– По большей части да. Я приехал сюда как раз из-за его теории.
Каро вдруг решилась:
– Я понимаю, что это меня не касается, но все же спрошу. Что конкретно привело вас сюда? С таким послужным списком вам были бы рады где угодно. И все же вы прилетели на край света, чтобы заниматься… неоднозначной хирургией, которая определенно не даст вам продвижения в карьере?..
Абруццо вроде бы не озадачил ни сам вопрос, ни некоторая агрессивность тона, которую не смогла скрыть Каро. Но ответил он не сразу. Отхлебнул кошмарного кофе и лишь потом сказал:
– Вопрос вполне логичный, и я даже рад, что вы его задали. А вот ответить на него не так уж просто, но я попытаюсь. – Его взгляд вновь переменился, сделался пристальным, но эта пристальность была обращена не на Каро, а на нечто, остающееся невидимым для нее. – Вы читали Кьеркегора?
– Давно, и не сказать, чтобы внимательно. – А точно ли она его читала? Каро не была в этом уверена, но не хотела сознаваться.
Он улыбнулся.
– Могу вас понять. Я и сам последнее время читаю только детективные романы. Но одна фраза Кьеркегора глубоко запала мне в душу. Он сказал: «Существуют два способа быть одураченным. Один – верить в то, что не является правдой. Второй – отказываться верить правде». Теория Джорджа Вейгерта может изменить наше истолкование мира. Его научные положения убедительны, но наука – не единственное орудие понимания мира. Существует еще и прямое восприятие – пусть даже оно не соответствует научным критериям доступности для количественного измерения и воспроизводимости.
Глаза Каро широко раскрылись:
– Вы хотите поставить себе имплант?
– Да.
– А что Джулиан? Он согласился на это?
– Я согласился приехать сюда только с этим условием. А операцию, естественно, сделаете вы.
– Наверно, сделаю, если Джулиан даст такое указание.
Что-то в ее словах или выражении лица привлекло его интерес. Его взгляд опять изменился (впрочем, может быть, ей показалось). Он не стал спрашивать, что привело ее сюда. Неужели он уже знает? Насчет Пола Беккера и Мемориальной больницы Фэрли – вполне возможно. А вот об Эллен, Анжелике и Кайле – наверняка нет. О том, как живет Эллен, Каро не рассказывала даже Барбаре и Молли. И уж конечно, она не станет откровенничать с практически незнакомым человеком с проницательным взглядом и обманчиво легкой манерой поведения.
– Ваше желание установить имплант как-нибудь связано с записью в блоге о том, почему вы больше не являетесь христианином?
На сей раз ей удалось его удивить.
– Вы читали?
– Да. Хотелось узнать что-нибудь о новом коллеге. Эта запись… поразила меня.
– Чем же?
– Сама не знаю.
Он отодвинул чашку с остатками кофе.
– Знаете, я ведь привез с собой френч-пресс и кофе в зернах хорошего сорта. Завтра, после операции, я угощу вас хорошим кофе.
– Заметано.
Он не ответил на ее вопрос, и теперь Каро чувствовала себя неловко из-за того, что задала его. Ведь, действительно это не ее дело.
Но он все же заговорил, выдержав небольшую паузу:
– Я стал христианином, потому что христианство является выражением веры моей культуры в нечто большее, чем земная жизнь, и имеет готовые ритуалы для воплощения этой веры. Если бы я родился в Индии, то стал бы индусом, в Конго – вероятно, выбрал бы кимбангизм[15]. Мне нужна была система взглядов как точка опоры. А оставил я христианство, потому что обнаружил, что, как и у большинства других религий, со временем основная вера в нечто большее обросла корой произвольных правил и ограничений, отсекающей всех, кто им не следует. Если после установки импланта я выясню, что идеи Джорджа Вейгерта о Вселенной верны, то они станут более прочной и истинной основой для понимания мною невидимого нечто, чем та, которую может предложить традиционная наука.
– Но как же вы поймете, что наблюдаемое вами после установки импланта – истина, а не всего лишь сложная, детализированная, очень правдоподобная иллюзия?
– Не возьмусь даже предполагать до тех пор, пока не испытаю на практике. Но знаете, Каро, я сознаюсь вам кое в чем. Я рассказал Уоткинсу и Джулиану о том, что мне случалось баловаться марихуаной, а вот о том, что я пробовал почти все остальное, что только есть на свете – грибы, кокаин, ЛСД, экзотические африканские вещества, – умолчал. Люди, с которыми я сталкивался, были убеждены, что видели реальное, но я всегда мог сказать, что это не так, даже о том, что испытывал сам. Если бы Джулиан и Уоткинс знали об этом, то, возможно, не рискнули бы нанять меня – вдруг у меня во время операции возникнут видения, основанные на том опыте.
– А такое может быть?
– Нет.
– Вы всегда так уверены в себе?
– Не всегда. Но насчет этого, да.
Она кивнула, не зная, что сказать. Тревор не походил ни на кого из людей, с которыми ей случалось иметь дело прежде; определенно, ни на кого из знакомых хирургов. Если кому-нибудь из них случалось попробовать «препараты», утратить уверенность в себе или, скажем, испытать религиозные колебания, это тщательно скрывалось от коллег. Цель нейрохирурга состояла в том, чтобы всегда держать все под контролем. Я ведь тоже стремлюсь к этому, молча призналась себе Каро.
Прежде чем она нашлась с ответом на последнее замечание Тревора, на стул напротив нее изящно опустился Джулиан. У него был усталый вид.
– Доброе утро, хирурги. Мне только что позвонил Эйден. Он чувствует себя значительно лучше, чем накануне. Уже через несколько дней он сможет вернуться на Кайман-Брак. Но результатов окончательных анализов пока нет. Судя по всему, они проверяют его на какие-то экзотические инфекции. Каро, у вас все готово для того, чтобы завтра прооперировать Айвэна? А вы, Тревор, уже можете отправиться на экскурсию по нашей базе?
– Да, – ответила Каро, а Тревор поднялся, улыбнулся ей и одними губами, беззвучно, проговорил:
– Кофе.
Каро еще несколько минут сидела за столом, анализируя свою реакцию на то, что сказал ей Тревор. Точка опоры для понимания чего-то более крупного, чем земная жизнь… Означало ли это, что ему предстоит повторить мистический опыт Лоррейн, каким бы он ни был, или он повторит прозаическую проверку Джулианом теории Джорджа шаг за шагом, с «созданием» фонтана Треви в саду Третьего крыла? Ей казалось, что поиск «опоры для чего-то большего, чем эта земная жизнь», – занятие в какой-то степени инфантильное; такими вещами человек занимается лет в двадцать с чем-то, до того как погрузится в проблемы карьерного роста, оплаты счетов, воспитания детей или – в случае Тревора – выживания в районах боевых действий. Однако, с другой стороны, это стремление к «чему-то большему» на самом деле у многих людей никогда не пропадает, даже если они не признают этого открыто.
…Смотрит на проплывающие в небе облака. А потом, в один миг, нет ни облаков, ни самой Каро. Она находится нигде и везде, вплетенная в то, что позднее стала называть тканью мироздания. Она – это облака, трава, ветерок и муравей, перебирающийся через ее руку. Она является всем, и всё является ею.
Когда Каро встала, чтобы отнести одноразовую чашку в ведро, она почувствовала себя совсем растерянной. К тому же она поймала себя на том, что, пока Тревор говорил, в ней зародилось влечение к нему. Именно тогда, а не раньше, когда они только сели за стол. Он оказался таким необыкновенным, открытым, живым… И это усугубляло ее растерянность.
Ладно, влечение – ну и что из того? На первом этапе знакомства ее влекло к Джулиану – пока она не узнала его немного лучше. Ей даже Пол Беккер когда-то казался привлекательным. Да, она плохо разбирается в мужчинах, но ведь она не одна такая. (Взять хотя бы Молли!) Каро приехала сюда, чтобы заниматься работой, от которой зависело не только ее будущее, но и судьбы Эллен, Кайлы и Анжелики. Именно на этом она и должна сосредоточиться.
Она отыскала Барбару, и они вернулись к анализу данных картирования мозга. Работа шла отлично.
На следующий день все полетело кувырком.
21
Вейгерт, потрясенный тем, что ноги, похоже, вознамерились изменить ему, заложил руки за спину и прислонился к стене. Уоткинс, сидевший в кресле и державший на коленях доску с расставленной на ней шахматной задачей, так побледнел, что Джулиан потянулся к кнопке вызова Камиллы.
– Нет, нет… я… все нормально, – остановил его Уоткинс.
Определенно, это было не так. Вейгерт посмотрел на Джулиана, тот мотнул головой и сказал:
– И это еще не всё.
– Помилуй бог… Не все? Джулиан, вы уверены?..
– Конечно, уверен! – рявкнул Джулиан и тут же взял себя в руки. – Простите, Джордж. Это… я во всем виноват.
– Расскажите еще раз, – хрипло проговорил Уоткинс. – По порядку. Во всех деталях.
Джулиан открывал рот совсем по-лягушачьи. Как ни странно, это несколько успокоило Вейгерта. Он никогда еще не видел Джулиана в отчаянии. Рассерженным, нетерпеливым, ехидным, озабоченным – но не отчаявшимся. Это выбивало из колеи, но ведь кто-то должен быть хладнокровным и рассудительным! Значит, это будет он, Вейгерт. И он внимательно слушал подробности, которые упустил, когда Джулиан ворвался в комнату и сообщил о несчастье.
– Эйден лежал в больнице, Бен восстанавливался после операции, и поэтому ежедневную вечернюю проверку кибербезопасности провел я сам сразу же по возвращении с Большого Каймана. Все было в порядке. Потом, в три сорок ночи, Розита, дежурившая в ночь, разбудила меня и сказала, что Бена Кларби нет в больничном крыле. Она не видела, как он выходил, и сначала подумала, что он в уборной. Я сразу же проверил записи системы безопасности, и оказалось, что ее отключили в три ноль шесть. Отключили полностью: и камеры наружного наблюдения, и сигнал тревоги сбоя системы. А через двадцать минут, как и запрограммировано, система включилась снова, а…
– Но ведь нужен пароль… – проскрипел Уоткинс.
– …чтобы все это проделать, – продолжал Джулиан, не обратив внимания на реплику, – нужны особые коды, которые знают только три человека: я, Эйден и Бен. Не просто пароль, Сэм, а детальное знание кодов технического доступа и порядок их ввода. Но что самое главное, в три ноль семь из системы хлынул…