из них. Неужели Голубь заранее знает, что победит? Что за глупая самонадеянность! Нет же, тут дело в другом: он не уверен, что я смогу одолеть Веяна, а ему, по какой-то причине, нужно до зарезу драться со мной. Вот в чем дело. Вот почему в термах рядом со мной оказался опытный ветеран-гладиатор, тщательно изучавший каждую мышцу на моем теле. Он искал былые раны, те самые, в прямом смысле слова, слабые места. Даже пытался оказать психологическое воздействие: дескать, Голубь живым никого с арены не отпускает. Ну, это-то я и без него знал.
Летучая Мышь уже с большим трудом передвигал ноги. Словно кто-то заколдовал сармата, ибо он делал то, что недопустимо для опытного бойца. А именно: он продолжал атаковать. Голубь же открыто издевался над соперником. Все чаще и чаще левая рука моего друга повисала плетью вдоль туловища: сказывалось старое ранение. Все чаще он останавливается, тяжело переводя дух. Но по-прежнему не думает уходить в защиту. Это какое-то наваждение… Неожиданно Голубь проскальзывает под правой рукой сармата, оказывается у того за спиной и наносит короткий удар ногой в подколенный сгиб. Веян падает на колени. По рядам зрителей пробегает недовольный ропот. Кто-то выкрикнул: «Крови!»
— Крови, говорите вы?! Я согласен. — Голубь повернулся спиной к противнику, словно тот был уже окончательно повержен и обратился к публике, скорчив невинную гримасу мима: — Этот гладиатор, как и многие другие, имевшие неосторожность скрестить со мной оружие, умрет. Да, умрет, я сказал. И никаких слюней. Разве что мой великий цезарь запретит мне сделать это. Аве, император! — Голубь театрально склонил голову и, неожиданно развернувшись, ударил сармата ногой по лицу! — Вот так, Мышка. Покажи нам, как ты летаешь. Что, не можешь, да? Ах, этот злой дядька пинается больно? Фу, какой драчун! А где твой друг или твоя подружка, уж не знаю, как точнее, Белка, кажется, иль Бельчонок? Эй-эй, Бельчонок, говорят, ты быстро бегаешь! Так вот, мол, лапками шибко перебираешь? Трых-х-х, по песочку.
Вконец обнаглевший императорский любимец подошел к краю площадки и стал, скалясь, смотреть в мою сторону.
— А хотите, я вам одну забавную историю расскажу. А ты лежи пока, сарматская телушка. Когда бычок тебя того… будешь коровкой, молочком угощать будешь. — С этими словами Голубь подпрыгнул и двумя ногами приземлился на спину Веяна. — Так вот я продолжу. Жил-был один патриций. И любил он устраивать гладиаторские мунеры на радость своих любимых сограждан. И была у него жена, красивая и соблазнительная. И, как все женщины, время от времени влюблялась в разных гладиаторов. Дарила им свое тело в стенах, пропахших потом казарм. Муж не очень ругал ее за такую маленькую слабость и вообще предпочитал заниматься более важными делами. Но потерявшей всякую совесть женщине этого уже было мало, и решила она извести своего муженька. А как это сделать? Да очень просто! Нужно устроить маленький домашний праздник с гостями из очень знатных сословий и организовать для всех хорошую такую, настоящую мунеру. Правильно я говорю, а Бельчонок?
Сердце мое сжалось. Если бы у меня имелось оружие, то я, не задумываясь, бросился бы на Голубя. Спартанец прищурился, явно обдумывая, какие слова подобрать для обличительной коды. Я очень отчетливо увидел, как меня и Веяна сначала пытают раскаленным железом, потом заставляют нести на себе вертикальную тесину креста куда-то в гору, под смех пьяной и тупой черни, затем приколачивают огромными гвоздями к дереву. Нас обвиняют в том, что мы хотели совершить преступление в отношении эдитора города Гадрумета. А за компанию с нами еще несколько десятков рабов подвергнут мучительным казням. Не нужно быть опытным провидцем, чтобы предсказать погибель и Алорк в том числе, от которой в первую очередь избавится ее хозяйка.
— Итак, Бельчонок, мне бы не хотелось устраивать тупую резню, но твой друг явно отказывается сражаться. Придется зарезать его, как самую глупую курицу.
Голубь подошел к уткнувшемуся в песок сармату — знает Родящий, я еще никогда не видел своего лучшего друга столь беспомощным, — схватил за длинные волосы и рванул на себя. Лицо несчастного, с прилипшим к потной и окровавленной коже песком задралось к довольной и возбужденной толпе.
— А что было дальше, Голубь? Чем кончилась вся эта красивая история?
Я узнал голос задававшего эти вопросы — это был император, Филипп Араб.
— Конечно, я обязан рассказать все достопочтенной публике. Вот только не знаю: сначала мне зарезать этого увальня или потом?
— Режь сейчас!
— Давай лучше потом!
— А можешь одновременно?
— Я все могу, мои господа любезные. Все. Но мне, кажется, вы мне не очень будете благодарны, когда узнаете финал этой замечательной истории, потому что… — Голубь не успел договорить. Я услышал лишь, как над самой крышей громко вскипела черная птица и, каркая, бросилась куда-то прочь. В это же время Голубь, как-то странно икнув, повалился ничком. Мне запомнились его удивленные, выпученные глаза. Потом я увидел окровавленный затылок и понял: бил пращник, очень искусный пращник, и наверняка специальным свинцовым шариком. Майнц из разжавшейся кисти полетел вперед, как раз в мою сторону. Араб вскочил с места и побежал к любимцу. За ним все остальные. Где-то в толпе мелькнула лысая голова египтянина с бурой, зияющей раной на затылке. «Праща», — мелькнуло в уме.
И вот я бросаюсь к мечу; схватив еще теплую рукоять, делаю несколько прыжков в сторону Магерия, выбрасываю вперед руку. Клинок вонзается в горло и выходит с другой стороны, сокрушив на своем пути основание черепа. Голова на широком лезвии гладиуса точно на блюде. Меня кто-то хватает. Бью наотмашь. Попадаю. Бью снова. Но рук много, очень много. Вдруг раздается скрип опор, тяжелый тент падает, накрывая сгрудившуюся на арене толпу. Факелы гаснут, и наступает ночь. Ударяю в кромешной темноте клинком по вцепившимся в меня рукам. Вспарываю мечом материю. Звезды. Продолжая сыпать ударами направо и налево, двигаюсь по направлению к восточному выходу. Там, по договоренности с Фаустиной, меня должна ждать Алорк. Бегу по садовому коридору на дальний свет. Неожиданно на пути вырастает фигура мужчины. Кажется, я где-то ее видел. Уж больно знакомая. Человек моей профессии непроизвольно запоминает рост, мышечный объем и, конечно же, следы от ранений, физические изъяны, полученные в результате боев. Ну, конечно, в термах. Наношу несильный удар майнцем плашмя по плечу человека: «С дороги!» Он отшатывается вправо, точно в нишу. Хватает меня за предплечье одной рукой, другой за волосы на затылке и резким движением бросает на колени. В то же время слышу тупой звук от удара. Поднимаю голову и вижу окровавленный лоб. Работа пращника… Он пришел, чтобы спасти меня!.. Зачем? Кто ты, гладиатор?.. Вскакиваю. Бегу змейкой. Снаряд пращи бьет в колонну. Сворачиваю и прыгаю в сад. Теперь им меня не догнать, потому что ноги мои проворны, точно беличьи лапы. У изгороди оборачиваюсь и вижу силуэт Иегудиила в неверном свете факелов с пращой в руке.
Глава 12
Я несся по кривым улочкам гадруметских трущоб, наобум выбирая направление движения: влево, вправо, вверх по крыше, через забор, по мусорным кучам и выгребным ямам. Звуки погони давно растаяли за спиной, а я все бежал и бежал, задыхаясь не от усталости, а от полного бессилия перед создавшейся ситуацией. Сколько это продолжалось, сказать не берусь, но, думаю, немало.
Трущобы кончились, и неожиданно перед глазами открылась вполне приличная улица с небогатыми, но довольно крепкими постройками из камня и даже дерева.
Сбавляю ход и ухожу под тень деревьев, посаженных чьей-то доброй рукой вдоль дороги. Пытаюсь определиться на местности. Удается: это северо-запад; сейчас буквально через несколько сотен метров начнутся элитные кварталы, а значит, недалеко и до дома Фаустины. Только там я смогу узнать, где сейчас находится Алорк и что мне ждать от судьбы.
Кажется, прошло около двух часов, а словно вечность минула. Я, описав огромный круг по гадруметским улицам, снова оказался в том же месте. Ну, вот и дом. Интересно, который час? По всей видимости, царит глубокая ночь. Свет горит только в комнате для прислуги, и еще очень слабое свечение в спальне теперь уже вдовы эдила города. Захожу с южной стороны, благо удалось хорошо познакомиться с этой самой невинной в мире обителью. Стебли дикого винограда ползут по стене до самой земли. Оглядевшись по сторонам, карабкаюсь вверх. Собаки? В собак здесь только переодеваются. Остроумные мальчики. Во мне оживает белка, настоящий лесной зверек. Все получается бесшумно и быстро. Быстро вскарабкался, быстро прошел по стене до темного участка, быстро спрыгнул, сделав мягкий кувырок через голову при приземлении.
Итак, что мы имеем? «Итак» — любимое словечко Иегудиила. А ростовщик-то, оказывается, очень неплохо обращается с пращой. И если бы не бойцовская выучка, то и в моем затылке образовалась бы дырка размером со свинцовый шарик. Что же получается: Иегудиил поражает спартанца откуда-то из укромного места, не давая тому закончить речь; затем убирает египтянина Туя. Наверняка засунет потом тому в рот свинцовый шарик: дескать, кто-то мстит за Голубя тем же оружием. Бросит тело в храмовый водоем, что само по себе уже кощунство по отношению ко всем финикийцам, поклоняющимся Ваалу и Балаат. Испытанный способ: подкидывать трупы злодеев в места, которые считаются священными. Отсюда пару шагов до межплеменной резни! Но каким загадочным туманом покрыта эта история!! На самом же деле все будет сделано для того, чтобы пустить ищеек из префектуры по ложному следу. Те подумают, что египтянин раскрошил голову спартанцу, за что и понес жестокое наказание. М-да, способ очень изощренный: служитель культа египетских богов захлебнулся в воде чужой веры. Смерть должна повлечь волнения финикийцев, вслед за ними вспыхивают пожары вражды, а это уже война, где можно неплохо заработать.
Ладно, Белка, вечно ты о глобальном, давай-ка лучше о своем, о беличьем. А вдруг всё совсем не так? Если действительно Иегудиил убрал спартанца, то, значит, он в сговоре с Фаустиной? Затем, чтобы отвести подозрение, должен немедленно избавиться от Туя руками еще кого-то, кого не жалко сдать в префектуру. Все шито-крыто, ровно и гладко. А дальше уже начинается восхождение Фаустины в сияющих лучах власти. И вдруг все планы рушатся. Этот подлец гладиатор из терм помогает бежать гладиатору по прозвищу Белка! Мало того, Белка еще и видит в руках ростовщика пращу, а это уже опасно: не приведи Небо, кому-то расскажет, тогда начнут проверять и его, бедного, честнейшего Иегудиила! И если у следствия и мог поначалу возникнуть вопрос, зачем кому-то нужно было убивать Туя, то в этом случае все становится на свои места.