старики ездить туда? У Гермогеныча надо будет не забыть узнать его адрес, дома у него, должно быть, столько чудных вещиц, разве он всё на базар приносит…
Пришлый через головы, над шахматами, наклоняется к старику, а тот выставляет перед собой руку с только что взятым ферзём. Чужой человек подёргивает ногами: холодно!
Кошка трётся о его брюки кремового цвета, он топает на неё: «Пшшш! Пшшш!» Ему только дождаться конца игры, и Гермогеныч выложит перед ним свой товар, и есть ли у него сегодня то, что пришлому нужно, или нет, а тот в любом случае скоро окажется у себя в машине, согреется.
Но вот проигравший выбирается из толпы зрителей – и чужак торопливо протискивается на его место и расставляет фигуры, думает: «Я только один раз, один раз». И в нескольких головах сразу мелькает: «Такой – он возьмёт да и выиграет у старика!» Но после двух первых ходов от этой мысли делается смешно. Полкан смотрит на доску и тихо рычит, почти выговаривает:
– Дуррак! Дуррак!
Мурка забирается под его кресло и оттуда мяучит простуженно, хрипло. Полкану слышится:
– А ты подскажи ему нужный ход, подскажи!
Полкан огрызается, урчит по-собачьи. А кошке слышится:
– Я же поглядеть только, я, что ли, не понимаю?
Мурка шипит на него, ехидничает:
– Уже все чуют, что ты понимаешь! На уровне их гроссмейстера!
Кто-то из людей, зрителей, топает перед креслом ногой:
– Пшла!
В самом деле, голос у неё тягучий, противный. Кто-то велит Полкану:
– Собачка, а ну разберись с ней!
Полкан понимает, что досмотреть игру ему не удастся. Мурка выскакивает из-под кресла и шмыгает под соседний ряд. Полкан прыгает в снег и с лаем бежит туда, куда она скрылась. И топнувший на кошку ногой смеётся:
– Взять её, Полкан, взять!
Все видят, как Полкан гонит Мурку через базар, как она прыгает по чьим-то старым кофтам, разложенным на клеёнках, и следом, по пятам за ней, скачет Полкан, закидывая разложенную одежду снегом. Торговки только вскрикивать успевают:
– Э! Э!
Наконец перед Муркой дыра в заборе – пара досок выломана. Кошка оглядывается на Полкана, приближающегося к ней, прикидывает: «Пролезет сюда? Вроде должен», – и шмыгает в дыру. Полкан пролезает, оставляя на досках клочки шерсти. За рынком почти вплотную к забору стоят гаражи. Кому из людей придёт в голову забраться сюда? Из-за забора до ближних торговок доносится глухое рычание – и не поймёшь, собачье, кошачье ли.
– Сцепились, – говорит одна.
И вторая, притопывая возле разложенного на снегу одеяла, кивает:
– Ну всё, пропала кошка.
– Да нет, отбивается ещё, – хмыкает первая. – Слышь, оба голоса подают?
– Мы же не зря такие! – втолковывает Мурка за забором Полкану. – Нам с тобой – только глядеть на них, только наблюдать, не вмешиваться!
Полкан оправдывается:
– Я что, не понимаю? Да как сдержишься, если он как слепой – не замечает, что у него делается перед носом? Жалко, что ты не видела, как он зевнул слона и потом сразу ладью! И главное, я не могу тебе при них ничего рассказать! Они каждый раз должны думать, что я тебя съесть хочу!
Мурка вздыхает:
– Но это же твоя стажировка! Ты должен учиться работать самостоятельно. Представь, если бы мы были две кошки или две собаки? Ты бы так и ходил всё время с инструктором…
Полкан говорит с сожалением:
– Ну почему обязательно – кошки, собаки? Ведь мы могли бы быть как они!
Мурка отвечает в недоумении:
– Зачем нам здесь быть как они? Ну выиграл бы ты у всех, даже у Гермогеныча, и стал бы чемпионом базара. Многие захотели бы перекинуться с тобой словечком. И сразу пошли бы вопросы: «А откуда ты, парень, взялся такой, кем ты раньше был, пока не попал сюда к нам?»
Полкан головой мотает:
– А почему снова – этот самый базар? Они же пытаются и космос осваивать! У них есть своя наука, свои секретные лаборатории.
Мурка усмехается:
– Куда нам с тобой! В секретные лаборатории не только кошкам с собаками хода нет, но даже этим, которые летают…
– Снежинкам? – спрашивает Полкан.
Она кивает:
– Снежинкам тоже!
Полкан говорит:
– А если мы были бы такими же, как они? В секретной лаборатории никто бы не стал спрашивать, отчего я умный!
Мурка втянула когти и погладила его лапой по мохнатой морде:
– А ты не понимаешь, что на базаре ещё интереснее, чем в лаборатории? Ты можешь глядеть, как они топчутся в одном шаге от величайшего открытия и сами не знают о том.
– От какого открытия? – удивился Полкан.
– От путешествий во времени! – воскликнула Мурка. – И если они сделают этот шаг, они станут такими же, как мы!
– А они… сделают его? – запинаясь спросил Полкан.
Мурка мурлыкнула снисходительно.
– Если бы они знали, в какую сторону им шагать!
И вдруг учительским тоном спросила:
– А ну, перечисли мне, что нужно для путешествий во времени?
– Вещи нужны, – отозвался Полкан. – Думаешь, я такой простой темы не помню? Надо взять предметы из прошлого и из будущего, сложить их так, чтобы они касались друг друга…
– И если, например, ты хочешь в прошлое? – уточнила Мурка.
Полкан бойко пролаял:
– То надо взять одну вещь из будущего и две из прошлого. Или три, если хочешь далеко в прошлое!
– А если – в будущее? – продолжала экзаменовать его Мурка. Он отвечал радостно оттого, что помнит школьную тему:
– Две вещи из будущего, одну из прошлого! Или три вещи, если ты собрался по времени далеко!
– И вот погляди, сколько здесь предметов из прошлого, – сказала Мурка. – Таких, которые давно исчезли бы, но они продолжают жить, потому что кто-то надеется, что эти вещи ещё послужат ему. Ты видел бабушку с серебряной шапочкой? Когда-то над здешней большой рекой ходили девушки в таких шапочках, позвякивая монетками. Так принято было в их народе. Мы же учили: здесь жили разные люди, и языки, и наряды у них были разные…
Тут она замурлыкала:
– Представь, как красиво было, когда они все одевались к празднику! Хотела бы я примерить такую шапочку!
Полкан фыркает:
– Да ты целиком в ней уместишься, если свернёшься!
Она обижается.
– Ну, не сейчас, когда-нибудь я бы хотела примерить такую. Представь, ты идёшь и звенишь монетками! Вот как сейчас они у неё звенят на морозе. Она приманивает покупателей этим звоном, а кто знает, может, ей чудится, что она молода, и родители живы, и красное сатиновое платье, бабкино, ещё велико – к свадьбе, может быть, впору станет. Живы, живы для неё и платье, и шапочка! Запросто они послужили бы для путешествий во времени!
– Зачем же она продаёт их? – изумился Полкан.
Мурка вздохнула:
– Здешние не научились ещё жить так, чтобы каждый был сыт и обогрет.
– Значит, им надо поскорей в будущее! – сказал Полкан. – Как здорово, если бы мы смогли им помочь!
Он представил себе огромную базарную площадь, накрытую светящимся куполом – точь-в-точь таким, как дома. Под куполом круглый год люди ходили в невесомой тонкой одежде. Только одна старушка была в серебряной шапочке и в красном сатиновом платье. Ей не было никакой нужды его продавать. И всюду стояли шахматы – играй с кем хочешь, хоть ты человек, хоть собака!
– А вот этого слова никогда больше не говори – «помочь»! – осадила его Мурка. – Ты же знаешь, что самая большая провинность наблюдателя – вмешиваться в их жизнь! За это полагается такое, что мне даже страшно сказать вслух…
– Я знаю вообще-то, – пробормотал Полкан.
– И наша с тобой задача – чтоб они ни в какое будущее не попали, – торопливо сказала Мурка. – И в прошлое тоже. Разве что в мыслях пусть путешествуют или во сне. А если кто-то и в самом деле проснётся позавчера или, например, через пяток лет, то сразу будет понятно: виноват!
– Кто? – глупо спросил Полкан, и Мурка лапой толкнула его в нос.
– На всём базаре только две вещи из будущего. Это наши с тобой ошейники.
И она подмигнула ему.
– Мы с тобой не такие уж и бесхозные! По легенде, добрый человек надел на тебя ошейник, чтобы ты выглядел как домашний и тебя не поймали эти, которые собак ловят. А мне добрая бабуля-кошатница купила ошейник от блох. И правильно сделала, скажу я тебе, блохи – препротивные существа.
С другой стороны забора к ним стали стучать. Послышались голоса:
– Э-э, вот уж никак не угомонятся! Всё скулят!
Кто-то принялся расшатывать в заборе ещё одну доску. Так, чтобы и человек смог пролезть. Мурка с Полканом шмыгнули в проход между гаражами, и Мурка спросила:
– А где ты сегодня выть будешь?
И заботливо сказала:
– На улицах больше не вой! А то опять водой обольют из окна. А мороз прибывает, замёрзнешь.
Ночью Полкан садится на середине базарной площади, поднимает голову к небу, и несколько псов тут же присоединяются к нему. Им невдомёк, что только один голос в их общем хоре поднимается к самой Луне и ещё выше идёт – хотя у Полкана совсем тихий вой, тонкий, невыразительный.
– Здесь играют в игру, похожую на нашу фрр-фрр-семь-там-там-сто-четыре! – сообщает Полкан в небо. – Но мало кто умеет играть как следует! Я знаю только одного старика Гермогеныча…
– Ты говорил это в прошлый сеанс, – напоминает ему диспетчер. – И в позапрошлый. Знаешь, скольких наблюдателей я должен опросить ещё? Не повторяйся. Скажи мне, чтó ты узнал нового.
– Я узнал, что здесь далеко не каждый ещё обогрет и сыт! – докладывает Полкан.
Диспетчер отвечает ему:
– Это не ново! Что можешь сказать ещё?
– Покупатель приходил к моему старику Гермогенычу! – отвечает Полкан. – Он был в тонких ботинках, и всё остальное на нём тоже не по погоде. Но он тоже не новый! Я его и раньше видел.
– А я спрашиваю у тебя, что нового! – напоминает диспетчер.
Полкану очень хочется сообщить что-то новое. Ему жаль просто так прервать разговор.
– У них нет плавников на этой планете! – кричит он. – Ни у кого! Я не видел ни одного с плавниками!
– Есть у них и те, кто с плавниками, – возражает диспетчер. – За ними сейчас наблюдает стажёр Пры-У–6, твой одноклассник! У тех, кстати, ни у кого нет ног.