– В таком случае…
– У нас… трудно рассказать в двух словах… Частично дело в том, что он действительно очень помог мне с Эллен, а частично в том, что он манипулирует мною, опять же через Эллен, чтобы я оставалась здесь и делала именно то, чего хотят они с Уоткинсом. Но никаких романтических отношений у меня с ним не было. – Пусть это не чистая правда, но довольно близко к ней.
– Хорошо. А то я думал, как бы это выяснить?
Она решила рискнуть:
– Зачем?
– Потому что вы мне очень симпатичны. И вы, с вашей восприимчивостью, не можете этого не знать.
– Я не всегда настолько восприимчива… насчет мужских чувств, – сказала она после непродолжительного колебания.
Его взгляд сделался мягче.
– Знаете, это мне в вас и нравится. Среди прочего.
Каро растерялась:
– Что?
– Ваша прямота. Вы говорите правду, даже в ущерб себе. Взять хотя бы ваше отношение к теории Джорджа – я внимательно прислушался к тому, что вы говорили на ее счет. Вы отказываетесь говорить, что верите в нее, хотя, притворившись, облегчили бы себе жизнь.
– Я в нее верю, но лишь частично. За исключением галлюцинаторных иллюзий. – Это определение само собой сорвалось с ее языка.
Он улыбнулся.
– Интересный термин. И вы только что еще раз подтвердили мое мнение. Мне нравится ваша честность. Нравится ваш бескомпромиссный разум. Ваша самоотверженная верность Эллен. Да, я знаю всю ее историю. Неужели вы считаете, что в этом тесном кругу можно хоть что-нибудь сохранить в секрете? К тому же мне всегда нравились остроумные женщины.
– Разве я остроумная?
– Даже колкая. Как юкка. А знаете, Каро, чего мне хотелось бы? Нормально побеседовать с вами, чтобы мы смогли лучше понять друг друга.
– И что, по вашему представлению, должно пониматься как «нормально» в нынешнем положении?
Его карие глаза – какие же живые! – сверкнули.
– Ладно, не «нормально». Как насчет терминологии Джорджа: нам нужно сформировать вселенную, в которой мы могли бы беседовать таким образом, который другие обитатели этой вселенной сочли бы нормальным.
– Чудесно! – воскликнула она, подхватив игру. – Какой ваш любимый пирог?
– Мой любимый пирог?
– Да.
– Вишневый.
– А мой – лимонный.
– Можно не сомневаться. Кисло-сладкий.
– Какую музыку вы…
– Нет, – перебил он и, наклонившись через стол, коснулся ее руки. – Я хочу узнать о вас то, что действительно важно. Расскажите мне, где вы росли, каким было ваше детство. Почему вы стали врачом. Почему именно нейрохирургом. Расскажите мне все.
Она не собиралась делать этого; ее природная настороженность сразу же взбунтовалась. Но кое-что она могла рассказать: о сложившейся еще в детстве близости с Эллен, об играх, в которые они играли, о ее решении пойти в медицинскую школу, о том, какие предметы нравились ей, а какие – нет. Но не об Итане, не о самоубийстве отца, не о прежних легковесных отношениях с мужчинами, не о Поле Беккере. Пусть даже она не сомневалась в том, что очень многое об этом можно найти в интернете, если будет желание. Но ведь там одни факты, а не то, как эти факты сказывались на ней.
Тревор оказался более открытым. Он рассказал несколько забавных историй о том, как рос в рабочей среде в Бостоне, о студенческих годах, о сестре и брате, о женщине, с которой он был когда-то помолвлен, но она разорвала помолвку. Каро недоверчиво покачала головой: она не могла представить себе, чтобы женщина, состоявшая с Тревором в близких отношениях, отказалась бы от них.
Его влекло к ней. Как и все красивые женщины, Каро всегда знала, когда мужчина желал ее. Но ни разу за тот час, что продолжалась их беседа, Каро не почувствовала, что он пытается склонить ее к сексу или к чему-то еще. Так почему бы не выказать ему свое влечение? Почему бы не отправиться вместе в постель?
Неудобный вопрос, но Каро уже знала ответ на него. Ее случайные романы именно такими и были – случайными. Тревор Абруццо не был случайным человеком. Он, несомненно, хочет большего, он хочет, чтобы она впустила его в свою жизнь – может быть, не навсегда, но серьезно. Она не может пойти на такой риск. В ее жизни и так было слишком много событий, слишком много тяжелых ударов она уже получила. Если она из-за этого стала трусихой – что ж, ладно, она трусиха, руководствующаяся инстинктом самосохранения.
Телефон Каро зазвонил, когда они допивали по второму бокалу. Звук испугал попугая в клетке, а тот испугал Каро, внезапно заорав: «Во, кр-р-расота!»
– Все улажено, – сказал Джулиан. – Завтра я вылетаю на Большой Кайман и везу с собою Эллен и медсестру. Но сначала вы должны подписать, отсканировать и отправить мне обратно сопроводительные бумаги, которые я только что вам отправил. Обратитесь к кому-нибудь в службе безопасности или в хозяйстве Джеймса, чтобы вам распечатали и отсканировали документы. Вы сможете сделать это за полчаса?
– Я сейчас не на базе.
– А где же?
– В Спот-Бее.
– А что вы там… Ладно. Возвращайтесь и сделайте это как можно быстрее.
– Конечно. Но я хочу увидеть Эллен, как только она приедет. Завтра.
– Сомневаюсь, чтобы больница разрешила посещение в первый же день, но спрошу. Вы ведь завтра утром будете устанавливать имплант Джорджу, да?
– Да. Сообщите мне, когда я смогу увидеть Эллен. И… большое спасибо! – Завершающие слова прозвучали горячее, чем ей хотелось бы, но сейчас абсолютно все наполняло ее эмоциями.
– Нужно возвращаться, – сказала она Тревору. – Я должна оформить бумаги для Эллен.
– Нам все равно пора было уходить, – ответил Тревор и подал знак, чтобы им принесли счет. – Вы согласитесь пообедать со мною в субботу вечером, если, конечно, не случится какого-нибудь еще кризиса?
– Да. – Она не собиралась произносить это короткое слово, но оно вырвалось само.
Тревор расплатился по счету.
– Ладно, еще раз, исходя из вашей напряженности во время телефонного разговора и моих опасений: вы уверены насчет Джулиана? Он обаятелен, умен и раз этак в десять сексуальнее меня.
Каро потребовалось сделать усилие над собой, чтобы вспомнить, что когда-то она считала Джулиана обаятельным и сексуальным. Зато она впервые поняла, что Тревор, как и она сама, не уверен в себе. Но в отличие от нее, причиной неуверенности для него была собственная внешность. Она окинула его взглядом: коренастое тело, невыразительные черты лица, залысины. Теплые, умные, добрые карие глаза.
– Нет, это вовсе не так, – сказала она самым многозначительным тоном, на какой была способна.
К ее изумлению, Тревор даже покраснел.
Возвращаясь назад, она крутила руль одной рукой, а другую держал в ладони ее спутник. Но первоначальная магия этой поездки для Каро уже разрушилась, и с Тревором оставалась лишь половина ее сознания. Звонок Джулиана вернул ее к реальности – этой реальности. Эллен наконец-то переводят на Большой Кайман. Каро заранее разузнала о больнице едва ли не все, что возможно: она действительно была высококлассной, как и уверял Джулиан, и имела устойчивую хорошую репутацию. Там, несомненно, смогут помочь Эллен. А Каро будет навещать сестру и, когда Эллен станет получше, будет возить Кайлу повидаться с матерью. Все будет хорошо. Каро – с помощью Джорджа и Джулиана – позаботится об этом.
Эллен не грозит судьба отца.
Несмотря на возраст Вейгерта, операция прошла наилучшим образом. Каро подумала, что никогда не видела более счастливого человека с раскроенным черепом. Когда Молли, готовая ввести наркоз, велела ему считать в обратном порядке от ста, он улыбнулся и спросил:
– По единицам, простым числам, квадратам, последовательности Фибоначчи или… – Каро так и не узнала, что он выбрал: на этих словах он уснул.
В его мозгу не обнаружилось никаких невыявленных аномалий. Жизненные показатели на протяжении операции не отклонялись от предполагавшихся. Обрадованная Каро сама закрыла череп, хотя сначала предполагала оставить эту часть операции Тревору, а тот и не возражал.
Во время операции Тревор держался так, будто их не связывает ничего, кроме профессии, но, конечно, их вчерашняя прогулка не осталась незамеченной. Молли начала с выразительного «Ого!» и, невзирая на деликатные попытки Барбары остановить ее, сыпала вопросами, пока Барбара не утратила терпение.
– Молли, помилуй бог, неужели ты не видишь, что Каро не хочет обсуждать Тревора? Оставь ее в покое!
– Да просто нечего обсуждать, – сказала Каро. – Мы съездили полюбоваться скалами. – Она решительно не желала говорить что-либо еще. В конце концов, она ведь была так мало знакома с Тревором Абруццо.
Вот только… ей казалось, что это совсем не так.
28
Вейгерт восстанавливался быстрее, чем можно было ожидать от человека семидесяти шести лет. Каро считала, что причиной было не только его здоровье и крепкое сложение, но и страстное желание провести сеанс и создать собственную ветвь вселенной. Однако, несмотря на радость от хорошего состояния Джорджа, ее тяготило обещание прооперировать следующим Уоткинса. И очень тревожило поведение Кайлы.
У нее состоялась еще одна тайная от девочки беседа с Жасмин.
– Доктор, я должна вам рассказать. Сегодня утром Кайла уничтожила всю мою косметику. Вытряхнула губную помаду из футлярчиков и растоптала, выдавила кремы, выпустила аэрозольные лаки для волос в цветочную клумбу, пока баллончики не опустели.
– Простите, – сказала Каро. К ее горлу поступил горький комок. – Я все оплачу.
– Спасибо, но дело не в этом. Прежде у нее наблюдалось такое деструктивное поведение?
– Нет. Никогда. Это… невероятно…
– Психотерапевт приедет сегодня ближе к вечеру и начнет заниматься с нею. Но сейчас ей никак нельзя идти в школу.
– Вы правы. И пожалуйста, передайте психотерапевту, что я прошу ее не уезжать, не повидавшись со мною.
После встречи с психотерапевтом, которая не сообщила ничего полезного («Доктор, мы же только что познакомились. Дайте нам немного времени»), Каро взяла джип и повезла Кайлу полюбоваться океаном со знаменитых утесов. Простиравшаяся до самого горизонта, сиявшая хрустальным блеском под солнечными лучами, поразительно синяя вода была оторочена внизу ярко-белым кружевом прибоя, разбивавшегося о каменистый берег. Каро ждала, что ее сердце раскроется, как всегда при виде открытой воды, который говорил о безграничных возможностях. Этого не случилось.