На Кайлу вид не произвел впечатления.
– Красиво, – уныло сказала она и тут же спросила: – Когда мама приедет?
– Скоро, – пообещала Каро. – Действительно скоро.
Кайла скрестила руки на груди и молчала весь обратный путь.
Каро глубоко трогали старания, которые буквально все прилагали, пытаясь отвлечь Кайлу от ее угрюмого горя. Молли и Барбара предлагали сводить ее на пляж, или за покупками, или в курортный отель на обед. Тревор достал колоду карт и показал несколько простых фокусов – он сказал Каро, что таким образом развлекал и отвлекал своих маленьких пациентов в Африке, – и предложил Кайле научить ее делать их. Даже Джулиан, которому не удавалось полностью скрыть отсутствие интереса к детям, предложил Кайле новую видеоигру. Она не реагировала ни на что, даже на экстравагантный жест Джеймса.
Войдя в комнату Кайлы, Каро обнаружила там племянницу, которая, все еще в пижаме, сидела на кровати, растерянную Жасмин и расстроенного Джеймса. Все трое смотрели на пол, где в картонной коробке на сложенном полотенце сидел, мяукал и тянулся лапкой к краю коробки маленький котенок. Он был весь черный, лишь с белым кончиком хвоста, с огромными, как у всех котят, глазами.
Кайла подняла голову и заявила, оттопырив нижнюю губу:
– Я его не хочу. Я уже сказала им, что не хочу его. Пусть уберут.
– Ты же однажды сказала тете, что хочешь котенка. Она рассказала мне.
– Это было давно, – отрезала Кайла. – Уберите.
Джеймс повернулся к Каро:
– У меня есть друг в Спот-Бее; у него кошка окотилась. Он старается пристроить котят в хорошие руки. Нам, в общем-то, не рекомендуют заводить здесь домашних животных, но я подумал, что в этом случае…
– Вы ни в чем не виноваты, – ответила Жасмин. – Вы же просто хотели помочь.
Кайла протянула ногу, как будто собираясь пнуть коробку. Может быть, она лишь хотела ее отодвинуть, но Каро была уже на пределе. Глубоко расстроенная, близкая к отчаянию, она сказала тихо, но твердым, совершенно непререкаемым тоном, каким никогда в жизни не говорила с Кайлой:
– Не смей.
Кайла изумилась, но не испугалась и резко спросила:
– Когда моя мама вернется?
– Когда ей будет можно и я это разрешу.
Лицо Кайлы вдруг покраснело, отчего она стала неприятно похожа на Уоткинса, и она выкрикнула:
– Я тебя ненавижу!
– Мне очень горько слышать это, – ответила Каро тем же тоном, – потому что я тебя люблю. А сейчас оденься и садись за уроки. В час дня я приду и проверю, как твои дела. Джеймс, нельзя ли попросить вас вернуть котенка вашему другу?
– Конечно, – торопливо ответил Джеймс. – Конечно, отнесу.
– Спасибо. До свидания, Кайла.
Молчание. Но, выходя вслед за Джеймсом и продолжавшим мяукать котенком, Каро поймала одобрительный взгляд Жасмин. И Кайла послушалась и, подойдя к комоду, уже вынимала из него джинсы. Так почему же ей было еще хуже, чем прежде?
Для запланированного обеда Тревор выбрал маленький, больше подходивший для спокойной беседы уютный ресторанчик. На сей раз Каро попросила его рассказать об Африке.
– Вообще-то, эта тема не слишком подходит для непринужденного разговора на втором свидании, – сказал он.
– Но вы все же расскажете? – И Каро процитировала фразу, которую он сказал во время их поездки на скалы: «Я хочу узнать о вас то, что действительно важно».
Его карие глаза поймали ее взгляд.
– Ну, Африка – это действительно важно. Если вы на самом деле хотите услышать о ней.
Он рассказывал об ослепших от шистосомоза детях, которым он не мог вернуть зрение. Об изувеченных в ходе последней из непрекращающихся там войн солдатах из Конго, среди которых встречались десятилетние мальчишки с оторванными конечностями. О почечных недостаточностях, с которыми он ничего не мог сделать, потому что у него не было аппарата для проведения диализа. О ранах, для перевязки которых не было стерильных материалов, о лекарствах, которые он был вынужден давать выборочно, каждый раз решая, кому жить, а кому умереть. Каро как врач знала, что такие случаи бывают, и нередко. Она даже заранее не сомневалась в том, что такое должно было происходить с Тревором. Но его живой, очень образный, полный переживания рассказ вводил все эти события, и его собственную персону, в почти невыносимо четкий и яркий фокус.
Он доверчиво раскрывался перед нею… Как же у людей это получается?
– Тревор, вы всегда хотели быть врачом?
– Нет. Учась в колледже, я мечтал стать монахом.
– Монахом?
– Да. Я ведь говорил вам однажды, что ищу систему, которая помогла бы мне понять мир как в видимой, так и в незримой его частях. Мне казалось, что религия подойдет для этого, по крайней мере на первых порах.
– Разве не достаточно было для этого просто исповедовать католическую веру? Почему обязательно монашество?
– Увы, оказалось, что мне трудно делать что-то вполсилы.
Говоря эти слова, он так посмотрел на нее, что весь разговор сам собой свернул в сторону.
– Не могу… – медленно проговорила она, – очень трудно… Совсем отвыкла от свиданий. Несколько лет…
– Лет?! И вы, такая красивая, сидите с супом на подбородке…
– О боже, что ж вы раньше не сказали? – Она вытерла подбородок салфеткой.
Он улыбнулся.
– Не хотел говорить. И еще… Каро, я знаю, что сейчас вам приходится решать множество проблем. Я могу чем-нибудь вам помочь?
– Нет. Завтра я навещу Эллен и тогда буду что-то знать. У меня есть еще вопрос, из совсем другой области. Тревор, вам не кажется, что в этом проекте есть еще что-то такое, о чем нам не говорят? А что – сама не знаю.
– Я вас понимаю, – ответил Тревор. – Да, я замечал что-то такое – многозначительные взгляды, которыми обменивались Джулиан, Эйден и Уоткинс. Но не Джордж. А в чем тут дело, тоже не знаю.
– Вы мне скажете, если узнаете? Если они откроют вам то, что скрывают от меня?
– Да, скажу.
Они ушли из ресторана, лишь когда его стали закрывать. В джипе Тревор страстно поцеловал ее. А потом они, не сговариваясь, снова вышли из машины и пошли по пляжу. И на дюнах, и у края воды гуляло много народу, и Каро не могла понять, недовольна она или, напротив, рада, что они с Тревором здесь не одни. Она сняла сандалии, и ее пальцы погружались в мокрый песок, а теплая вода бурлила вокруг щиколоток. Они не разговаривали, а молча брели, держась за руки, и Каро чувствовала, как его длинные теплые сильные пальцы бережно обнимают кисть ее руки, ощущала лицом соленый ветерок и чувствовала возвращение чего-то, так давно ушедшего из ее жизни, что она не сразу смогла вспомнить, как оно называется.
Счастье. Возможно, временное, но все же настоящее.
Сеанс выхода в множественную вселенную Вейгерта изумил ее.
Он лежал на кровати в Третьем крыле, от титановой накладки на макушке тянулись провода к компьютерам. Джулиан и Барбара стояли у своих экранов. Уоткинс сидел в кресле, а рядом стояла Камилла.
– Кэролайн, я рад, что вы здесь, – сказал Вейгерт. – Джулиан, я готов.
Старик сложил руки на груди, и Каро вдруг вспомнила лежавшего в гробу Итана. «Прекрати!» – одернула она себя. Впрочем, Вейгерт совершенно не походил на мертвеца. Он улыбался так широко, что все видели его старомодные золотые зубы, и выражение лица у него было точь-в-точь, как у мальчика на рождественском утреннике. Буквально через миг оно сделалось равнодушным, и компьютерные экраны засветились.
Та же комната. Вейгерт на экране нетерпеливо вскочил и бросился к двери. Пройдя через нее, он оказался не в том дворе, который Джулиан, Лоррейн и Айвэн меняли в своих галлюцинациях, а в комнате, которую Каро никогда не видела. Находившаяся там старомодная мебель выглядела настоящим антиквариатом. Одну стену занимали книжные стеллажи. Рядом с камином, в котором горел огонь, стояло кожаное кресло. На каминной полке картины и какие-то орнаменты, на приставном столике маргаритки в хрустальной вазе, на окнах тяжелые задернутые шторы. На одной стене портрет мужчины в напудренном парике, в полный рост. В корзине у камина спала коричневая с большими белыми пятнами собака.
Из кресла у камина поднялась стройная, как березка, несмотря на выдававшую возраст седину, женщина с приветливым лицом. Она заговорила, но реконструкция глубокого изображения не включала в себя звук. Вейгерт бросился к ней и заключил в объятия. Она поцеловала его, затем слегка отстранилась и с почти материнским выражением посмотрела ему в лицо. Каро не нужен был звук, чтобы как наяву услышать ее слова: «Джордж, что случилось?»
Они стояли и говорили на всем протяжении сеанса, и все это время Вейгерт крепко обнимал ее.
Когда экраны отключились, он сел. По его морщинистым щекам текли настоящие слезы.
– Теперь она где-то жива. Все еще жива. В той реальности. Реальности, которую я создал для нее.
Забыв о проводах, он попытался встать. Джулиан метнулся к кровати и освободил его. Вейгерт сразу же пошел к двери, а остальные четверо уставились друг на друга. Джулиан двинулся было за ним, но Каро остановила его:
– Дайте ему минутку побыть одному. – И Джулиан послушался.
– Вы обратили внимание, насколько четко проработаны детали? – спросила Барбара. – Пока я не увидела эту реконструкцию, то вовсе не замечала некоторую расплывчатость прежних изображений!
– Он знает эту комнату до мельчайших подробностей, – ответил Джулиан. – Когда мы программировали этот чип, Джордж до мельчайших тонкостей описал ту реальность, которую хочет получить. К тому же в той вселенной два обитателя. Чем больше наблюдателей, тем больше локализуется вероятностных волн и тем меньше данная реальность может отклоняться от консенсуса. Поэтому она и выглядит четче.
Каро все же вышла вслед за Вейгертом, чтобы проверить его физическое состояние после сеанса. Она совершенно верно поняла, что он хочет побыть в одиночестве, но вежливость не позволяет сказать об этом, и потому она быстро провела все необходимые нейропсихологические тесты и отправилась в свою комнату.