женился?
– Было бы здорово, если бы вы когда-нибудь познакомились, – продолжал он. – Я просто… О господи, не знаю даже, с чего начать! Это так потрясающе – видеть вас обоих! Мне так стыдно, что мы упустили столько времени, позволив обстоятельствам взять над нами верх.
Он уставился на треснувшую масленку, которую молодежь приспособила под пепельницу, – словно не решаясь посмотреть Дженни в глаза.
– В моей жизни как будто произошел некий травматический перелом…
– Травматический? – усмехнулся я. – Да брось ты, Джулс, мы же не в Штатах.
По их реакции и звуку собственного голоса я вдруг понял, что с тех пор, как мы оказались за столом, сидел молча. Дженни уставилась на меня. Анна – мастерица удачно выбрать время – именно в этот момент вышла на террасу в сопровождении Лии, которая, кажется, в одиночку несла все, что требовалось к завтраку. Перед глазами мигом возник образ Астрид, жонглирующей стопками тарелок в ресторане Джорджо, – и от этого мне стало спокойнее.
– Так что, я попала в яблочко? – самодовольно спросила моя жена, элегантно опускаясь на стул.
– Это определенно исторический момент, – согласилась Дженни. – Не могли бы вы оба сжалиться над нами и рассказать, как вам это вообще удалось?
Лия присела рядом с ней, и я не мог отвести от нее глаз. Волосы у нее были собраны на макушке, шея открыта – и я немедленно вспомнил, как целовал эту самую шею, прижимая к стене ванной на Шарлотт-стрит; как ускорялось ее дыхание, как она запрокидывала голову, раскрываясь мне навстречу. Я заметил, что и Джулиан на нее смотрит, – и сжал под столом кулаки, заставив себя перевести взгляд на Анну. Женился он на Дэвиде – ага, конечно!
– У нас с Джулианом есть общий друг, – промурлыкала моя жена. – Художник, зовут Осеи.
Джулиан ухмыльнулся.
– Когда я сложил два и два, то решил, что просто обязан с ней связаться. Этим летом мы с Дэвидом как раз собирались в Европу – такой случай упускать было нельзя.
– Он хотел сделать тебе сюрприз – ну разве не душка?
Анна была в лучшем случае плохо осведомлена и даже не поняла, что на самом деле была для Джулиана всего лишь пешкой в достижении поставленной цели.
Кулаки мои сами собой сжались еще крепче.
– Поначалу я была настроена несколько скептически, – призналась она.
– Ты ведь даже не ответила на мое первое письмо. Оставила в подвешенном состоянии!
– Да я вообще не собиралась отвечать. Но потом ты отправил мне очень… – она замялась, глянув на меня, – познавательные снимки.
Джулиан разрядил напряжение прежде, чем кто-либо успел его уловить.
– Анна еще слишком молода и не помнит тех преступлений против моды, что ты совершал в юности.
Моя жена позволила нашему зрительному контакту установиться – всего на секунду.
– Самым тяжким из них были бакенбарды, – проговорила Анна, сжав губы. Впрочем, врать она никогда не умела.
– Так значит, вы с Майклом не общались… сорок пять лет или около того? – спросила Лия. Неясно было, пытается ли она поддерживать беседу из вежливости или – что несколько пугало – всерьез решила докопаться до истины. – С ума сойти!
– О, как наивна молодежь! – усмехнулся Джулиан. – До пришествия соцсетей контакты обрывались легче, а Америка и вправду была далекой страной.
Она лишь едва заметно пожала плечами – но явно не приняла его слова всерьез. Зато моя семья на протяжении нескольких мучительных, тягучих часов восторженно смотрела ему в рот, с охотой внимая его россказням. Постепенно к нам присоединились и остальные: сначала Брайан, за ним Кларисса и Том, наконец мой сын – когда завтрак уже медленно перетек в обед (бесполезно пытаться загнать этот первый день в какие-то жесткие временные рамки – он просто медленно сочился, как смола по шершавой коре дерева, душный и знойный, под неумолчный треск сверчков). Ни Кларисса, ни Том не скрывали вуайеристского удовольствия от перспективы хоть одним глазком заглянуть в наше прошлое. Когда Джулиана представили, Кларисса умудрилась вслух выделить его имя курсивом, а Том даже присовокупил к нему возмутительное «тот самый». Оба тут же принялись с восторгом вспоминать свою последнюю встречу, когда Тому было двенадцать.
– Как приятно знать, что легенда обо мне – живее всех живых, – проговорил, растягивая слова, Джулиан – и снова ввернул насчет доинтернетной эпохи и «далекой страны Америки».
Смотреть этот спектакль без слез было невозможно. С годами он явно не утратил юношеского обаяния, даже напротив: перебрав по ниточке, он перекроил его, и этот новый костюм как нельзя лучше подходил к его нынешнему темпераменту. Прежде всего он обратился к присутствующим с завуалированной мольбой о сочувствии:
– Я так долго не приезжал еще и из-за проблем в семье. Мать почти что лишила меня наследства, когда узнала о Дэвиде…
Вот уж никогда не поверю. Его мать – завзятая любительница драмы с вечной сигаретой в зубах; да она бы только обрадовалась такому повороту.
Затем – пара как бы случайно оброненных фраз о его шикарном образе жизни в Лос-Анджелесе – специально, чтобы произвести впечатление на моих детей. И наконец – чтобы закрепить, как цементом, их всепоглощающее восхищение, на вопрос, чего бы он желал на обед, с самоуничижительным видом ответил, что исповедует вегетарианство. Когда все наперебой бросились осуждать чрезмерное употребление мяса – я решил, что это уж совсем перебор. Он умудрился расположить к себе даже Брайана; более того, рассмешил Монаха! Когда же наконец все единодушно проголосовали за пикник на пляже, я хотел было под благовидным предлогом сбежать к себе в сарай. Мне нужно было побыть одному – собраться с мыслями и придумать, как быть дальше.
– Возьми с собой Джулиана! – проворковала Анна. – Он же такой страстный поклонник твоих рассказов.
– Тоже мне комплимент, – вяло отреагировал я.
Джулиан глянул на меня поверх солнцезащитных очков, явно забавляясь создавшейся ситуацией.
– Почту за честь.
Тут меня осенило, что будет гораздо надежнее не выпускать его из поле зрения.
– Ну пойдем, приятель, – буркнул я, поворачиваясь спиной к столу.
В гробовом молчании мы пересекли газон, двор, заросли сосен, и лишь скрипнув ржавой дверной ручкой, оставившей у меня на ладони хлопья зеленой краски, я наконец спросил:
– Какого хрена ты здесь делаешь?
Джулиан спокойно положил ладонь на мою трясущуюся руку и быстрым, легким движением отворил дверь.
– Поговорим внутри, а?
Мы сели друг напротив друга, верхом на ящиках из-под вина – как два боксера. Я позволил прохладному сырому воздуху осесть на мне, словно облаку пыли, и сам попытался раствориться в приятном полумраке комнаты.
– Так вот где рождается волшебство… кхм, то есть рождалось.
– Ближе к делу, Джулс.
Он усмехнулся.
– Да уж, Анна предупреждала меня, что с годами ты стал брюзгой, но я надеялся, что приезд старого друга тебя хоть немного развеселит.
– Что еще за «познавательные снимки»?
– Анна – художница, – пожал плечами Джулиан. – Когда она не ответила на первые мои два письма, я подумал, что при виде близких ей образов она смягчится.
Глядя на его самодовольную физиономию, я подавил совершенно для меня нехарактерный первобытный инстинкт вцепиться ему в горло. Это было почти что физиологическое желание. И все же где-то в глубине моего затуманенного сознания шепоток здравого смысла напомнил о необходимости сохранять спокойствие: в конце концов, преимущество на его стороне. И я попытался смягчить тон.
– А на самом деле – как ты вышел на мою жену?
– Анна – очень успешный фотограф, – снова усмехнулся он. – Я уже много лет слежу за ее творчеством.
– Джулс…
– Твоя новая ассистентка, кажется, славная девушка.
– Да, славная, – ответил я сквозь зубы.
– Дженни не ошиблась.
– Это еще в чем?
– Она никого тебе не напоминает? – спросил он – и, когда я не ответил, продолжил: – Мы с Дэвидом провели в Европе целое лето, и, когда Джен несколько недель назад написала мне весьма тревожное письмо, я подумал, что, пожалуй, стоит заглянуть – просто чтобы всех вас проведать.
– Тревожное? – переспросил я.
– Она пыталась перевести все в шутку – наверное, нервничала, и ей срочно нужно было, чтобы кто-то ее успокоил и сказал, что все нормально, – кто-то, кто в курсе всего. Но меня эта ситуация насторожила. Ты нашел в некотором роде двойника? Бр-р, – он передернул плечами. – Чем больше думаю об этом, тем больше прихожу к мысли, что, пожалуй, несправедливо, что тебе все сошло с рук. Ведь лишь немногие из нас знают, как все было на самом деле.
Я было запротестовал, но он оборвал меня на полуслове:
– Я знал, что, если намекну Дженни о своем намерении приехать, она все расскажет тебе. Кажется, у нее в голове крепко засела странная мысль, что все мы по-прежнему лучшие друзья, просто отдалились друг от друга… Свежо предание! Потом я вспомнил о нашем с Анной общем знакомом. Поначалу она была так предана тебе, игнорировала все мои сообщения – и тут я подумал: интересно, а много ли известно ей самой?
– Что ты показал моей жене?
– Должно быть, у нее ангельское терпение, – проговорил он. – Или же она просто двулична. Удивительно, как она до сих пор тебе не продемонстрировала… Любопытно было бы узнать, что она задумала.
Он встал, вздохнул и принялся мерить комнату шагами, насвистывая веселый мотивчик, беря в руки то одну из моих безделушек, то другую, вертя в руках и добродушно улыбаясь. Я смотрел на него, скованный ужасом. Этой минуты я ждал без малого пятьдесят лет – и вот он здесь, стоит передо мной: осязаемый, вне всякого сомнения, из плоти и крови, удручающе подвижный скелет. Руки берут старый диск Джони Митчелла Blue, губы, искривляясь, произносят:
– Боже, это прямо путешествие во времени! Помнишь Кэти?
Во всем этом невероятном и все же вполне реальном его появлении в моем доме было нечто даже гротескное; на мгновение я почувствовал укол самой настоящей паники.