– Ты послала ему наши файлы?
– Да. Наверное, он просмотрел их и у него возникли вопросы. Хотя кто знает? Может быть, он скажет, что мы опровергли теорию доктора Вейгерта.
– А мы ее опровергли?
Барбара улыбнулась:
– Нет. Мы подвели под нее дополнительные подпорки. Но я жду тебя не только из-за вызова к Уоткинсу. Утром на остров прилетела Лоррейн для второго сеанса работы с множественной вселенной, и Джулиан велел мне срочно привести вас обоих в Третье крыло.
– Мне казалось, что процедура должна состояться завтра, – сказал Тревор.
– Так и предполагалось, но она прибыла сегодня.
– По крайней мере, могу я налить себе чашку кофе? – сказала Каро.
– Ты пьешь слишком много этой пакости, – заметила Барбара.
– Я же хирург! Конечно, я пью очень много кофе. Без кофеина никто бы вообще не смог бы сделать ни одной операции. Ты что, в медицинскую школу не ходила?
– Миллион лет назад, – ответила Барбара. – Тогда я была совсем другим человеком. Кстати, ты сейчас увидишь Лоррейн… Тревор, вы с нею не встречались, так что сравнивать вам не с чем, а вот Каро кое-что заметит.
Когда они вошли в конференц-зал, Каро, сжимавшая в руке стаканчик с двойным эспрессо, взглянула на Лоррейн и заморгала от изумления.
Она с трудом узнала сестру Джулиана. Куда делись громадные серьги, густые тени на пол-лица, топик, едва прикрывающий грудь? Лоррейн была одета в джинсы и свободный пуловер под горло. Каро вдруг сообразила, что однажды видела его на Джулиане. И походка утратила подчеркнутую сексуальную зазывность. Лоррейн с безмятежным выражением лица скользила вперед.
– Привет, Каро, – поприветствовала она ее. – Рада тебя видеть. – Если я вижу действительно тебя.
Вейгерт кивнул Каро и Барбаре.
– Можно начинать, – сказал Джулиан.
В отличие от своей сестры, он выглядел ужасно. За короткое время, прошедшее с устроенной Беном диверсии и его исчезновения, он, казалось, состарился лет на десять. Побледнел, под глазами набрякли мешки, щеки ввалились, как будто он не спал несколько суток. Тщательная проверка показала, что Бен Кларби, похитив материалы, не внес в исходные данные каких-либо изменений, но его поиск, в том числе и электронными средствами, не дал никаких результатов. Скорее всего, на одном из рифовых пляжей Бена ждала лодка. В случившемся несчастье Джулиан винил только себя.
– Прилягте на кровать, мисс Дей. Ваш брат присоединит все нужные контакты.
– Хорошо. – Лоррейн улыбнулась без малейшего вызова, мягко и добродушно – совсем не в своем стиле, – и на Каро нахлынула внезапная тревога.
Когда Лоррейн двинулась к кровати, рядом с которой возвышалась компьютерная стойка, Каро взяла Джулиана за предплечье и чуть слышно прошептала:
– Лоррейн не… Вы видите, как она изменилась?
– Да, но ваша операция здесь ни при чем. Это следствие ее знакомства с множественной вселенной.
– Как же?..
– Я знаю только то, что она мне сказала.
Барбара и Джулиан заняли свои места у компьютеров. Каро ничего не оставалось, как ждать вместе с Тревором и Вейгертом. Она заметила, как колотилось ее сердце – с чего бы это? – и раздосадованно отхлебнула кофе, но это не помогло.
Программа включилась, а Лоррейн, напротив, отключилась. Ее лицо лишилась выражения, как это бывает у пациентов в вегетативном состоянии, но не совсем так. Она была не здесь. Где-то. И ее состояние отличалось от случаев комы или вегетативности, которые доводилось видеть Каро, но она не могла бы сказать, чем именно.
Экран просветлел и показал Лоррейн. Кроме нее, в комнате никого не было. Она поднялась с кровати и вышла за дверь, но не во двор, запрограммированный в чипе. За дверью раскинулась тьма, в которой кое-где светились золотые огоньки. Лоррейн вошла в эту тьму и исчезла.
– Программа… – выдохнул Вейгерт.
– Дело не в программе! – отозвался Джулиан и добавил чуть погодя: – Я думаю, она сама это создала!
Ничто? Лоррейн творит ничто? Руки Каро вдруг задрожали, кофе выплеснулся на пол. Что, если она своей операцией внесла в мозг Лоррейн изменение, которое проявилось лишь после того, как электроды подключили к компьютерному источнику электропитания? Что, если она невольно разрушила какие-то важнейшие нервные связи и…
– Джулиан, остановите программу! – потребовал Вейгерт. – Немедленно.
Тот повиновался. Экран помертвел. Лоррейн пошевелилась, села на кровати и моргнула.
Джулиан наклонился к сестре и ласково заговорил с нею. Каро видела, что этот тон дается ему лишь напряжением всех душевных сил.
– Лоррейн, где ты была?
– Везде, – ответила она. – И всегда.
Речь совершенно нормальная. Каро испытала такое облегчение, что вся обмякла и привалилась к стене.
– Везде? – повторила Барбара. – Да ты уходила не более чем на минуту.
– Нет, – возразила Лоррейн. – Я уходила навсегда. И на никогда. А теперь мне это и вовсе не нужно. Оно со мною навсегда. Каро, если хочешь, можешь удалить мой чип. Он пригодится кому-нибудь другому.
– Что с тобою навсегда? – спросил Джулиан.
– Единство, – ответила Лоррейн. – Все и вся это Одно. Я это ты, и ты это я, и мы – всё на свете, и как только сам это узнаешь, уже нельзя больше этого не знать. К великому сожалению, я не могу объяснить лучше. Для этого нет слов. – Она опустила свои длинные ноги с кровати и встала. – Это надо испытать. Обязательно, каждому. Тогда вы узнаете.
– Мисс Дей, вы согласитесь провести еще несколько сеансов? После того как мы перепрограммируем входной сигнал.
– Ладно, если вам так уж надо. Я лишь хотела сказать, что лично мне это больше не нужно. Черт, вот бы передать вам всем то, чем я теперь обладаю!
Последняя фраза напомнила о прежней Лоррейн. Однако слезы, стоявшие в ее глазах, никак ей не соответствовали. Равно как и неподдельная жалость ко всем, находившимся в комнате, которую Каро отвергала. Она не нуждалась в жалости.
– А сейчас мне надо уехать, – сказала Лоррейн. – Дома остались люди, у которых я должна попросить прощения. Я не всегда была доброй.
– А сейчас ты добрая? – пробормотала Барбара.
– Вероятно, нет, – ответила Лоррейн. – Но, видишь ли, они это я, а я – они. Прежде я этого не знала. Я не знала, сколько боли я им причинила. Мне необходимо сделать несколько телефонных звонков.
Она вышла – нет, выплыла из комнаты, а все остальные застыли на месте.
– Джулиан, – прервала затянувшуюся паузу Барбара, – похоже, мне срочно нужно немного виски из той фляжки, из которой вы все время кому-нибудь предлагаете отхлебнуть.
23
Каро так и не узнала, стали они пить виски или нет, потому что сразу ушла. Ей срочно потребовалось побыть одной. У себя в комнате она заперла дверь на замок, опустила шторы и попыталась собраться с мыслями.
Очень уж много навалилось на нее сразу: предательство Бена Кларби, непредвиденный разговор с Тревором, их с Барбарой испуг за участь вожделенной статьи, а теперь еще и Лоррейн… Почему она так волнуется из-за Лоррейн? Ведь ничего не случилось, если не считать того, что чрезмерно экспансивная женщина вдруг обрела уравновешенность – такое случается сплошь и рядом – и испытала момент духовного просветления. И что из того?
Она обманывала себя и отлично знала это. Зато она не знала и не понимала того, что случилось с Лоррейн, и это незнание ей не нравилось. Что именно с нею произошло? Почему? Каким образом?
Медицинское образование и имеющийся опыт приучили Каро задавать эти вопросы насчет того, что происходит с мозгом. И отсутствие ответов ей очень не нравилось. Особенно ей не нравилось, что ответы, которых у нее не было, казались каким-то образом связанными с вопросом, который Джулиан задал при их первой встрече: как вы относитесь к вечной жизни?
В каком качестве? В виде бесплотного духа, плавающего в том ничто, которое Лоррейн называла «всё»? Нет уж, спасибо.
Но Лоррейн, как и Каро, была ученым – математиком. И, несмотря манеру одеваться так, чтобы чрезмерно подчеркнуть свою сексуальную привлекательность, и экстравагантное поведение, ее психологический профиль был стабильным, продуктивным и логичным. Но ведь известно, что женщины не так уж редко скрывают плохую коммуникабельность противоположностью этого свойства – неумеренной театральностью поведения. Особенно если она обладает столь же высоким либидо, как и ее брат.
Все это никак не вяжется с внезапным религиозным откровением. Если то, чему Каро только что стала свидетельницей, действительно являлось религиозным обращением. Каро и Барбаре предстояло тщательно изучить карту мозга, полученную в ходе минутной галлюцинации Лоррейн, но Каро заранее подозревала, что она будет точно такой же, что и на первом сеансе: не покажет выраженной активности в мозговых центрах, связанных с религиозными представлениями.
Похоже, Тревор был прав в ответе на вопрос о его записи в блоге о христианстве: религия отражает потребность человечества кодифицировать естественные импульсы любопытства к природе и стремления к порядку, ну и еще, возможно, благодарность за саму жизнь. Начинается с чувств, а затем вокруг них выстраиваются убеждения и ограничения, которые становятся все толще и толще, как слои перламутра вокруг песчинки. В итоге получаются жесткие законы – прикрывайте волосы, никакого мяса по пятницам, сидите во время медитации в строго определенной позе, даже если болит позвоночник, устанавливайте на крышах острые шпили, чтобы туда не могли сесть злые духе. А не то!.. Первоначальный порыв поклоняться жизни подавляется правилами и страхом.
Неужели мифическое, необъяснимое «единство» избавило Лоррейн от всех этих ограничений?
А может быть, ее галлюцинация была продиктована знакомством с физической теорией Вейгерта, утверждающей, что время и пространство – это инструменты разума, а не жесткие физические реальности? Блеск и убедительность изложения Вейгерта могли сильно повлиять на внушаемый ум.
Хотя существовал и третий вариант: Лоррейн создала уникальную благоприятную для нее вселенную на основе каких-то собственных запросов, не получивших почему-то отражения в психологическом профиле… Не была ли иллюзия осознанного сновидения Лоррейн вызвана какой-нибудь из фрейдистских потребностей?