– Вы, дорогуша, главное, позаботьтесь о себе и этой малышке.
– Непременно. Спасибо вам за все. Я не смогла бы организовать… Спасибо.
Оставшись в одиночестве, Каро села к шаткому столику и допила оставшееся вино. Может быть, оно поможет уснуть. Может быть, оно преградит путь воспоминанию о похоронах, которое вновь и вновь всплывает в ее памяти. Не о сегодняшнем прощании с Анжеликой, а о похоронах брата Каро.
Шесть лет назад на похоронах Итана не было доброй миссис Фостер. Там не было вообще никого из добросердечных, сострадательных, понимающих взрослых, на которых можно было бы опереться. Только ее родители, и мать кричала на Каро и Эллен после того, как они с отцом остались наедине с показушно роскошным гробом, девятнадцатью огромными цветочными композициями, наполняющими воздух приторно-сладким ароматом, отпечатанными программками, оставленными на сиденьях позолоченных стульев, и музыкантами, которые упаковывали свои скрипки и флейты и делали вид, будто не замечают, как потерпевшая утрату семья окончательно рушится в бездну жестокости и ненависти.
Каро не желала вспоминать похороны Итана.
Она не могла их не вспоминать.
Мать обожала Итана. Все, что он делал, было замечательно, а все, что делали Эллен и Кэрол, не только не стоило внимания, но и заранее считалось ошибочным. Словно у Лорен Сомс-Уоткинс имелся крайне ограниченный запас душевной привязанности и она была уверена, что, уделив сколько-нибудь расположения дочерям, она каким-то образом обделит сына. Когда Каро училась на последнем курсе колледжа, Итан погиб в автокатастрофе на обледенелой дороге в Новой Англии. После прощания Каро склонилась над гробом, чтобы в последний раз поцеловать Итана, и тут-то хрупкий самоконтроль матери окончательно отказал. Она закричала: «Не прикасайся к нему! Умереть должна была ты или Эллен, а не он! Почему, почему умер он, а не ты или Эллен?!»
Эллен споткнулась и осела на полу, и именно это, а не слова матери, выпустило на волю гнев и боль, которые Каро привычно сдерживала годами. Она терпеть не могла вспоминать об этом – и не могла не вспоминать.
– Ах ты сука! Если кому и следовало умереть, так это тебе! Ненавижу тебя!
И еще:
– Ты, который вроде бы считается нашим отцом, это ты позволял ей третировать, унижать и оскорблять нас с Эллен все время, сколько мы живем, и слова ей не сказал, потому что у тебя духу не хватает хоть в чем-то ей возразить!
И еще:
– Эллен, все будет хорошо. Ты только не слушай эту суку!
И еще, и еще…
И еще…
На следующий день после похорон Итана Каро навсегда покинула дом. Мать изменила завещание – все деньги принадлежали ей, – исключив из него обеих дочерей. Еще через две недели их отец впал в тяжкую депрессию и практически полностью перестал разговаривать.
Как и Эллен, думала сейчас Каро, допивая остатки ужасного на вкус вина. Эллен, которая всегда была такой жизнерадостной, такой находчивой, такой храброй. И все же у Эллен тоже имелся предел прочности, и сейчас она достигла его.
Но Эллен не была суждена участь их отца. Через три месяца после смерти Итана тот застрелился из девятимиллиметрового пистолета «беретта», о существовании которого никто не знал. Эллен сильнее отца, к тому же у Эллен есть Каро, которая поможет ей. Чего бы это ни стоило.
Даже поставит имплант в мозг умирающего нобелевского лауреата, который, возможно, не переживет операции. Ее ноутбук почти непрерывно пищал, информируя о поступающих сообщениях. Каро не стала читать их и принялась собирать вещи Кайлы для путешествия на Кайман-Брак.
27
Атмосфера на базе изменилась. Каро почувствовала нервозность с первых же слов встречавшего их Джеймса:
– Добро пожаловать, доктор. А это Кайла?
Кайла ничего не сказала. Она демонстративно не заметила протянутой руки Джеймса, как не замечала вообще ничего на всем протяжении пути до Кайман-Брака. Каро не узнавала в этом молчаливом угрюмом ребенке свою милую, приветливую племянницу. Кайла не задавала никаких вопросов: ни о том, почему ее мать осталась в больнице, ни по поводу заверений Каро, что мать скоро присоединится к ним. Каро ощущала себя беспомощной. Ступор, овладевший Кайлой, был не таким, как у Эллен, у которой он вылился в полное отключение воли к какой-либо деятельности. Казалось, Кайла в чем-то винила Каро и считала, что Каро должна сама знать, в чем именно. Но Каро этого не знала, Кайла не желала сказать, в чем ее вина, и страдания девочки разрывали сердце Каро.
Может быть, до Кайлы сумеют достучаться няня или психотерапевт, которых удаленно нанял Джулиан, воспользовавшийся своим неисчерпаемым запасом связей на островах.
Няня, по-матерински располагающая к себе островитянка средних лет, похоже, знала, как обращаться с детьми.
– Меня зовут Жасмин, – сказала она. – Я буду водить тебя в школу и помогать тебе во всем, что понадобится. Когда у тебя появится настроение, ты найдешь на острове много хорошего и интересного. Ты умеешь плавать?
– Нет.
– Хочешь научиться?
– Нет.
– Кайла, надо говорить: спасибо, нет, – поправила ее Каро и тут же задумалась, стоило ли ей вмешиваться.
– Спасибо, нет, – повторила Кайла все тем же безжизненным тоном, и Каро беспомощно взглянула на Жасмин.
– Мы договоримся, – сказала ей Жасмин, и Каро кивнула, очень надеясь, что так и получится.
Каро отвели новую комнату, точь-в-точь такую же, как и прежняя, за исключением дополнительной двери – к ее спальне примыкали комнаты Кайлы и Жасмин. Работу только что закончили: в комнатах еще пахло опилками. В спальне Каро ждала Молли. Она обняла Каро, а потом отстранила на вытянутые руки и внимательно осмотрела.
– Ужасно выглядишь. Впрочем, имеешь на это полное право.
И тут-то, впервые за минувшие пять дней, Каро захотелось плакать. Но она сдержалась.
– Ты и сама выглядишь не лучшим образом.
– Все мы здесь такие. Держимся на последних нервах. Ну, может быть, пред- или пред-предпоследних. Но я очень рада, что ты вернулась. И не надо ничего объяснять о твоей сестре и племяннице. Здесь у нас все всё знают.
– Молли, я не хочу говорить об этом. По крайней мере пока.
– Я сообщу всем остальным. А ты заройся в свою норку и проводи время с Кайлой.
– Мне нужно в больницу, осмотреть Айвэна.
– О, Тревор уже выписал его. Никто не восстанавливается после операции быстрее двадцатидвухлетних парней, особенно если они уже считают себя бессмертными. Ты придешь сегодня на его выход в мультивселенную?
– Да. – Чем быстрее она вернется к местному образу жизни, тем лучше будет себя чувствовать и тем больше будет у нее шансов помочь Кайле. Никто ведь не ждет от нее постоянно времяпрепровождения с Джулианом или Уоткинсом.
– Отлично, – сказала Молли. – В четыре часа.
Айвэн Кайвен, наверное, единственный из всех обитателей базы излучал жизнерадостность. Операционная рана у него на голове зажила отлично, а маленькая титановая накладка с контактами, блестевшая на макушке, делала его похожим на инопланетного пришельца из какого-нибудь второразрядного фильма. Но, подумала Каро, Айвэн для нее и в самом деле инопланетянин. Он напоминал ей школьников, которые, сгорбившись над планшетами, играли в видеоигры везде, где только удавалось: за обедом, в школьном автобусе, на любом уроке невнимательного учителя. Этаких «ботаников». Каро тоже была «ботаником», но иного рода. У многих школьников, стремившихся к науке, находились точки пересечения с фанатиками цифровых технологий, но она оставалась в стороне. Она задерживалась после школы, чтобы еще немного повскрывать лягушек, а единомышленники Айвэна сидели на скамейках снаружи, споря о баттл-пассах и неподдерживаемых версиях.
– Айвэн, тебе удобно? – спросил Эйден, подключая провода компьютера к его голове. Каро и не обратила внимания, что Эйден вернулся с Большого Каймана. Он заметно похудел, но в целом, на вид, вполне оправился от отравления чёточником. Уоткинс сидел в кресле в стороне. Каро старалась не смотреть на него.
– Лучше всех! – ответил Айвэн. Он поерзал своим тощим телом на кровати в поисках удобного положения, а затем задал длинную череду вопросов, вероятно, связанных с программированием, из которых Каро не поняла ни одного. Эйден столь же непонятно ответил на каждый вопрос. В конце концов Айвэн сказал: «Клево!» – и через мгновение спустя его лицо обрело уже знакомое Каро по предыдущим сеансам с другими людьми жутковатое пустое выражение, а экраны компьютеров засветились.
Барбара, стоявшая перед одним из экранов, вдруг хмыкнула. Эйден мотнул головой. «Что за черт?» – подумала Каро.
Образ Айвэна встал с кровати, вышел за дверь и вошел в пейзаж, который… Что это было? Во внутреннем дворе Второго крыла громоздилось какое-то сооружение, ряд волнистых деревянных строительных лесов, опоясывающих стены комплекса и прямо на глазах у Каро растущих все выше и выше. На верхних ярусах внезапно выросли деревья в огромных горшках, а по ним с ветки на ветку перепрыгивали маленькие, ярко окрашенные шарики с тонкими ножками. Эти то ли шарики, то ли капли были чем-то вроде роботов. Изображение Айвэна проворно взобралось по лестнице на первый уровень лесов и нацелило какое-то устройство на розовую амебу. Устройство испустило вспышку света, и розовая капля стала зеленой. Айвэн еще с полминуты прыгал, стрелял и смеялся, а потом экран погас. Айвэн на койке моргнул, и Эйден взорвался:
– Что это была за чушь? Чем ты занимаешься, ушлепок?!
Айвэн снова моргнул.
– Это детская игра моего авторства. Зачем ты меня отключил? Каждые семь зеленушек дают бонус!
– Тебе дали возможность создать альтернативную вселенную, а ты устроил из нашей базы видеоигру!
– А почему бы и нет? Эта игра меня когда-нибудь озолотит. И вообще, моя реальность, что хочу, то и делаю!
– И теперь она будет существовать без тебя! Эти пузыри-роботы стали реальными! В реальной вселенной!