Действительно, тоненькое замечание. Не многие доживают. Хотя у нас в стране юбилеи любят и доживают. Как-то получилось.
У вас есть два альбома «ССОК». Первый вы записали на родине, в Кургане, а второй – это уже первый питерский, записанный вживую в клубе «Полигон»…
Да, первый мы записывали дома в компьютер. Почему-то назвали «ССОК». Переехав в Петербург, записали концертник. Песни там были частично с того самого первого «ССОКа», ну и назвали, соответственно, «ССОК живьем в “Полигоне”». Кстати, мне предлагали издать его на виниле, но я, честно, не знаю, надо ли это.
Потом вышел первый, можно сказать, настоящий альбом «Герой поколения бархат». Он нравится тебе самому сейчас? Я имею в виду звук, общая концепция, обложка, шрифт, которым на ней написано название группы, наконец.
Очень хороший вопрос. Помню, как мы подбирали этот самый шрифт. Он мне не очень нравится. Но тогда он максимально подошел. В то время не было в компьютере такого разнообразия шрифтов, как сейчас. А весь альбом – это такое… Детско-юношеское творчество. Я для себя вообще решил, что то, что я делал до 2009-го, – это то самое юношеское творчество. Как правы были критики, говорившие тогда, что мы детская группа!
Следующий альбом «Каждую секунду пространства» обозначил вас как мощную гитарную группу. Это если сравнивать с проэлектроненным донельзя «Героем поколения бархат»…
Интересное замечание, что из компьютерной музыки мы стали более гитарными. Хотя изначально я «Психею» всегда рассматривал как гитарную группу. Просто, возможно, этот альбом в плане записи гитар более удачный.
Почему третий альбом вы назвали просто «Психея»?
У многих групп есть альбомы, названные как сама группа. Обычно это первые. Мне в тот момент показалось, что именно эта пластинка полностью нас отражает. Возможно, это был какой-то мистический момент.
Следующий ваш альбом «ПесниТрущобНадеждыРазбитыхСердец» – двойник. Все-таки это один альбом или два? Две части ведь вышли с разницей в целых пять лет!
Я задумывал его, несомненно, как один. Просто так получилось, что он очень растянут во времени. Я имею в виду промежуток между первой и второй частями. Обычно, конечно, люди сначала записывают сразу двойной альбом, чтобы назвать его так, а мы, получается, сделали наоборот – сначала назвали его так, а потом уже в два этапа записали и выпустили. Вообще, я думал еще третью часть делать…
На новом альбоме «Видения» у вас стало заметно меньше ненормативной лексики. С чем это связано?
Мы никогда специально не матерились. Не было никогда задачи вставить крепкое словцо. На предыдущих работах мата тоже не так много. Да, есть рефрены, как, допустим, в песне «Wой Wаленький Wир», но оно там подходит. Мы же маргиналы, чего б нам не матюкнуться из своих подвалов? Если честно, я никогда специально не думал на эту тему.
Ты отдаешь себе отчет, что какой-то твой концерт будет последним?
Где-то я читал, что лучше пребывать в настоящем. Я не думаю о том, что будет. Когда выходишь на сцену, порой вспоминаешь всю свою жизнь. И выражение, что каждый концерт нужно играть как последний, – справедливо. Ты никогда не знаешь, какой будет последним.
И что было бы для тебя предпочтительнее – последний концерт и конец физического существования или последний концерт и еще лет двадцать обычной жизни?
Я не готов вписываться в такие замесы. Я бы хотел играть и играть, а потом чтобы вдруг выяснилось, что я уже умер и переродился, но продолжаю играть. Давай не будем об этом думать!
Торба-на-Круче
Летом 2001 года с широкой рекламной поддержкой и при большом стечении народа прошел первый фестиваль «Окна открой!», ставший своеобразным преемником прошедшего несколькими годами раньше на Петровском стадионе феста «Наполним небо добротой».
Основной «фишкой» «Окон» стало то, что наравне с маститыми звездами русского рока на сцену поднялись и совсем молодые, но, несомненно, яркие представители музыкального андеграунда.
Я на это мероприятие не ходил, однако наблюдал за ним по телевизору – в течение дня один из питерских каналов делал прямые включения с площадки фестиваля.
Андеграунд меня тогда особо не интересовал, больше хотелось посмотреть и послушать известные коллективы. В основном их и показывали, но в трансляцию кое-кто из молодых все-таки попал.
Сидя на диване, я увидел, как на сцену вышел не совсем трезвый журналист Андрей Бурлака, который, словно бы разрываясь от переполнявшего его восторга, объявил очередных участников:
– Это самое лучшее, что есть сейчас в Петербурге. Встречайте группу «Торба-на-Круче»!
Чего? Кого? Как, простите, называется коллектив? Я в недоумении прильнул к экрану.
«Торба-на-Круче» на этом празднике русского рока смотрелись крайне инопланетно. Слишком странные, слишком непонятные, слишком отчаянные. Вокалист Макс Иванов со смешной челкой пел свои депрессивные тексты, а музыканты плели чудные, нетипичные для моего воспитанного русским роком слуха аранжировки. Я тогда мало что знал о британской гитарной музыке, отчего то, что я услышал, показалось мне донельзя необычным.
Какие именно песни исполнили молодые люди из группы со странным названием, не помню: первое знакомство было ярким само по себе, и детали оказались уже не так важны!
«Торба-на-Круче» стартанули успешно и громко. Их клипы стали показывать по телику, а песни зазвучали на ведущих радиостанциях. Когда ко мне в школе, а потом в универе подходили однокашники и говорили, что услышали новую группу с непонятным названием «Торба-на-Круче», я загадочно улыбался, – да я их еще с 2001-го знаю!
На тот момент взлет популярности «Торбы-на-Круче» казался примером новой музыкальной сказки, а сама группа – вестником новой моды. Чуть позже страна безоговорочно приняла «Мультfильмов», «Сегодня ночью» и прочие коллективы с молодыми пробританенными мальчиками на вокале. За короткое время эти самые «мальчики» совершили новую революцию в отечественном роке. Никаких высоких смыслов, никаких патетических фраз и героических поз, как флаг – личные переживания и оголенные чувства: у кого-то с примесью цинизма, у кого-то – школьной романтики.
Предтечей этой революции можно назвать владивостокцев «Мумий Тролль», но они были хоть и яркой, но все-таки каплей в русском рок-н-ролльном море. А уже с начала нулевых из подобных им капель сформировались мощные волны, сметающие на своем пути забронзовевшие фигуры прошлого. Рок перестал казаться опасным – ну, посмотрите, дорогие родители, на этих симпатичных, опрятных молодых людей, поющих о дождях, телефонных разговорах и прочих романтических мелочах, разве вы все еще боитесь отпускать своих детей на их концерты?
Первый альбом «Торбы-на-Круче» «Непсих» активно ходил по рукам среди моих однокурсников – в те годы еще актуальны были двухкассетные магнитофоны и бесконечные переписки: альбом покупал кто-то один, а в итоге он был у всех его друзей. В эпоху стриминговых сервисов представить такое сложно, но в то время это было нормой. Особо продвинутые меломаны не только копировали записи, но и ксерили себе обложки кассет. Я не помню, переписывал ли я себе «Непсиха», но слышал точно. Особенно мне с него нравилась вольная интерпретация рэдиохэдовской The Bends – песня «Труба».
Вживую же «Торбу» я впервые увидел на пятилетии группы «Мультfильмы», осенью 2003 года в ДК Ленсовета. К тому моменту группа уже плотно заняла свое место в питерском музыкальном мире. Не последнюю роль сыграло в этом участие коллектива в трибьюте группе «Пикник», для которого они перепели песню «Иероглиф». «Иероглиф» был в жесткой ротации на радио и больше раскрутил именно «Торбу-на-Круче», а не сборник-посвящение творчеству легендарного коллектива.
На пятилетии «Мультfильмов» музыканты смотрелись уверенно и кайфово, однако чувствовалось в них что-то похожее на недоумение. Будто они сами еще до конца не поняли, что из себя представляют, – роль, по сути, разогрева «Торбе» уже никак не шла!
Открывая свою рубрику в «Техно Бизнес Маркете», я связался и с вокалистом «торбы» Максом Ивановым, попросил его написать пару напутственных слов о важности популяризации андеграундных групп. Макс дал свой комментарий, несомненно, порадовавший редактора журнала, который, хоть и не разбирался в отечественной рок-музыке, но знал, кто такие «Торба-на-Круче».
А весной 2005 года к нам в редакцию пришло письмо от группы. В нем они написали, что скоро у них будет концерт и неплохо было бы рассказать о грядущем событии на страницах нашего журнала.
Конечно же, мы договорились об интервью. Я написал, что приду с диктофоном и фотоаппаратом, но в фотографировании мне было отказано – фотки, мол, сами предоставят. Ну и ладно, подумал я, мне меньше заморачиваться с печатью и проявкой.
В назначенный день и час я стоял перед дверями ныне не существующего ДК Пятилеток, держа в руках распечатанную инструкцию, как попасть на репетиционную точку группы.
Поплутав по ДК, через пару минут я оказался у железной двери. Постучал. Мне открыл один из музыкантов.
– Я из журнала «Техно Бизнес Маркет».
Мне казалось важным как можно чаще говорить название издания. Нравилось, как оно звучало. Нравилось, что оно невероятно странное и какое-то по-хорошему неказистое.
– Привет, да, Макс говорил. Проходи. Он скоро подойдет.
Музыкант провел меня через репетиционное помещение на небольшую кухоньку со столом и шкафом, заставленным какими-то игрушками, портретами Иванова и прочими проявлениями любви поклонников.
Максим пришел минут через пять. Одет был в растянутый свитер, взлохмаченный, небритый, можно сказать, что помятый – на милого мальчика, чьи фото тиражировали подростковые журналы, был похож мало. На глянцевых обложках-то все красивые, а в жизни иной раз и не отличишь от обыкновенного усталого пассажира метро.
– Привет, пойдем лучше на лестницу, – Макс протянул мне руку, – тут ребята сейчас играть будут, шумно станет.