-то надобно. — Савва расстроенно выдохнул.
— А решать вот как будем. Зачепа, поди-ка кликни Лагуту.
— Щас, Тимофей Степанович. — Зачепа метнулся вихрем.
— Ты вот что, Савва. Хоть ты и монах, но Рославу не отпихивай.
— Вот ведь, Тимофей Степанович, когда все увидеть успеваешь? Тут такое пекло, а ты на всем глаз держишь!
— Держу. Ты тоже своего не упустишь. Ладно не обижайся. Вижу, что монах ты справный.
— На том спасибо.
— Рославу не отпихивай. Война — штука такая. Бог на небе, да мы на земле.
— Мы-то на земле. А клонишь-то ты куда, Тимофей Степаныч?
— А клоню я к человеческому. Когда война, брат, то все, что между бабой и мужиком происходит не по принуждению, то и нужно считать как Божий промысел.
— Ишь ты! — Монах аж присвистнул.
— А ты подумай, Савва. У тебя-то баб, чует мое сердце, поперебывало… А она окромя татарского полона ничего не видела. А ну как все сгинем. Пусть уж на тот свет бабой в счастье пойдет.
Наступила пауза. Савва накручивал на палец колечко бороды, а Кобелев опять почувствовал приступ боли за грудиной и тошноту в горле.
— Ты, атаман, прав по-своему… — Савва не успел договорить.
— Батька, вот привел! — Зачепа взбежал на верхний ярус и махнул рукой. Показалась голова Лагуты.
— Жив-здоров, казак? — Кобелев с гордостью посмотрел на Башкирцева.
— Да вродь не жалимся. — Лагута хмыкнул носом.
— Значит, и дальше будь жив-здоров!
— Так твоими молитвами, бать. Да всем честным народом.
— Хорошо ответил. Мушкеты, вишь как, пособили. Без тебя бы туго пришлось!
— Да чего там….
— Но я тебя, парень, по делу кликнул.
— Без дела к атаманам-то не ходят, Тимофей Степанович.
— Что так, то не всегда эдак. Прошлый раз тебя брать с собой Пахом ведь не хотел. Боялся шибко.
— Знаю. Неужто ругать будешь?
— Война закончится, тогда поругаю. А сейчас вот что скажу. Но сразу так: я тебе здесь командовать не смогу. Решишь сам, так и будет.
— Да ты говори, бать.
— Татарские отряды пошли сегодня вверх по Усмани. Догадываешься зачем?
— Не-а. — Лагута повертел головой.
— К броду они пошли. Знаешь, где на Студеном?
— Знаю. Как не знать. Так там глубоко. На коне-то изловчившись можно. А ногами и до плеч дойдет. А вода холодная.
— Правильно. На коне можно. Изловчившись. Вот они и будут ловчить. Деваться им некуда.
— Так и надолбы там по дну кое-где.
— Сгнили уж, поди, за семнадцать лет надолбы?
— Не, какие сгнили, а какие прям камень.
— Это и хорошо, что надолбы еще есть. Значит, труднее им будет. И место там мудреное. Прямо не поедешь. Только зигзаг закладывая.
— А на коне вообще только один зараз проедет. Не проедет, чуть оступится, уж не вытащишь.
— Верно говоришь, казак. Хорошо брод знаешь. Ну, догадываешься: о чем просить буду?
— Не-а, бать. Э, постой, постой. — Лагута почесал затылок. — Так их там держать можно двумя ружьями. Только заряжай да целься получше.
— Молодец. И как?
— Пойду, бать. Мне б еще кого в подмогу. Да и один пойду.
— Один не пойдешь. Возьмешь Буцко — ему сейчас нужно отсюда, ой как нужно, а то дел натворит сгоряча.
— Это видно. Сильно он запечален.
— Еще Зачепу.
— Бать, так я ж при тебе! Кто лучше тут управится с твоими приказаньями? — Зачепа провел рукавом себе по губам.
— Не спорь, казак. Четвертым с вами пойдет Кородым.
— Кородым? — Лагута удивленно захлюпал носом.
— Да. Кородым. — Кобелев почесал левую часть груди.
— Так он эта, из крестьян.
— И что с того? Он ваших лет. Так вам ловчее будет. Возьмете две пищали и два мушкета. Кородым будет заряжающим. Я видел сам, как он управляется. Не хуже любого казака.
— Ну, заряжающим — так оно и нормально. — Лагута опять поскреб затылок.
— Вот и ладно, хлопцы. Времени у нас мало. Татары пойдут не быстро к броду. По той стороне дороги не шибко ладный. Но вам их опередить нужно. Если там полководец не дурак, то сегодня же авангард на нашу сторону перебросит, чтобы занять берег. А завтра уже начнет переброску основных сил.
— Ежели не успеем — яма! — Зачепа навалился на стену спиной и потерся.
— Всем яма тогда. — Кобелев длинно выдохнул. — Часть сил они к нам в тыл забросят, а основная орда поскачет на Москву.