Всего доброго,
Джулиан»
Под письмом была ссылка на архивную статью в The New York Times. Я открыла ее и прочла первые строки:
«АФИНЫ. 9 января. По многочисленным ныне обнародованным свидетельствам, военное правительство, более семи лет державшее в своих руках Грецию, регулярно подвергало политических заключенных физическим и психологическим пыткам…»
На следующий день в поезде, по дороге в Париж, попытавшись вновь проверить почту Майкла, я обнаружила, что он сменил пароль. Тогда я закрыла ноутбук и стала смотреть, как проплывает мир за окном. Поля, усыпанные семечками увядающих подсолнухов. Огромные холмы, поросшие кустарником и бутылочно-зеленой травой. Стога сена, шпили церквей, телеграфные столбы, оливковые рощи. Я вдруг поняла, что стало легче.
ЭпилогМайкл
– Вы осознаете, как воспримет вашу новую книгу большинство – в особенности молодое поколение?
Я с удовлетворением отметил про себя, что старость не очень-то шла Джоанне Притчард. Дряблая, обвисшая кожа, как у большинства женщин среднего возраста; красная помада как крик отчаяния. Но одевалась она дорого и карьеру сделала успешную. Правда, интервью проходило в кофейне (мебель в скандинавском стиле, бариста в кожаных фартуках, филодендроны с восковыми листьями), и оттого у меня возникло подозрение, что дела у ее газеты идут не так хорошо, как при нашей последней встрече.
– Кажется, они окрестили меня «белым стариком» – оригинальным подобный эпитет не назовешь.
Джоанна хмыкнула.
– Искренне надеюсь, что они устроят мне бойкот. Все эти встречи с читателями – такая скукота, – я сделал глоток эспрессо. – А что вы думаете о книге?
Она с преувеличенным вниманием принялась изучать собственные ногти.
– Что ж, она уже стала бестселлером, к тому же это очень свежо, сюжет захватывающий.
Ага, особенно для моего лицевого счета, учитывая, что Анна решила пустить меня по миру, связавшись с типом, которого моя дочь ласково именует «проходимцем от искусства».
– А еще? – настаивал я.
Снова ее фирменная улыбочка.
– Провокационно, – она пожала плечами. – Я бы даже сказала – слишком. Много интересного материала, но все теряется в политике; откровенно говоря, довольно странное сочетание. У меня возникло ощущение, что вы просто хотите позлить людей.
Подобные инсинуации мне порядком надоели.
– В наши дни от этого никуда не деться.
– Забавно: именно так вы сказали во время нашей прошлой беседы – хотя тогда у вас под прицелом была совсем другая аудитория.
Сучка. Я изобразил на лице непонимание.
– А разве мы встречались?
Лицо у Джоанны моментально сделалось такое, будто бы я с размаху залепил ей пощечину.
– Это было очень давно, – фыркнула она, возвращаясь к привычной маске высокомерия. Потом, видимо, не до конца справившись с обидой, спросила: – Каково это – невольно стать кумиром ультраправых?
Я подумал о своем разводе, о том, как легко получилось выкупить у Брайана и Дженни их долю дома в Сен-Люке, и о том, сколько коктейлей закажу хорошенькой 23-летней помощнице редактора на вечеринке, которую в мою честь устраивало сегодня вечером издательство.
– Переживу.
Благодарности
Шарлотте, моему замечательному агенту, которая поверила в эту книгу и в меня как писателя задолго до того, как это сделал кто-либо другой. Комитету «Отчаянной литературы» в Мадриде и особенно Терри, Шарлотте, Робу и Эмили: без этой премии книга, вероятно, так и осталась бы рукописью, собирающей пыль в нижнем ящике стола.
Моему замечательному и никогда не унывающему редактору Эми, работать с которой было одно удовольствие, и всем в издательстве Tinder Press, кто помог сделать книгу такой, какая она есть. Антонии, которая была для меня не только лучшим пиарщиком, но и огромной поддержкой на протяжении долгого и полного чудес пути к публикации. Йети – за крутую яркую обложку и, конечно, Джейн и Вики. В голове до сих пор не укладывается, что все это – наяву. Спасибо за ваш титанический труд и за веру в «Наблюдателя» и в меня.
Всем сотрудникам агентства Andrew Nurnberg Associates, столько сделавшему для этой книги, и Анне, любезно согласившейся просмотреть ее перед передачей агентству.
Моим первым читателям: Фионе, моей матери, которая прочла книгу, когда еще никто не знал, что она написана, и которая вместе с моим отцом Ричардом с детства прививала мне веру в убеждающую силу книг и головокружительную любовь к ним. Джесс – моей родственной душе, – без которой эта книга никогда бы не родилась. Спасибо за весь великолепный хаос. Джейми, чьи убийственные комментарии в начале сыграли ключевую роль. Кейт, вдохновившей меня и поделившейся своей (безграничной) мудростью и дружбой. Как жаль, что бара Valtaro больше нет – мы бы там отметили. Джесс А., чьи идеи и содействие помогли проекту осуществиться. Крису, который не только стал первым читателем, но и регулярно вытаскивал меня из всех мелодраматических передряг последних десяти лет.
Адаму, который просто сел, выпил со мной, дал надежду и поделился советом, когда десятитысячный по счету литературный агент отказался брать рукопись. Мадлен, любезно согласившейся прочесть первый черновик и дать ценные комментарии.
Димитрису, одному из постоянных посетителей кафе, где я работала, когда писала эту книгу. Димитрис спас концовку «Наблюдателя» – мы разговорились о хунте, пока он ждал за стойкой свой двойной эспрессо. Спасибо и его отцу, и соседу отца в Афинах за то, что рассказали о том, какой была тамошняя жизнь в шестидесятых. С меня – кофе на всю оставшуюся жизнь.
Огромное спасибо Кивели и Фебусу за перевод на греческий и за то, что проследили, чтобы я не наделала ляпов, когда писала об их родине. Отдельное спасибо Фиву за музыку и за нашу первую поездку в Афины. Тысяча благодарностей Антуану – за терпеливое исправление всех моих ошибок на французском. Прости, что после стольких лет вместе грамматика твоего славного языка у меня по-прежнему хромает на обе ноги.
Всем, кто оставил свой след в этой книге: Сандре, Шивон, Эль, Стеф, Камерону (тому, кто на самом деле создавал коллажи)… всем тем, с кем я работала в кафе во время написания этой книги, и особенно Мустафе – шлю вам свою любовь. Завсегдатаям ресторана Bastringue, на великолепной террасе которого была задумана большая часть романа (после того как мы перебрали «Негрони»). Преподавателям английского языка в Ysgol Brynhyfryd, а также Эйлин и Бетан – первым, кто сказал, что из меня могла бы получиться писательница. Моей бабушке, которая, я надеюсь, увидит это и поймет, что именно она научила меня тому, что искусство – это прежде всего возможность. Всем моим друзьям и родным, которые терпят меня и которых я безгранично люблю.
Но прежде всего – спасибо тебе, Ян. Любовь моя, я так счастлива, что вот-вот хлопнусь в обморок.
Читайте дополнительную главу о том, как в 1974 году Майкл понял, что его секрет вот-вот раскроют…
1974
Вечеринка была бесконечно скучной, но я не собирался уходить, учитывая обилие выпивки и сам факт, что весь этот фарс устроен в мою честь. Действо разворачивалось в роскошной квартире Сапфо, с которой я время от времени встречался вот уже почти год, на углу Чейни-уок – эта улочка, сказать по правде, не входила в число моих любимых мест в городе. С Саф было удобно: для нее, желавшей причислять себя к богеме, не существовало табу в определенных сферах, как у других девушек. И еще она пугала количеством связей, но самое главное – была богата, и эта ее черта особенно меня привлекала, поскольку при нашей первой встрече мое собственное финансовое положение было весьма нестабильным. Умом Саф не блистала, но благодаря состоянию, вложенному родителями в ее образование, отлично могла произвести впечатление по крайней мере неглупой девушки. Она знала названия всех нужных книг – хотя и не читала их – и с раздражающей легкостью переходила с одного европейского языка на другой. Больше всего меня выводило из себя ее упорное желание называть меня Микеле, как будто я был каким-нибудь скрывающим свое происхождение итальянцем, и выводило неслабо, тем более что других вредных привычек у нее был вагон и маленькая тележка.
Вечеринка была посвящена своего рода годовщине: ровно год назад в небольшом, но весьма уважаемом и влиятельном литературном журнале я опубликовал рецензию, которая определила всю мою карьеру. Рецензию на дебютный роман, написанный – по чистому совпадению – одним из самых популярных газетных обозревателей в стране, автором неизменно пустопорожних текстов. Мои недоброжелатели тут же назвали очерк «беспричинно жестоким». Так, моя набожная сестра, работавшая в школе, прислала мне письмо из тоскливой чеширской деревушки, где в то время жила; она писала, что, если не можешь сказать чего-нибудь приятного, лучше вообще ничего не говорить. Даже почерк у нее был какой-то фригидный. Впрочем, оказалось, что нормальным чувством юмора на этом острове ханжей обладает гораздо меньше людей, чем я надеялся. Одним махом я обеспечил себе репутацию: теперь меня зазывали на вечеринки, всем вдруг стало интересно мое мнение, а жеманные редакторы разделов об искусстве из центральных газет вдруг принялись наперебой приглашать меня пообедать. Один из них, ковыряясь в своей порции цыпленка под грибным соусом, заявил, что мое лицо можно «хоть сейчас лепить на плакат для студенческого бунта». Именно благодаря ему я получил первый серьезный заказ и впервые в жизни начал зарабатывать не только деньги, но и статус. А ту графоманку-обозревательницу, благодаря которой моя карьера пошла в гору, звали Сибил Лонгфорд. Созывая всех на вечеринку, Сапфо объявила, что она посвящена успеху Сибил. Саф была так бессовестно богата, что даже съездила в Hatchards, купила несколько экземпляров злополучного романа и разложила их по квартире, чтобы гости могли в открытую над ними зубоскалить. В какой-то момент я перестал обращать внимание на бесконечные просьбы ее друзей дать автограф. Как и большинство представителей литературного мира, они подпитывались от чужих неудач.