– Похоже, прибыли. Двигатель сдох, – сообщила Вероника под предсмертное «чах-чах-чах», издаваемое нашей машиной.
2
Мы заспешили наружу. До построек оставалось совсем немного, но путь загромождали серо-коричневые глыбы вперемешку с бытовым мусором, обломками нехитрой мебели, оконными рамами и кусками линолеума. Такое чувство, что это не скала упала на лагерь, а лагерь на скалу – мимоходом промелькнуло у меня в голове. Чуть не свернув себе ноги, мы, тем не менее, добрались до оставшегося невредимым сооружения, теперь уже ставшего нашей единственной надеждой. Странно, что Вероника еще не взорвалась по поводу идеи обследовать лагерь…
Дверь не была заперта, и мы вошли в традиционный совковый коридор, покрытый кремлевской ковровой дорожкой. Мутная будка охраны на входе оказалась открыта – я заглянул внутрь и отшатнулся. На стуле сидел мертвец, и, судя по всему, умер этот человек уже давно. Серая высохшая кожа, ввалившиеся глаза – все как на иллюстрациях статей о древних усыпальницах.
– Не нравится мне это… – я заспешил к доске на стене, указывающей расположение комнат в здании. – Вот главный командный пункт – второй этаж, пятый кабинет. Пошли!
По пути, на лестнице, мы заметили еще два таких же высохших трупа. Вероника задела один из них ногой, и кисть мертвой руки рассыпалась в прах. У меня неприятно засосало под ложечкой.
Двустворчатые двери в пятый кабинет оказались распахнуты настежь. В просторном зале, напоминающем центр управления атомной электростанцией – запомнил опять же по советским энциклопедиям, – мы насчитали уже пять трупов. Покойники развалились в небрежных позах вокруг большого стола для заседаний.
– Интересно, это появление Троцкого их так расквасило? – Вероника остановилась в задумчивости.
Неподалеку находился большой пульт управления с приличных размеров пузатым дисплеем. Я подошел ближе, пощелкал парой рычажков, после чего раздался треск, и техника ожила. На экране возникло усталое лицо мужчины лет пятидесяти, одетого в дешевый синий костюм и фиолетовую рубашку; на его шее был повязан засаленный зеленый галстук, вопиюще несоответствующий цвету остальной одежды. Человек монотонно произносил:
– По имеющейся информации, эксперимент межмирового бурения зашел в тупик и грозит обернуться коллапсом для всей страны. Партия отдает приказ всему персоналу немедленно покинуть лагерь. Используйте все средства для отхода с Кольского полуострова. В 6:00 по московскому времени по Сейдозеру будет нанесен удар восемью водородными бомбами класса «Кузька» суммарной мощностью 400 мегатонн. Зона абсолютного поражения и оплавления породы составит 980 километров. Повторяю, в 6:00…
– Вот теперь нам точно конец, ребята, – Вероника согнулась, но ее не вырвало. – Удар будет через десять… нет, уже через девять минут.
– Может, как-то включить обратную связь, попытаться сказать им… – я забегал глазами по панели.
– Э, нет, братец – они все видели. Удар запланирован из-за раскола пирамиды – опасаются прямого вторжения свинок. Впрочем, шанс у нас есть, – Сергей опять выглядел бодрее других. – Идем к обрыву.
– Что ты задумал?
– Ну, вариант два. Или посидеть на краю и посмотреть на ядерный взрыв, или спрыгнуть.
– Спрыгнуть? Ты спятил? – Вероника немного отошла и, казалось, была готова накинуться на Шаповалова с кулаками.
– Совсем нет. В первом случае все понятно – распад на атомы. Во втором – есть шанс. Мы не знаем, как организован этот мост, стык между мирами. Вполне возможно, – тут Сергей снова рассмеялся, – что мы окажемся снова в нашем времени, вот так. Но, скорее всего, просто попадем в мир свинок – в целости и сохранности.
– Откуда такая уверенность?
– Эксперименты со сферой помнишь? И то, что вам Кантимиров рассказывал, ну, когда он ушел выкладки делать, на тему наблюдателя за наблюдателем?
– Не томи, а?
– Хорошо. Суть в том, что сейчас нам предстоит на себе проверить правильность его выводов.
– Но мы не знаем, к какому результату он пришел в своих расчетах!
– Догадываемся, скажем так. После рассказа Троцкого все встает на свои места. Смотри – мы состоим из кубитов, а для того, чтобы вывести нас из суперпозиции, кто-то должен был начать за нами наблюдать. Цепочка такая, акт творения – кто-то присмотрел за людьми и проявил нас, мы присмотрели за миром и проявили его. Эксперимент со сферой это наглядно доказал, но куда же делся человек внутри нее? Все очень просто – он попал в мир свинок. Сфера переносит людей к тем, кто проявил нас – к неандертальцам или атлантам, назови как хочешь. К тем, кто создал кроманьонцев. А поскольку тоннель между мирами лежит в микрообласти и каждый из нас должен сжаться до размеров кубита при его прохождении, шансы на успех резко возрастают. Осталось лишь одно допущение – только бы эта пропасть работала как сфера, тогда все будет хорошо. Идем в Гиперборею?
3
– Так ты думаешь, что сфера… – начал я по пути к расщелине.
– Не думаю – уверен! Да-да, сейчас уже не то время, чтобы проводить большие чистки и многомиллионные репрессии. А свинки-то у них все прибывают и прибывают. Выход? Создать машину для обратной телепортации – сначала в опытном экземпляре, потом отладить и поставить на поток. И – вуаля! Ауру они проверять, как ты сказал, умеют – далее строим всех со свинским полем в очередь и засылаем обратно к себе. Живите там на здоровье со своим Троцким.
– Троцкого уже нет… Вероника, а ты что думаешь?
– Думаю, что все гораздо хуже. Помнишь ядерные заряды в Центре? Зачем кого-то куда-то телепортировать – взял, заслал бомбы в мир свинок и стер его с карты Вселенной. Логика Отца Народов чистой воды. Но если…
– Если это не так, то – конец, ты это хотела сказать?
– Да, – Вероника отвела глаза, – а мне бы хотелось еще побыть с тобой, Майкл. Долгие годы.
– У меня предложение – давайте постоим у обрыва. Возможно, что-то у них пойдет не так, возможно, бомбардировку отменят. Поражение от ядерного взрыва, кстати, не происходит моментально. Заметим вспышку – тогда и спрыгнем, что думаешь?
– Хорошо.
Странно, но тогда, по пути к сфере, я испытывал жуткий, первобытный ужас. Сейчас все обстояло иначе – страх чувствовался, сильный страх, но одновременно проснулась какая-то уверенность, твердость что ли… Мы медленно дошли до изломанного края и заглянули в бездну. Черный кисель плескался в глубине. Начинался он как хлопья черного тумана, а затем превращался в нечто монолитное, непрозрачное. Почти сразу в воздухе послышался тихий гул – я поднял глаза в небо и понял, что постоять у пропасти не придется. Над нами клином шла восьмерка турбовинтовых бомбардировщиков Ту-95В. Через несколько секунд от первого самолета в группе отделился трехсекционный парашют и медленно пошел вниз. Затем точно такая же штука упала и со второго…
– Пора, – Вероника выглядела предельно сосредоточенно. – Раз есть парашюты, бомбы, наверное, настроены на атмосферный взрыв, а это значит, что нас может спалить моментально, одним только световым излучением. Не будем рисковать…
– Куда уж там, – Сергей вздохнул и вдруг твердо взял меня за руку. Одновременно с этим другая кисть оказалась сжатой Вероникой.
– На счет три, – скомандовала она.
– И раз, – Шаповалов вдруг резко шагнул вперед и сдернул меня со скалы. Не выпуская руку Вероники, я полетел за ним и только сейчас осознал, что именно произошло. Говорят, что первое чувство, которое приходит во время прыжка с огромной высоты, – свобода. Это, наверное, если у тебя за спиной имеется парашют, но и в такой ситуации многие успевают наложить в штаны. И когда я почти смирился с фактом, что живот перестанет меня слушаться, – странно, но в голове крутились лишь мысли о постыдности такого конфуза, случись он сейчас, – обратила на себя внимание совсем другая вещь. Скорость нашего падения резко замедлилась. Мы почти зависли в каком-то серо-синем облаке – падение перестало ощущаться, а порой и вовсе казалось, что мы летим уже вверх.
Тут я, наконец, взглянул на своих спутников. Руки у нас давно расцепились, мы парили хоть и рядом, но почти не касаясь друг друга. Где-то высоко наверху что-то лязгнуло, затем моргнуло вспышкой, но сильной туман, похоже, скрывал все и вся. И тут я заметил – слева от меня находилась уже не Вероника, а слабо светящееся яйцо, кокон, оплетенный бледно-синими переливающимися соцветиями. В него, как на рисунках Леонардо да Винчи, была вписана женская фигура. На уровне щиколоток по яйцу пробегали волны какого-то более плотного поля, а от самых ступней вверх по центру поднимался светящийся стержень. Он был невысоким и заканчивался уже на середине лодыжек. Изумленный, я решил посмотреть, как теперь выглядит Сергей – справа от меня тоже летело световое яйцо. Только… Что-то в нем явно не так – сколько я не присматривался, оно казалось непрозрачным, я не мог разглядеть внутри фигуру человека. Наверху снова жахнуло, последовала серия вспышек, раздался слабый треск – и внутри этого кокона я увидел остроконечную пирамиду. В ее основании угадывалось длинное тельце свиньи. Лишь тогда я многое понял, но сказать ничего не успел – туман начал рассеиваться, мы резко набрали скорость, а затем все закружилось.
4
Мы упали на некое подобие сена, ушли в него с головой и долго потом выбирались, вытряхивая из волос и ушей острые неприятные опилки. Вокруг все было затянуто серо-синей дымкой – что это за место, оставалось загадкой. Когда адреналин чуть спал, я кинулся к Сергею.
– Так ты…
– Да. Я все знал с самого начала. Но если ты хочешь ответов, придется довериться мне еще разок. Как видишь, никто не погиб, – он снова хохотнул. – Идемте, здесь совсем рядом.
Вероника встала и сразу же села. Я недоуменно взглянул на нее, затем отвел взор, и тут у меня самого отвалилась челюсть. Сергей медленно шел вперед, но с каждым шагом от него, словно хлопья, отлетали кусочки одежды и плоти. Ветер уносил их дальше в туман, а мой друг (бывший?) становился все меньше, укорачиваясь на глазах, а через несколько десятков шагов Шаповалов опустился на четвереньки, и его голова вытянулась…